Последнее пристанище камергера

Старособорная площадь с видом на дом Родюкова, в котором умер Н.П. Резанов

Воскресенский собор с видом на могилу с памятником Н.П. Резанову

Красноярск. На переднем плане место захоронения Н.П. Резанова

Памятник Н.П. Резанову

Ева Иверсен на встрече в Красноярском музее

Л.А. Сысоева (Красноярск)

Так уж сложилось географически и исторически, что Красно­ярск, расположенный в центре пересечения транспортных путей между востоком и западом, неоднократно оказывался то желанным, то невольным пристанищем всех проезжающих путешественников. И никого не оставлял равнодушным: одни им восхищались, другие отзывались о нем с легкой иронией, которая в большей мере ка­салась горожан, но сам же город, удачно вписанный в природный ландшафт, вызывал неподдельный восторг.

Более 200 лет назад в провинциальном Красноярске произошло событие, которое, в свою очередь, взбудоражило всех его жителей: по дороге в Петербург камергер Его Высочества Николай Петрович Резанов, прибыв больным 26 февраля, 1 марта скончался.

До сих пор существует несколько версий по поводу кончины Николая Петровича.

Официальная запись в метрической книге соборной Воскресен­ской церкви в графе «умершие» гласит: «Генерал-майор и кавалер Николай Петрович Резанов (40 лет) от развившейся горячки. Испо­ведан и приобщен. Погребен при соборной церкви. Соборне» [1].

Доктор Лангсдорф в своих воспоминаниях указывает на дом, в котором жил городской советник Келлер, уроженец  г. Франкфурта, его земляк. По его версии, со слов его земляка Келлера, это печальное событие выглядело следующим образом: «В середине последнего дня зимы, на дороге, ведущей из Иркутска, возникла большая суматоха. Громкий лай собак, множество зевак, увертывающихся от лошадиных копыт. Отряд из нескольких десятков казаков и двадцати или трид­цати лошадей, несущихся галопом с головокружительной скоростью, сопровождающие главного врача Иркутска, который (т. е. врач), блед­ный, объяснил, что человек без сознания, и которого спустил один из казаков, был оберкамергер Резанов, получивший травму при падении с лошади. Келлер сразу крикнул своим слугам, чтобы разожгли огонь в большой, покрытой белым кафелем печи в гостевой комнате и при­готовили большую постель. Камергер выглядел как привидение, когда они подняли его и внесли в дом. Его слуга плакал и ломал себе руки до тех пор, пока красноярский врач торопливо не позвал иркутского врача, чтобы проконсультироваться с ним, приказав всем выйти из комнаты. Казаки были изнурены, так сильно они торопились. Они сказали Келлеру, что Резанов, по-видимому, внезапно ослабел и без предупреждения упал с лошади; они полагали, что его мимоходом уда­рило по голове копыто. Через несколько минут, врачи вышли из ком­наты Резанова мрачные. „Нет, — сказали они резко, — о всяческих попытках передвигать его не может быть и речи. У человека тяжелое сотрясение мозга и он должен лежать в абсолютном покое”.

В течение нескольких дней Резанов лежал здесь, обычно без со­знания, но иногда пробуждаясь ненадолго, невнятно бормоча слова на языке, который, как сказал слуга, был испанским. Доктора каж­дый день выглядели все мрачнее. Однажды их пациент попытался встать с постели, бессвязно говоря по-русски, что он должен вер­нуться в Петербург и немедленно. После этого он быстро ослабел.

Однажды утром он тихо открыл глаза. Находившиеся побли­зости его люди увидели, что он довольно ясно все осознал, но был слишком слаб, чтобы говорить. Его глаза устремились в окно и пристально посмотрели на красноглинистые берега на другой сто­роне реки Енисей. Эта красная порода дала название Красноярску („красный город”). Небо было голубое в этот день, и солнце привет­ливо сияло над небольшими куполами церкви и золотило волны реки. Цвет счастья в России красный. Резанов снова закрыл глаза. Доктор заговорил с ним, но было слишком поздно» [2].

В «Иркутской летописи» П.И. Пежемского и В.А. Кротова со­ответствующие записи гласят: «13 ч(исла) Выехал из Иркутска в Петербург камергер Николай Петрович Резанов, и от чахотки 1 ч(исла) марта скончался в Красноярске...» [3]. «13 февраля выехал из Иркутска в С.-Петербург камергер Н.П. Резанов, чувствовавший боль простудную, обратившуюся в чахотку, 26 февраля прибыл в Красноярск, сильно заболев, и 1 марта скончался» [4].

В фондах краеведческого музея сохранились воспоминания о го­роде почти за целое столетие (1800-1898) мещанина г. Красноярска Ивана Федоровича Парфентьева, человека по тому времени весьма образованного и нравственно порядочного (он долгие годы исполнял службу в городском суде и был частным поверенным в делах круп­ных купцов Сибири). Парфентьеву, с большой вероятностью, были известны многие версии, связанные с кончиной Резанова. Но он за­писал одну, считая ее наиболее правдивой. «О покойном же Рязанове сохранилось следующее предание, что он помер в доме Родюкова и теперь находящемся на том же месте. Земле не был предан в течение двух недель, потому что живописцы снимали с него портреты для отправки в Петербург, но тело усопшего в продолжение этих двух не­дель, никакому разложению не предавалось — лежал, как живой; и что в конце (18)20-х годов, богобоязненная старушка просвирня Анна Васильевна Рачковская, жившая в соборном флигеле, неоднократно видела и рассказывала о горевшей на верху памятника свече, что по свидетельству старожилов и доказывало о благочестивой жизни усоп­шего. На этот памятник от американской компании, я, слыхивал, ассигновано было в начале (18)30-х годов 100 тыс. руб. ассигнация­ми, в память незабываемых заслуг адмирала, оказанных Отечеству и, что деньги сии поступили в распоряжение председателя губернского правления Ивана Ивановича Галкина; стоит ли этой ценности памят­ник, я судить не могу, представляя это потомству...» [5].

Еще по одной из сохранившихся версий, Николай Петрович ос­танавливался в доме своих давних знакомых (даже дальних родс­твенников!) Ларионовых. Бывший иркутский купец, Петр Федоро­вич Ларионов к этому времени перебрался в Красноярск и имел свой дом. По записи в «Обывательской книге по г. Красноярску 1807 года» имеется запись: «Петр Федорович сын Ларионов 47 лет, жена его Екатерина Михайловна 36 лет, дочь отставного дворянина Елисеева (Михаила)... в городе имеет дом покупной умершего каза­чьего атамана жены его вдовы Веры Осиповны дочери Томшиной (?) по Качинской улице в первой куртине под № 20» [6].

Рассматривая описанные версии, следует отметить несколько важных моментов.

Во-первых, каждая из них имеет погрешности. Так, в записи Воскресенского собора допущена ошибка в возрасте умершего «40 лет», Резанову в это время было полных 42 года, так как он родился в 1764 г. Да и дата записи, 14 марта, вызывает ряд вопросов. Умер Николай Петрович «1 марта погребен 13», такова запись на установ­ленном памятнике в 1831 г. Если взять за основу «Воспоминания» И.Ф. Парфентьева, в которых он указывает, что две недели тело не предавалось земле «для снятия портрета» и в ожидании распоряже­ний высшего начальства, то с небольшими погрешностями (13-14) с датой захоронения можно согласиться.

Более разноречивы версии о месте пребывания больного Резано­ва и причине его смерти.

В «Летописях» Пежемского, Кротова присутствует диагноз «чахотка», который частично подтверждает официальная запись в метрической книге собора, так как заболевание «горячка», сопро­вождающееся высокой температурой, могло относиться и «чахотке» — старому названию туберкулеза. Возможно, оно было основным, ибо многие из современников, в том числе и указанные выше авто­ры «Летописей», отмечали «изможденный не здоровый цвет лица» камергера на обеде, данном им для представителей иркутского об­щества. Падение с лошади, если оно все-таки было, только ускорило дополнительными травмами его кончину.

Судя по воспоминаниям Келлера, переданным Лангсдорфу, и без того болезненное состояние Резанова было усугублено падением с лошади, что и явилось, по их мнению, «главной» причиной смер­ти. Эта позиция Лангсдорфа тоже понятна: его многие обвиняли в том, что он оставил больного Резанова без квалифицированной медицинской помощи, отказавшись от совместного возвращения в Петербург из-за желания «...вести научные исследования на Кам­чатке» [7] и боязни проезда по Сибири в зимнее время.

Относительно воспоминаний Келлера о том, что Резанов из окна видел «...красноглинистые берега на другой стороне реки Енисей», то данное замечание явно относится к реке Кача, левому притоку Енисея. Именно по его «красному» обрывистому берегу, по одной из версий, был назван город «Красным яром», или Красноярском. Правый берег Енисея гористый, густо покрыт преимущественно хвойным лесом, а потому это замечание не может соответствовать истине. Если принять во внимание (что, вероятно, так и было!) на­хождение больного Резанова в доме Родюкова, то больной Николай Петрович мог видеть красный яр крутого берега Качи и колокольню Благовещенского собора или гористый, покрытый лесом правый бе­рег Енисея да купола Воскресенского собора на Старобазарной пло­щади, куда парадным фасадом выходил указанный дом.

Что же касается версии о пребывании в доме семьи Ларионо­вых, то она звучит пока не убедительно.

Прежде несколько моментов о связи Н.П. Резанова с семейс­твом Ларионовых. Исследования эпистолярного наследства семьи Ларионовых, находящегося в фондах Красноярского архива, свиде­тельствуют об их довольно тесной связи как с деятельностью Григо­рия Шелихова, Русско-Американской компании, так и с Николаем Петровичем Резановым.

Общеизвестен факт усиления междоусобиц различных промыс­ловых компаний в северо-восточном промысле. Тобольские, енисей­ские и красноярские купцы, имеющие богатейший опыт освоения и ведения торговых промысловых операций, в этот период оказа­лись не у дел. Можно выделить две основные причины, которые явились непреодолимым препятствием для них в этом мероприя­тии. Это — Вторая Камчатская экспедиция Беринга, которая пот­ребовала огромных как финансовых, так и людских резервов для ее реализации, и вторая, наиболее важная — пожары. В 1788 г. — сильнейший (большой!) пожар в Тобольске, тогдашней столице Сибири, кстати, в нем сгорел собранный Берингом по Сибири архив; чуть раньше, в 1773 г. сгорел дотла и без того не очень мощный, в смысле «купечества», Красноярск, осталось 42 жителя; в 1781 г. на две трети сгорает Енисейск. В эти годы набирает силу и становится центром Восточной Сибири г. Иркутск. Вероятно, разорившиеся в результате пожаров енисейские, красноярские купцы едут на жительство в Иркутск, чтобы хоть как-то поправить свои дела, кроме того, многие из них были родственно связаны с представителями купеческих родов Иркутска. (Тема, которая требует дополнитель­ного исследования!) Иркутское купечество совместно с западными компаниями России успешно ведет промысел на северо-востоке.

Среди них известная компания иркутских купцов во главе с Мыльниковым.

Сначала иркутский, а затем красноярский купец Петр Федо­рович Ларионов с братьями в конце 1780-х гг. был сотрудником компании Н.П. Мыльникова. Но уже в 1795 г. Петр Федорович Ла­рионов (1760-21.03.1828) — числился в Красноярске в 3-й гильдии купцов с капиталом 2 010 руб.; дела его шли не всегда хорошо, т. к. были напрямую связаны с выгодным вначале американским промыслом, однако Петру Федоровичу то удача сопутствовала, то нет. Да и «порядочность» торговых сделок не могла пройти бесслед­но, и явно была одной из причин отъезда Ларионова из Иркутска.

Исследования Н.Н. Болховитинова доказывают, что между ком­паниями Мыльникова и Шелихова существовало некое сотрудничес­тво, которое позднее, в 1797 г., привело к слиянию компаний. Так, 3 мая 1789 г. Тихон Андроников, надворный советник Иркутской казенной палаты, пишет Ларионову следующее: «...Покорно прошу подошедшие ко мне от иркутского мещанина Алексея Ивановича сына Толяна, а ему от тульского оружейника Ивана Федорова сына Левыкина по расписке получать в Охотске от рыльского купца Ва­силия Шелихова оставленных у него для продажи от Левыкина 255 рубах, дабы торговой ценою по рубль пятнадцать копеек за каждую рубаху; буде же те рубахи проданы и ля несколько изъятане как в расписке написано, то по выше писанной цене, деньги и доставить ко мне...» [8], и здесь же приписка: «...прошу приложить свое ста­рание и по ознакомлении добыть сведения, за что я с благодарнос­тью моею за все труды ваши заплачу приложением письма и денег охотскому коменданту Василию Шелихову...» [9]. Еще один факт. В письме генерал-губернатору И.А. Пилю от 30 августа 1789 г. Ше-лихов сообщает о своих «государственных» намерениях при отправлении на Камчатку судна «Три Святителя» со всевозможными при­пасами. Одним из поставщиков этих припасов являлся и наш Петр Федорович, чем вызывает неудовольствие у своего тестя Евсеева. Последний, в письме к дочери, жене Ларионова, сетовал: «...а что же Петр Федорович первое намерение имел до Якутска в ярмарку свездити, ёную осень в дом прибыть... да я на зиму к нам обещался позвать, а ныне уже удалился в далечахшую страну, в Охотск, да не вздумает ли до Камчатки... Да еще, рассуждаю я, что ище его разъ­езды за чужим товаром не очень-то полезны...» [10].

Сохранился также перечень товаров на восьми листах, вывози­мых Ларионовым 5 мая 1789 г. В перечне товаров значатся: шел­ковые ткани, бязь, атлас, бахрома китайские, серьги, подвески, дюжина ножей, ложек кленовых, штанов «...сукна голландского, камзол такова сукна... шинель сукна шпанского» и т. п.; всего: на сумму 7860 рублей 88 копеек» [11]. Кроме товаров пайщиков Петр Федорович вез свои собственные товары на сумму 326 руб. 37 коп.

Сложные торговые отношения с Китаем не остаются без внимания авторов писем. В них постоянно проходит информация о ценах на то­вары в Кяхте, о ходе торговли и проблемах, при этом возникающих.

Общеизвестно, что своих необходимых денег для ведения подоб­ных вояжей не было. Шелихов для этой цели приобретал векселя. Несмотря на высокий процент выплаты по векселям, доход от про­мысловых экспедиций был высок. Векселя ему предоставляли не только купцы, но и чиновники. Учитывая добропорядочность и надежное партнерство Ларионова, ему довольно часто доверяли быть посредником в подобных операциях. «Прошлого 1789 года июля 4 дня, — пишет Петру Федоровичу жена надворного советника Ир­кутской гражданской палаты Акулина Семеновна Андроникова, — послала я к вам в Охотск через почту при засвидетельствованном письме на разных лиц с реестром людей векселя, письма и контрак­ты, находящихся в морском вояже на судах купцов: тульского Ива­на Орехова с товарищи, иркутского Киселёва и рыльского Григория Шелихова; но как вы иркутскому мещанину Сергею Добринскому пишите, что вам нет времени по тем векселям, письмам и контрак­там взыскания делать, то и покорнейше вас прошу оные верящее письмо, векселя, письма и контракты отослать в Талея (Тальцы?) к зятю моему штатной команды прапорщику Ивану Норину...» (пись­мо от 8 мая 1790 г.)

В обмен на векселя в 1790 г. Шелихов продает Мыльниковым и Мичуриным пушнину на 23 500 руб. В 1793 г. Г.И. Шелихов и И.Л. Голиков разделили свой капитал (как известно, не в поль­зу Голикова) [12]. Свидетелем этого «шельмования» был крупный кредитор Шелихова Мыльников, который, в свою очередь, тоже не всегда поступал по чести. «...Еще вижу я и не мало сожалею, что вам произошло от Мыльникова, — пишет зятю Елисеев. — ...Однако не тужи, бог всемощен мертвых и живых милует и наказует... Права старая пословица «Чужим животом торговать, одно только время препровождать» [13].

Но не только Петр Федорович участвует в деятельности ком­пании Шелихова. Еще два брата Ларионовых, а позднее и их дети, племянники Петра Федоровича, активно работают на промыслах. Братья Емельян Григорьевич и Степан Федорович принимают реше­ние жить постоянно один на Уналашке, другой недалеко от Ситки в Ятукае. Об этом сообщает Елисеев в письмах дочери: «...братец его Степан понемел себе жену Парасковью Васильевну и немного живши оставил странствовати равно заведши их на чужую страну и оставить на долгое время» [14] (от 21 июня 1792 г.) или «...Мы первую весть услышали, что зимующий у Емельяна Григорьеви­ча прикащик Иван, а ныне сентября 8 числа через здешний город (Красноярск. — Л. С.) проехал в Москву, об оном сказали поутру; а после обеда оного же дня по почте от Емельяна Григорьевича мы получили письмо...» [15]. Мать Ларионова с горечью сообщает сыну Петру о брате Степане, «...которой сюда не вышел, да, говорят, что едва ли выйдет, потому что завелся там домом и детьми...» [16].

Руководство Емельяном Григорьевичем Уналашкинским отде­лением было омрачено конфликтом с экипажем судна иркутских купцов Киселевых «Св. Зосима и Савватий» (мореход А. Сапожни­ков) под началом приказчика Кожина Василия. Последние возму­щали его своим «...распутством и глупыми приказами» [17].

Так что к моменту появления Николая Петровича Резанова в доме Шелиховых семья Ларионовых была тесно связана с послед­ним общим промыслом на островах и на Аляске. Породнившись с Шелиховым (Резанов женился на его дочери Анне), Николай Петро­вич наверняка мог быть знаком и с Ларионовыми. А после создания Руссийско-американской компании братья Ларионовы становят­ся ее акционерами и активно занимаются промыслами, выполняя важные поручения. Более плотно Николай Петрович контактиру­ет с братьями после своего неудачного вояжа в Японию. Соглас­но документам и другим письменным свидетельствам того времени Емельян Григорьевич Ларионов исполнял должность управляющего конторы на острове Уналашке. После 1806 г. он надеялся на возвра­щение домой, «...хотел на том судне войти в Охотск, но уговорил его Баранов письменно, а г(осподи)н Резанов, бывши у него советами... за что получив от него медаль на (алой?) ленте... Остался до нынеш­него году, в которой пообещал выйти... и с собой вывести Василия племянника. Что же до братца вашего Стефана (Степана?), то писем от него нет; а из писем Барановских приметно, что он остался близь Ситки в Екутате (Якутате) правителем или старшиною...» — сооб­щает в письме П.Ф. Ларионову в Красноярск 24 июля 1806 г. М. Мясников из Иркутска [18]. Он еще не знает о трагедии в семье Ларионовых. В 1806 г. Ларионовы понесли серьезные утраты. На Уналашке умирает 2 июня Емельян Григорьевич, который «...одер­жим был болезнью два года, а равно ж и братец ваш, — сообщает в письме жена Емельяна Григорьевича Елена, — Степан Федорович прекратил жизнь свою за Ситкой в крепости Екутате (Якутате. — Л. С.) побит диких народов и с ним побито русий 11 человек. Мы о нем получили известие от Александра Андреевича Баранова...» [19]; сестра Ларионовых, Фёкла добавляет следующее: «...наш братец, Емельян Григорьевич оставил здешний свет прошедшего года июня 2-го числа; Елена Федоровна прожила еще два месяца после его смерти на месте, а потом по приказанию еще Николая Петровича Резанова зашла на их судно и она отправилась и зимовала в Камчат­ке и вышла благополучно в Охотск...» [20]. Сам же Резанов возвра­щался на родину на другом судне. В своем письме графу Румянцеву Николай Петрович сообщал, что «...зимовавший здесь бостонский капитан Вульф, „Юнонуњ нам продавший, просил отдать ему ето («Ростислав». — Л. С.) судно, что он сам им управлять будет с бре-менцем Подгашем, который в Россию возвращается. Я согласился на то, знав, что Вульф, видев наших офицеров, бежит всякого с ними не удовольствия. Стыдно столь неприятное заключение инос­транных, но между тем они правы. Доктор мой (Г.И. Лангсдорф) также пожелал возвратиться в Россию на „Ростиславењ, зимовка их здесь с Вульфом подружила, и я весьма рад был, что в експедиции моей не будет ни одного иностранца свидетелем; но из опыта скажу Вашему Сиятельству, что никогда их посылать не должно; доброе обхождение с ними делает их каприсиозными, я довольно испытал сих ученых попугаев...» [21].

Возвращение домой не было благополучным. К моменту послед­него появления Резанова в Красноярске Петр Федорович уже приоб­рел себе дом и заключил сделку на усадьбу коллежского регистратора Сабурова, что напротив усадьбы Родюкова.

Но он вряд ли принимал у себя Резанова. По крайней мере, из прочитанных 105 писем (эпистолярное наследие составляет свыше 300 писем разных авторов), относящихся к этому периоду, такой факт не упоминается. По тем временам дом был мал для приема гос­тя подобного рода, а приобретенный вновь тоже не был готов. Ско­рее всего, больного Резанова поместили в доме Родюкова, который славился своей добротностью, удобством расположения и в нем постоянно квартировали приезжие «высокие» чиновники. Сохранилось описание усадьбы тех лет: «...деревянный против гостиного двора по Воскресенской улице на Старобазарной площади, на 8 саженях; в нем 10 комнат, 5 голландских печей, одна кладовая; на дворе кухня и людская; конюшня, завозня, два подвала и оранжерея..» [22].

Кроме того, позднее, после образования Енисейской губернии, в 1822 г. в ней проживал первый губернатор А.П. Степанов. Возмож­но, и чиновник Келлер в это время снимал там комнату. (Исследо­вания в этом направлении на основе архивных материалов продол­жаются.) Однако есть предположения, что Ларионов неоднократно мог навещать Резанова. В 1921 г. в фонды Красноярского музея пос­тупили материалы из дома репрессированной семьи Ларионовых. Среди них оказались предметы, связанные с первым кругосветным путешествием русских: портреты Крузенштерна, естествоиспытате­ля Телезиуса и его жены, чайная пара с дарственной надписью на немецком языке — подарок Крузенштерну от Телезиуса. Японские вещи: портмоне с кисточками для письма и миниатюрная металли­ческая коробочка, в которой, вероятно, могла быть мазь (общеизвес­тно, что Резанова лечили японские врачи от радикулита мазями). Подлинность вещей, т. е. производство, датировку, подтвердили представители Японии, побывавшие в музее. В Красноярском госу­дарственном архиве, в фонде известного красноярского библиофила Геннадия Васильевича Юдина сохранились эпистолярное наследие семьи Ларионовых и документы по деятельности РАК. Сын Петра Федоровича Ларионова Иван Петрович продолжил свое участие в деятельности компании, был хорошо знаком и дружен с Юдиным. Зная пристрастия земляка, он мог, после ее ликвидации, передать документы Геннадию Васильевичу. Все эти моменты на сегодняш­ний день не достаточно глубоко изучены и требуют уточнений, чему будет способствовать дальнейшая работа над фондом.

Похоронен Николай Петрович Резанов был на территории Вос­кресенского собора. Собор был разрушен в 1930-х гг., а территория расчищена под новую застройку в конце 1950-х — начале 1960-х гг. На месте собора построен Большой концертный зал. Официального перезахоронения могилы не было. На месте захоронения установили камень, который долгие годы являлся своего рода памятником ка­мергеру. В связи с 200-летием первого кругосветного путешествия и смерти Николая Петровича на месте могилы восстановлен памятник РАК и поставлен новый. На его открытие приезжали представите­ли из Калифорнии Ева Иверсен и Леонид Находкин. К сожалению, последняя точка в истории последних дней Резанова в Красноярске так и не поставлена.

Примечания

1.  ГААК. Ф. 559. Оп. 1. Д. 1. Л. 48.

2.  By Hector Chevigny. Lost Empire. The Life and Adventures of Nikolai Rezanov. Portland. Oregon. Sixth Printing, 1979. С. 309-314 (Шевиньи Гек­тор. Утраченная империя. Жизнь и приключения Николая Резанова).

3.  Иркутская летопись. (Летописи П.И. Пежемского и В.А. Кротова). Иркутск, 1911. С. 205.

4.  Там же. С. 206.

5.  By Hector Chevigny. Lost Empire. The Life and Adventures of Nikolai Rezanov. Portland. С. 301-302.

6.  ГААК. Ф. 173. Оп. 1. Д. 14. Л. 28 об.-29. 7.  By Hector Chevigny. Lost Empire. The Life and Adventures of Nikolai Rezanov. Portland. С. 300-302.

8.  ГААК. Ф. 796. Оп. 1. Д. 4427. Л. 1-1 об.

9.  Там же. Л. 2.

10.  Там же. Д. 4469. Л. 1-1 об.

11.  Там же. Оп. 76. Д. 4477. На 8 листах.

12.  Там же. Оп. 1. Д. 4427. Л. 2.

13.  Там же. Л. 3.

14.  Там же. Д. 4469. Л. 2.

15.  Там же. Д. 4472. Л. 2 об.

16.  Там же. Д. 4477. Л. 1.

17.  История Русской Америки 1732-1867 гг. 1-2 т. / под ред. Н.Н. Болховитинова. М.: Международные отношения, 1997.

18.  Там же. Д. 4480. Л. 4 об.

19.  Там же. Д. 4478. Л. 2-3 об.

20.  Там же. Л. 1-2 об.

21.  Россия в Калифорнии: сб. док.: в 2 т. М.: Наука, 2005.

22.  ГААК. Ф. 224. Оп. 1. Д. 12. Л. 58 об.-59.

Источники

1.  ГААК. Ф. 796 (Г.В. Юдина). Оп. 1. Д. 4418, 4419, 4420, 4421, 4422, 4423, 4424, 4425, 4426, 4430, 4431, 4432, 4433, 4434, 4435, 4436, 4437, 4443, 4444, 4445, 4446, 4462, 4463, 4467, 4468, 4469, 4470, 4471, 4474, 4475, 4476, 4477, 4479, 4495, 4496, 4508, 4509.

2.  ГААК. Фонд 559 (Воскресенский собор). Оп. 1 Д. 1.

3.  ГААК. Ф. 160. Оп. 2. Д. 5, 7, 10; оп. 3, д. 334, 336, 337.

4.  ГААК. Ф. 173. Оп. 1. Д. 5, 12, 13, 14, 31, 32, 63, 82, 96.

5.   «Воспоминания». И.Ф. Парфентьев. Рукопись. КККМ о\ф. 7886-231.

6.   «Краткая   летопись   Енисейска».   А.И.   Кытманов.   Машинопись. КККМ. о\ф.7886\229.

Публикации

1.  Историческое обозрение образования Российско-американской ком­пании. Т. 2. П.А. Тихменёв. 1863.

2.  История Русской Америки 1732-1867 гг.: в 2 т. / под ред. Н.Н. Болховитинова. М.: Международные отношения, 1997.

3.  Командор / сост. Ю.П. Авдюков, Н.С. Ольхова, А.П. Сурник. Крас­ноярск, 1995.

4.  Жизнеописание А.А. Баранова, главного правителя российских ко­лоний в Америке. СПб., 1835.

5.  Летописи П.И. Пежемского и В.А. Кротова. Иркутск, 1911.

6.  Россия в Калифорнии: сб. док.: в 2 т. М.: Наука, 2005.

7.  Щеглов И.В. Хронологический перечень важнейших данных из ис­тории Сибири 1032-1882 гг. Сургут, 1993.

РУССКАЯ АМЕРИКА 
Материалы III Международной научной конференции 
«Русская Америка» (Иркутск, 8–12 августа 2007 г.)  

Предоставлено архитектурно-этнографическим музеем Тальцы