Этнографические наблюдения Н.В. Кирилова на Аляске в 1905 году
Категория: Русская Америка
Предыдущая статья | Следующая статья
Д.Б. Тарасенко (Владивосток)
Николай Васильевич Кирилов (1860-1921) — врач, общественный деятель, один из исследователей Сибири и Дальнего Востока. Круг интересов Кирилова включал в себя антропологию, этнографию, краеведение и метеорологию. Работал в Забайкалье (1885-1896), на Сахалине (1896-1899, 1903), в Приморье (1899-1902, 1905-1914), в Николаевске-на-Амуре (1915-1917) и в Благовещенске (1918-1921). Действительный член Общества изучения Амурского края (1898-1915) [4, с. 8], учитель, друг и соратник В.К. Арсеньева.
В основу настоящего доклада легли следующие статьи Н.В. Кирилова 1) «Санитарная обстановка и болезни полярных стран (преимущественно Северо-Востока Азии)» (1906), 2) «Аляска и ее отношение к Чукотскому полуострову» (1912), 3) «К колонизационному совещанию о низовьях Амура» (1916).
Все три вышеупомянутые статьи написаны Н.В. Кириловым по материалам, собранным во время его поездки на Аляску в 1905 г. Кирилов посетил г. Ном, в котором провел около месяца. Объектами интереса Н.В. Кирилова были: образ жизни местного населения, системы образования и медицинского обслуживания, экономика Аляски. Значительное внимание Кирилов уделил американской колонизационной политике на Аляске. Помимо личных наблюдений, при написании статей Кирилов также использовал официальные отчеты («Голубую книгу» и др.), материалы российской и американской прессы и специальную литературу об Аляске.
Все население Аляски Кирилов разбил на две группы: белые (пришлые) и аборигены (коренные жители). К последним он отнес эскимосов и индейцев. До перехода Аляски под юрисдикцию США эскимосы занимались охотой на морских животных, рыболовством и разведением собак для перевозки людей и тяжестей. После присоединения к Соединенным Штатам в 1867 г. стали развиваться и другие отрасли — китобойный промысел, оленеводство и золотодобыча.
По сведениям Кирилова, американское государство предпринимает энергичные усилия по разведению оленей на Аляске. С этой целью оленей завозят с Чукотки, из Сибири и даже из Норвегии. Хозяйственное значение оленеводства велико: во-первых, олени — источник мяса, во-вторых, их можно использовать для перевозки грузов и пассажиров. Эта политика преследует цель: «дать туземцам новый источник жизни в разведении домашних оленей, от которых можно иметь достаточный запас мехов, шкур и мяса для собственного потребления и на продажу» [1, с. 301].
В китобойном промысле занято пришлое население. Судоводителями нанимают норвежцев, а матросами — зачастую беглых каторжников. Жизнь китобоев тяжела и полна лишений. Рейс может длиться один-два года, т. к. зимой судно может вмерзнуть в лед и экипаж вынужден зимовать. Часты крушения. Поэтому, сообщает Кирилов, проплавав год, каторжники заявляют о готовности просидеть год в одиночке, чем зарабатывать на жизнь китобойным промыслом [3, л. 13].
Сведений о жизни и быте рабочих золотых приисков у Кирилова нет.
Значительное место в статье отведено впечатлениям об американском городе Номе. Кирилов пишет, что основанный в 1899 г. (сведения Кирилова. — Д. Т.) Ном превратился в экономический и культурный центр Аляски. Основой экономического процветания города является золотодобыча. В 1905 г. в Номе проживало до 5 000 жителей; насчитывается до 2 000 домов, вытянувшихся в несколько улиц, общей длиной до 6 — 7 миль [1, с. 328]. По свидетельству Кирилова, «каменных зданий нет, их не вынесла бы почва [город был построен в тундре, объясняет Кирилов. — Д. Т.], они дали бы трещину: преобладают деревянные постройки — коттеджи и миниатюрные кабинеты-дачки; сотни три крупных зданий. Выдаются большие здания — 2-х школ, 3-х церквей, 4-х гостиниц, 3-х клубов, госпиталя, суда (суд с присяжными заседателями), магистратуры, торговой палаты, некоторых торговых домов» [1, с. 329]. Большинство зданий — в один или два этажа, однако Кирилов видел и несколько трехэтажных зданий.
«Банков 3, — продолжает Кирилов, — страховых агентов 6, пароходных контор 12, приисковых компаний более 10, бюро приискания работ 2, клуб союза рабочих 1, нотариусов 10, горных инженеров 20, у многих лаборатории. Телефонных абонентов 400; электрического освещения до 2 000 ламп. Водопровод проведен за несколько верст от города. Жизнь кипит и ночью, освещены и работают парикмахерские, салоны (не менее 20, обширные), кухмистерские, кофейные-булочные» [1, с. 329]. Имелись небольшой флот и железнодорожная колея до ближайших приисков [3, л. 14].
В 1905 г. город имел пять пароходных пристаней; за навигацию его посещали более 80 пароходов, привозивших до 15 000 пассажиров. Строилась гавань для китобоев. Было налажено регулярное пароходное сообщение с американскими городами на тихоокеанском побережье, с Японией и Китаем.
Кроме этого в Номе имелись: таможня, беспроволочный телеграф, множество магазинов. В магазинах в продаже было свежее молоко. На высоком уровне было поставлено медицинское обслуживание населения: в Номе была больница («госпиталь на 50 коек»), 5 аптек, 15 врачей. «Промысла вызывают врачей по телефону; обыкновенно не далее 10 миль от резиденции имеется врач» [1, с. 326]. Неимущие получали медицинскую помощь бесплатно — за счет города.
Существовал профсоюз горнорабочих, установивший поденную плату 5 долл. в час [3, л. 16]. Это дополнялось трехразовым питанием за счет хозяина, причем в рационе ежедневно должны были присутствовать мясные блюда. Среди жителей города были распространены общества взаимной помощи. Эти общества, в частности, оплачивали медицинское обслуживание своих членов.
По свидетельству Н.В. Кирилова, «население Нома чрезвычайно пестрое: здесь и негры, и выходцы из всех стран Европы, из всех Штатов Америки, из Аргентины, Мексики, Японии, Китая (из Средней Азии, Закавказья)...» [1, с. 331].
Кирилов сообщает, что в 1905 г. в Номе было до 20 человек русских рабочих. Из них четыре человека перешли с Чукотского полуострова, остальные с Сахалина, из Владивостока и Порт-Артура. «Удивительны превращения, которые свершились с этими людьми. Все они усвоили английскую речь, вообще легко дающуюся при изучении „на слух”; многие посещали вечерние классы для взрослых, научились грамоте, разбирают газеты, пишут по-английски; вообще все хорошо знают свои права в новой стране и быстро научаются уважать чужую личность; взгляд у них смелый, речь твердая, во всей фигуре видно сознание своей силы, уверенность в завтрашнем дне; они здесь лучше кормятся, лучше одеваются, все по американскому обычаю часто бреются; все вошли членами в союз горнорабочих или в другие организации; помогают вновь прибывающим землякам и не чувствуют себя одинокими; никогда не было среди них не было драки, ругани... Правда, некоторые из них еще часто напиваются, не могут примириться с малым числом „праздников” в Америке и дают себе экстренные отдыхи по усмотрению...
Но многие рабочие тоскуют по родине, хотели бы вернуться домой... если б „легче” дома жилось, если б не подверглись преследованиям за отлучку и была бы такая же „свобода” в занятиях и во взаимном обращении, как в Америке» [1, с. 330 — 331].
Кроме русских Кирилов насчитал до 50 евреев — эмигрантов из России. Они владеют 15 магазинами, внешне ассимилировались с американцами, но готовы с капиталами вернуться домой.
Летом Ном посещают кочевые эскимосы, целыми семьями (до 100 палаток) они размещаются по реке Snake. «Многие живут и зимой по окраинам города в мелких домиках с железными печками. Многие из них занимаются рыбной ловлей и носят добычу на базар; другие возят тяжести на собаках или водой. Одна артель инородцев построила себе (из купленного привозного леса) парусную шхуну в 15 тонн вместимости и делает хороший оборот» [1, с. 331].
Уровень преступности Кирилов оценивает как низкий (по одному убийству в 1902 и 1903 гг., нет грабежей и разбоев), объясняя это отсутствием безработицы и поголовным вооружением местных жителей.
В приобщении коренного населения Аляски к современным достижениям цивилизации очень важную роль играет школа. По свидетельству Кирилова, школы на Аляске принадлежали религиозным миссиям и субсидировались правительством. Всего он насчитал 59 школ для инородцев, из них 20 принадлежало православной миссии. Все обучение ведется на английском языке. Для православных алеутов, пишет Кирилов, имеются местные учебники, «созданные по конкурсу Вашингтонского правительства, весьма простые, но дающие с первых страниц понятие о гражданских правах и обязанностях американцев, о богатствах страны и эксплуатации их, в самых доступных для ума детей инородцев выражениях» [2, с. 2]. Для эскимосов, свидетельствует Кирилов, учебников нет. Обучение смешанное — мальчики и девочки учатся вместе.
Школы для детей коренных жителей Аляски устроены с общежитиями для учащихся. «Обучение для них начинается с простой разговорной речи и поставлено прежде всего с воспитательной целью, ради расширения полезных потребностей обстановки, усвоения новых привычек к минимуму комфорта: всех обучают умываться, переменять белье, оправлять постель, употреблять ложки, вилки, салфетки; — девочек учат шить, кроить, убирать посуду, работать на кухне, жарить, варить, изготовлять консервы; мальчиков приучают к мастерству — по дереву, кости, коже; на все имеются альбомы образцов, модели машин кустарных, учебные коллекции изделий. Но этого мало: школы эскимосские обратились в оленеводческие фермы. На них эскимосы обучаются скотоводству, уходу за домашним оленем, не бродячим, а „оседлым”» [2, с. 2].
«Интересно наблюдать, как в течение первого же года пребывания в школе „перерождаются" дети инородцев: их приучают к опрятности, к платью, к новой обстановке жилья, к новой диете (сгущенное молоко и пр.); и дети любят школу, рвутся в нее, проникаются уважением к высшей культуре. Многие туземцы в Южной Аляске, благодаря школе, уже ассимилируются с гражданами Штатов, кладут сбережения в банки Сан-Франциско, читают газеты...» [1, с. 325]. При этом дети коренных жителей воспитываются рядом с детьми белых.
При миссиях для эскимосов устроены приезжие дома, в которых их угощают чаем, с ними беседуют. Спаивать эскимосов строжайше запрещено, сообщает Кирилов, такие случаи предаются огласке в прессе и виновным грозит 5 месяцев тюрьмы. Здесь же есть лавки предметов обихода для аборигенов, скупка «произведений туземцев», почтовые отделения. Вся торговля ведется по свободным ценам. При миссиях есть аптеки, а также нуждающимся оказывается медицинская помощь. Ее оказывают те же священники-миссионеры, прошедшие специальные курсы.
Итак, религиозные миссии приобщают коренное население Аляски к западной культуре, соединяя образование, религиозное просвещение и врачевание. Эту методику Кирилов считает главным достижением американской колониальной политики.
Сравнивая российский опыт колонизации той же Аляски с американским, Кирилов приводит факты, свидетельствующие в пользу американской администрации. Следы русского влияния Николай Васильевич сводит к двум моментам:
а) в словарь туземцев вошла масса русских слов;
б) христианизация местных жителей носила поверхностный характер. «Христианство многие приняли, хотя не глубоко, не оставив своих прежних верований» [1, с. 324].
По данным Кирилова, уровень жизни коренных обитателей Аляски значительно повысился после 1867 г. «Американцы вменяют себе в обязанность обеспечить семью эскимоса минимумом, в 5 раз превышающим тот минимум, какой наблюдается на сибирской стороне» [1, с. 302]. Уровень жизни местных кочевых эскимосов показался Кирилову гораздо более высоким, чем по ту сторону Берингова пролива: они пользовались палатками, у них были железные печки, а некоторые из них полностью одевались на американский манер.
Разницу в уровнях жизни коренного населения Сибири и Аляски Кирилов объясняет следующими факторами:
- экономический — золотые прииски;
- политический — американское правительство уделяет больше внимания Аляске, чем российское — Чукотке.
К числу достоинств американской колонизации Аляски Кирилов также относит демократический режим в Соединенных Штатах, высокий уровень гражданского правосознания. В Америке, пишет он, «не верят в возможность воспитания голубиных свойств в природе человека и многие все строят на принципе „не зевай”. В Америке нет лицемерия, свобода фокусничества, рекламы мошенничества, и от них оберегается каждый... умственным развитием, собственной критикой, так как всеми признано, что „опекуны” и „бюрократы” при всяком контроле ухитряются прежде всего „стянуть, что плохо лежит”. Но, благодаря общему высокому уровню гражданского развития, сознания своих личных прав, в Америке удивительно обеспечена как жизнь, так и собственность всякого обывателя, хотя бы иностранца» [1, с. 332]. Население, подчеркивает Кирилов, привыкло уважать законодательство, это — одно из следствий демократического режима. «Американский суд весьма популярен и среди иностранцев, и среди туземцев. Во-первых, он принимает жалобы и на административных лиц, во-вторых, разбирается быстро, в-третьих, лишен формальностей, прост, опирается главным образом на наличных свидетелей, представляемых тяжущимися сторонами; в-четвертых, и в гражданских спорах представляет решающее слово присяжным заседателям, т. е. выборным от общества» [1, с. 336-337].
Демократия и наличие свободной печати также ведут к смягчению эксплуатации аборигенов и к росту их правового самосознания. «...Грамотные из них научаются смело отстаивать свои интересы, находят „вольных адвокатов”; и в среде их растет все более уверенность, что от любой обиды они найдут не только удовлетворение за гробом (по христианской религии), но и защиту здесь» [1, с. 336]. Даже чукчи, продолжает Кирилов, приходят в Ном с жалобами на китобоев, и их жалобы печатаются в газетах.
В своих статьях Н.В. Кирилов, помимо сведений о культуре и быте жителей Аляски, касается проблемы менталитета туземцев, а конкретно — «работоспособности инородцев» [3, л. 18]. Суть проблемы заключается в том, что местное население не пригодно к длительному систематическому труду. «...Для доказательства малой производительности труда и неспособности к ровной культурной работе северных инородцев Америки, приводят еще тот довод, что в южной части Аляски на рыбные промыслы пробовали нанимать туземцев в качестве рабочих, но должны были их отпустить и заменить китайцами...» [3, л. 19].
Кирилов берет под защиту местных жителей, сравнивая их с русскими крестьянами. Коренных жителей Аляски и русских крестьян объединяет импульсивность, отсутствие навыков к регулярному систематическому труду. Это объясняется природно-климатическими условиями: в течение рыбопромышленного сезона местный «инородец» должен позаботиться о годичном запасе пропитания для своей семьи, так как в прочее время года он не умеет ловить рыбу. Вдобавок местное население не знакомо с кооперацией, с разделением труда. Китайский рабочий же в этом отношении имеет ряд преимуществ: он приучен работать «ровно», изо дня в день, без праздников. «Китаец издавна привык к разделению труда, к выполнению его специальными приемами „машинной” кооперации...» [3, л. 19]. К тому же китайский рабочий соглашается работать за небольшое оплату, так как он человек пришлый, семьи у него нет, а после окончания сезона он легко сможет найти себе работу в более южных широтах.
Этнографические наблюдения, сделанные Н.В. Кириловым на Аляске в 1905 г., представляют историческую ценность сами по себе, как свидетельство не просто путешественника, а ученого-исследователя. Сделанные Кириловым обобщения, с точки зрения автора, не потеряли актуальности и в настоящее время. Например, идея о преимуществах китайских рабочих, пригодности китайского менталитета для массового промышленного производства, основанного на несложном труде, сегодня, похоже, подтверждается на наших глазах.
Литература
1. Кирилов Н.В. Аляска и ее отношение к Чукотскому полуострову // Известия Императорского Русского географического общества. Т. 48, вып. 1. СПб., 1912. С. 295-341.
2. Кирилов Н.В. К колонизационному совещанию о низовьях Амура // Далекая окраина. 1916. 8 марта. № 2862. С. 2-3.
3. Кирилов Н.В. Санитарная обстановка и болезни полярных стран (преимущественно северо-востока Азии) // РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 296. Л. 3-39.
4. Лищинский Б.Д. «Мой труд нужен здесь...»: Н.В. Кирилов на Дальнем Востоке. Владивосток, 2000. 59 с.
РУССКАЯ АМЕРИКА
Материалы III Международной научной конференции
«Русская Америка» (Иркутск, 8–12 августа 2007 г.)
Предоставлено архитектурно-этнографическим музеем Тальцы