Воспоминания жителя Слюдянки Бориса Васильевича Гребенюка: Война. Оккупация. Освобождение

Сегодня мы продолжаем публикацию воспоминаний Бориса Васильевича Гребенюка о жизни в оккупации в 1941-1943 го­дах. Начало его рассказа («Война казалась нам далекой») было опубликовано в номере от 30 апреля.

Настала весна 1942 года. Не­мецкие войска двинулись к реке Дон, а потом - на Сталинград. Все это отлично отражено в ки­нофильме «Они сражались за Родину» по роману М. Шоло­хова.

Мы немного ожили: выросла зелень: крапива, осот, лопух, лебеда. Проснулись после зимней спячки в прудах лягушки, галки и вороны начали нести яйца в гнездах. Вот это все и стало ос­новной пищей для оккупирован­ного населения. Но еще до на­ступления весны мама, взяв в руки свою швейную машинку, несколько раз ходила в сторону Днепра. Там в деревнях она шила - зарабатывала на посад­ку картошку, пшеницу, просо, ячмень. Надо же было как-то жить дальше. Поля заросли бу­рьяном в рост человека. Земли -  сколько сможешь, столько и обрабатывай. Люди посадили огороды, посеяли зерновые.

Продвинувшись на восток, немцы протянули кабель вдоль железнодорожной однопутной линии Дебальцево-Депрарадовка. Меня заинтересовала муф­та, соединяющая концы катушек кабеля. Изготовлена из алюми­ния. Особенно ни о чем не ду­мая, я эту муфту вырезал. Через несколько минут увидел двух во­оруженных автоматами немцев, идущих вдоль линии. Пришлось с этой муфтой спрятаться в ле­сопосадке. Наблюдая за немца­ми, понял, что линию кабеля они срастили без муфты. Меня не обнаружили, так что домой доб­рался благополучно.

При движении немцев к реке Дон наши самолеты У-2 не да­вали им покою ни днем, ни но­чью. Днем летали, буквально «цепляясь» за трубы домов, и через борт летчики бросали гра­наты. Ночью возили бомбы и «зажигалки» USA (США). Их бросали сериями. Погасить «за­жигалки» невозможно, фосфор горит даже при заливании водой. Можно только засыпать землей или песком. Немцы по самоле­там стреляли из пистолетов, ав­томатов, винтовок, но урона не было. Только один раз подбили У-2. Он приземлился посреди поля между поселком «8 Мар­та» и Волчановкой. Это 3,5 - 4 км от нашего поселка Октябрьско­го. Помню, как из обоих посел­ков к самолету бежали немцы. Стрелять нельзя - бегут навстре­чу друг другу. Один из летчиков бегает возле носовой части са­молета, что-то делает. Затем кру­танул винт, вскочил на крыло, и У-2 взлетел. Стрельба немцев в догонку результата не дала...

Это был женский авиаполк Марины Михайловны Расковой - майора, Героя Советского Со­юза (на снимке). А знали мы это от немцев. В грозные годы Ве­ликой Отечественной войны майор Раскова умела управлять несколькими типами боевых ма­шин. Командовала боевым пол­ком, формировала авиационные подразделения из девушек. Её авиационный бомбардировоч­ный полк за боевые подвиги удо­стоен орденов Красного Знаме­ни и Суворова, Гвардейского знамени, этот полк воспитал 23 героя Советского Союза. Мари­на Раскова погибла при выпол­нении боевого задания 4 января 1943 года.

Однажды с возвышенности мы увидели воочию дуэль бро­непоезда №11 «За Родину» с не­мецкой пушкой в кирпичной же­лезнодорожной казарме. Пока немцы не двинулись на Дон, им покоя не давал этот бронепоезд, подходивший к передовой пози­ции Красной Армии в районе станции Депрарадовка. На бро­непоезде кроме артвооружения

(122-миллиметровая гаубица) по­явилась и знаменитая «Катюша». В качестве зенитного вооружения на двух полубронированных плат­формах этого поезда были счетве­ренные установки из пулеметов «Максим». Уж очень досаждал немцам этот бронепоезд, ведь ар­тиллерии у них на нашем участке не было.

Весной 1942 года фашисты все-таки подловили наш бронепоезд на станции Депрарадовка, уста­новив одну 88-миллиметровую пушку в железнодорожной кир­пичной казарме в 3,5-4 км от сто­ящего бронепоезда. Они подби­ли с первого выстрела «Овечку» - ОВ, паровоз бронепоезда, по­вредили ходовую часть. Бронепо­езд стоял на месте 2 часа, пока не пришел за ним простой паровоз серии «Э». Пушка немцев сдела­ла еще пару выстрелов по броне­поезду, и ответным огнем артил­лерии бронепоезда железнодо­рожная казарма с немецкой пуш­кой была превращена в груду щебня.

В сторону г. Ворошиловграда (Луганска) двигались мощней­шие по вооружению силы немцев и их союзников (румыны, итальян­цы). Сплошной лавиной шли ав­томашины с пехотой, артиллерия (в том числе огромные осадные орудия), танки. В это же время на станции Дебальцево скопилось 22 эшелона немецкой техники, боеп­рипасов, продовольствия. Дальше двинуться они не могли - парти­заны взорвали мосты. Интерес­ный факт: целый день, пока на станции стояли эти составы, над головами у немцев летал «Фокке-Вульф», немецкий двухмотор­ный самолет-разведчик (коррек­тировщик, «рама»). Немцы на него не обращали внимания, а экипаж-то был советский! К ве­черу прилетел один ИЛ-2, разве­сил на парашютах осветительные ракеты - произвел указание цели и улетел. Следом прилетела арма­да наших ИЛов и пошла бомбить разведанные цели. Сделали по несколько заходов «колесом» на одну и ту же цель. Два немецких склада, румынский и итальянский в городе и 22 эшелона на станции Дебальцево горели и рвались око­ло недели. Из горящих вагонов тек горящий сахар (коричневый). Люди его ведрами черпали -жрать-то надо! Но вот что инте­ресно: даже при огромном недо­статке продуктов питания никто ничем по-серьезному не болел, хотя были голы и босы.

На зиму 1943 года продукты за­готовили сами: убрали урожай зерновых серпами, потом моло­тили цепами, веяли, мололи на муку, крупу и т.д. Слава Богу, ста­рики еще не забыли, как это дела­ется вручную, и молодежь научи­ли.

Война. Оккупация. Но дети ос­тавались детьми. Мы все равно играли. Только игры у нас были особенные - военные. Когда взрослые не видели, мы шли на заминированное поле, где рос бурьян в рост человека, где были «немецкие мины» на проволоч­ных растяжках. Суть игры - надо перейти на другую сторону мин­ного поля. Один идет - десяток ра­зинули рты, смотрят: взорвется или нет. Ни один не взорвался.

Но не всегда все обходилось благополучно. Один из наших пацанов ковырялся во взрывате­ле - вынимал бикрофордов шнур, так ему оторвало три пальца рук, повредило глаз и живот. А при «работе» со взрывателем 122-миллиметрового неразорвавше­гося снаряда сидевший на нем па­ренек взорвался. Хоронить было нечего...

Летом 1942 годы мы с дедом Моисеем пошли в лесополосу собирать грибы сморчки. Там я нашел две итальянские ручные гранаты. Деду говорю - гранаты, а он - консервы. А они похожи на консервы - банка красная, с реме­шочком. Я ремешок выдернул и бросил. Дед спорит - открывай, это консервы. В споре я пару раз пытался вырвать зубами реме­шок, да силенки не хватило. К тому же прямо над нами и над железной дорогой в это время пролетел У-2 - не до гранат. Так с грибами и приволокли эти банки домой. А женщины, перебирая грибы, нашли их, поставили на полку в коридоре и забыли про них. Зашел эсэсовец-офицер, уви­дел гранаты. Деда двое суток пы­тали, но отпустили живьем...

Еще одна встреча с эсэсовца­ми: один из них заходил к нам пытать малых ребят: «Знаете? Видели вот этих?» И показывал комсомольские билеты красно­донцев. Краснодон-то, по россий­ским меркам, - рядом. Да и Лю­бовь Шевцову взяли в машине немецкого офицера на шоссе Ворошиловград-Радакова. Они там концерты давали.

А гранаты у нас почему-то эсэ­совец не забрал, хотя и допраши­вали деда. Потом мы с пацанами попросили итальянского офице­ра показать, как они взрываются. Он рассказал, сказал нам отойти в сторонку и бросил гранату. Но что-то очень неудачно - ему ото­рвало голову. Нас, конечно, как ветром сдуло. Преследования не было, никто никого не допраши­вал. Во-первых, не немец погиб, а союзник. А, во-вторых, якобы, сам виноват - так немцы реши­ли.

Кстати, летом 1942 года я нашел советскую десятизарядную полу­автоматическую винтовку, кото­рую кто-то из наших потерял во время отступления в 1941 году. С ней я справился быстро - от ржав­чины отдраил (шомпол был на месте). А вот с затвором при­шлось повозиться: такая техника для меня - новинка, все незнако­мое, да еще и ржавое - не разби­рается. Выручил керосин, кото­рый нашелся у деда Моисея. Справился с затвором, винтовка заработала. Из этой винтовки мы с братом Виктором стреляли по угольной эстакаде, заправке па­ровозов, где работали нестроевые немцы. Сразу же по поселку на машинах начинали ездить немцы: кто стреляет, откуда? Но нас уже и духу не было. А винтовка спря­тана на чердаке нежилого дома, откуда мы и вели огонь.

Боеприпасов кругом - море. Простые патроны, с зажигатель­ными пулями, с разрывными -все, что душе угодно. Даже руч­ные гранаты мы находили. Осо­бенно нам нравились немецкие - с длинной ручкой, они взрыва­ются так, что можно поймать пос­ле броска и швырнуть обратно.

На квартире в избушке у брата Виктора отдельно проживал один немецкий офицер. Почему один и долго - не понятно. Брат под­смотрел, что у него в чемодане под кроватью лежит шоколад в пачках. Как-то в отсутствие офи­цера брат открыл чемодан, а на­верху лежит браунинг. Тут уж не до шоколада. Взял браунинг, на­жал на курок - выстрел! А офи­цер уже шел по двору. Дело закончилось тем, что офицер отду­басил брата доской из забора так, что он до конца дней своих мочил­ся постоянно. Брат после погиб во время обвала в шахте, его завали­ло, он получил перелом позвоноч­ника и умер.

Летом 1942 года с моей мамой произошел курьезнейший слу­чай. Наши артиллеристы пример­но раз в неделю обстреливали немцев, а заодно и нас. В один из очередных обстрелов она спрята­лась под кровать. Снаряд фугас­ный 76-миллиметровый пробил черепицу на крыше, глиняный потолок и упал на кровать с пан­цирной сеткой, под которой пря-талсь мать. Похлопал ее через сет­ку по попе и ... не разорвался. Пришлось потом уносить его в поле. Фугасный - с колпачком на взрывателе, осколочный - без кол­пачка.

В поселке в это время электро­энергии не было, только столбы путевые креозотные поставили да радио провели.

Война - войной, а летом 1942 года пацаны играли в «футбол». Игра начиналась во время артоб­стрела. Мы вычисляли: недолет, перелет. Очередной снаряд дол­жен быть в цель. Это так называе­мая «вилка». Уже в то время мы это хорошо поняли. На поле ни­кого, а снаряд рвется в одних из ворот.

Зимой 1942 года Красная Ар­мия по-настоящему заявила, что она еще жива. 23 февраля была разведка боем на село Санжаровка (жаль, там на косогоре остался наш сержант) и на «военный го­родок» (Украинская трудовая ар­мия, 1920 г). В «военном город­ке» находились 4-этажные здания. Красноармейцы их захватили, но подкрепления не было. Немцы все здания сожгли, мало кто ушел, большая часть наших солдат по­гибла в огне.

Конец 1942 года ознаменовал­ся разгромом войск Паулюса в Сталинграде. На его выручку была брошена армия Манштейна. Её так срочно перебросили из Африки, что немцы говорили, что проехали мимо дома и не смогли дать об этом весть родным. Тан­ки были окрашены в желтый цвет - цвет пустыни. Из этой затеи ни­чего у немцев не вышло. Не по­могла и авиация Геринга, снаб­жавшая Паулюса в окружении.

Во время маминых походов на заработки за Днепр однажды она взяла и меня. Что удивительно, в некоторых населенных пунктах немцев не было. Пока мама ра­ботала, меня отправили пасти гу­сей - угнать их на речку, а вече­ром пригнать обратно. Здоровен­ный гусак так натрепал меня, что до сих пор помню. Вот там я впер­вые в жизни ел мед с солеными арбузами - это вкуснее лягушек.

В начале 1943 года советские войска значительно приблизи­лись к Донбассу, но... Особенно близко подходила конница, но немцы ее почти всю уничтожили авиационными ударами. Жители Дебальцево, которых осталась половина от довоенного уровня, ходили в это место, где погибло много лошадей, за мясом.

Накануне освобождения нем­цы вечером прибыли в наш поселок, расположились ночевать, а рано утром приехал немецкий офицер, и они рванули на Запад, выходя из окружения.

После освобождения, 3 сен­тября 1943 года, я пошел в пя­тый класс, который закончил с «осенней подготовкой», так как переболел брюшным тифом. Тиф притащили заночевавшие в нашем доме штрафники. Они были до того вшивые, что тряс­ли гимнастерки и нижнее белье над раскаленной докрасна пли­той, а вши трещали, как семеч­ки при жарке.

На третий день после осво­бождения недобитый предатель РОА (Русская освободительная армия), находившийся на древ­нем кургане, открыл пулемет­ный огонь по нашим тыловым частям. Конечно, он был унич­тожен, но вреда принес немало.

В тот же день идущий своим ходом танковый батальон Т-34 в 3,5 км от поселка не мог преодо­леть выемку трех железнодо­рожных путей Баржиковка-Чернухино - по сути это для них был противотанковый ров. Танки пошли в обход, где выемка кон­чалась, но там Т-34 не проходит по габариту в водосточную тру­бу. И как хорошо, что батальон сделал привал и рядом был род­ник. Я с двоюродным братом Виктором оказался в аккурат в этом месте. Попытки штурмо­вать теперь насыпь железной до­роги успеха не дали. А если бы танки пошли на нулевом уров­не железной дороги, они нарва­лись бы на еще советские про­тивотанковые мины. Смотрели мы на этот штурм насыпи. С тре­тьей попытки взобрался на нее только командирский танк. Я предложил офицеру путь, где нет мин и профиль ровный. Нас с братом посадили на головной танк, доехали до поселка. А да­лее был путь батальону по до­роге Ворошиловград-Сталино (Луганск-Донецк). У поселка нас высадили, и батальон про­должил путь на Запад.

Поезда пошли через нашу станцию Дебальцево только на пятые сутки после освобожде­ния.

Характерно, что у мамы в трудовой книжке записано: ра­ботала по 7 декабря 1941 года. Вышла на работу 3 сентября 1943 года. Вода нужна всем: и народу, и паровозам.

Колея рельс советская и за­падноевропейская разнится, наша - шире. Надо было все переделывать после немцев. А немцы бежали так, что ничего не успели взорвать.

Шестой и седьмой классы мы проучились без происше­ствий. В школу я тогда ходил в немецких подкованных шипа­ми кожаных ботинках, которые стащил у немцев, когда они от нас драпали. Ботинки были всепогодные.

После Великой Отечествен­ной войны паровоз бронепо­езда, о котором я писал выше, прибыл в депо приписки на станцию Дебальцево-Сортировочный «Восток». Когда с паровоза сняли броню, на него невозможно было смотреть - грязь, ржавчина, мазут. Наш бронепоезд был под Сталинг­радом, на Орловско-Курской битве.

После окончания 7 класса я поступил в сталинское артил­лерийское подготовительное училище в г. Сталино. Это я к тому, что в Великую Отече­ственную войну и по ее окон­чании дети войны, безотцовщи­на - никто не был брошен на произвол судьбы, как сейчас. Обо всех побеспокоилось го­сударство: работали суворов­ские и нахимовские училища, ФЗУ и т.д. Что сейчас с моло­дежью, всем понятно и так.

Б. В. Гребенюк, г. Слюдянка

Газета «Слюдянка» №9 от 4 мая 2012 года