Иркутская область, города и районы Иркутской области, ее жизнь, культура, история, экономика - вот основные темы сайта "Иркутская область : Города и районы". Часто Иркутскую область называют Прибайкальем, именно "Прибайкалье" и стало названием проекта, в который входит этот сайт.

Приоткрывающиеся поколения (К истории ленского рода Лыхиных)

В Великом Устюге сегодня. 2002 г.

В Великом Устюге сегодня. 2002 г.

Река Унжа, Костромская область. 2002 г.

Река Унжа, Костромская область. 2002 г.

Река Лена у села Чечуйск. 2000 г.

Река Лена у села Чечуйск. 2000 г.

Деревня Лыхина и ее последний житель — И.Е. Лыхин. 1971 г.

Деревня Лыхина и ее последний житель — И.Е. Лыхин. 1971 г.

Здесь, у озера, в километре от реки Лены находилась деревня Лыхина. 2000 г.

Здесь, у озера, в километре от реки Лены находилась деревня Лыхина. 2000 г.

Иван Егорович Лыхин (в центре, слева — Сукнёв? справа — Романов?). 1913 г.

Иван Егорович Лыхин (в центре, слева — Сукнёв? справа — Романов?). 1913 г.

Земляки на военной службе (слева направо): И.Е. Лыхин, Д.Г. Березовский, Х.И. Горбунов, Н.К. Тараканов. Чита, 1916 г.

Земляки на военной службе (слева направо): И.Е. Лыхин, Д.Г. Березовский, Х.И. Горбунов, Н.К. Тараканов. Чита, 1916 г.

Иван Егорович Лыхин. 1930-е гг.

Иван Егорович Лыхин. 1930-е гг.

Харитина Дмитриевна Лыхина (урожденная Тараканова). Середина 1950-х гг.

Харитина Дмитриевна Лыхина (урожденная Тараканова). Середина 1950-х гг.

Иван Егорович Лыхин. 1971 г.

Иван Егорович Лыхин. 1971 г.

Братья Николай Иванович и Петр Иванович (справа) Лыхины.Якутск, 1948 г.

Братья Николай Иванович и Петр Иванович (справа) Лыхины.Якутск, 1948 г.

Семья Лыхиных (справа налево): Петр Иванович, Юра, Нина, Ирина, Елена Францевна. Бодайбо, 1964 г.

Семья Лыхиных (справа налево): Петр Иванович, Юра, Нина, Ирина, Елена Францевна. Бодайбо, 1964 г.

Юрий Петрович Лыхин,
кандидат исторических наук,
ученый секретарь Архитектурно-
этнографического музея «Тальцы»,
член общества «Родословие», г. Иркутск

По существовавшей семейной легенде происхождение фамилии Лыхин связывалось с украинским словом «лихо» (читается «лыхо» — украинской букве «и» в русском языке соответствует «ы»), что означает «беда, несчастье, горе, зло». Специалисты Института русского языка АН СССР, которых я некогда запрашивал по этому поводу, других вариантов происхождения фамилии назвать не смогли.

Фамилии, образованные суффиксами овин, по своему происхождению — это притяжательные прилагательные, которые указывали на отношение к отцу (чей сын, чья дочь). Отсюда предполагалось, что далекий предок Лыхиных имел личное имя Лихо (Лыхо), послужившее основой отчества, а затем и фамилии Лых ин. Такого рода имена давались новорожденным с профилактическими соображениями — желанием уберечь от порчи, влияния сверхъестественных сил (из этого же ряда дохристианских личных собственных имен — Горе, Негодяй, Неудача, Нелюб и др.). На самом деле все оказалось не так. Но чтобы выяснить это, пришлось пройти немалый путь.

Интерес к своей родословной у всякого проявляется в свое время. Мне довелось почувствовать «зов крови» довольно рано. В 1960-е годы, будучи ребенком, я практически каждое лето приезжал в деревню Лыхину (сначала с родителями, а потом и одного посылали, посадив на следовавший от города Бодайбо до города Киренска колесный пароход). Хорошо помню просторный и светлый дедовский дом, обширный и слегка таинственный двор, согнувшуюся к тому времени бабушку и невысокого, но кряжистого деда. Помню деда и на колхозной конюшне, где он, сидя на низенькой скамеечке, вечно чинил разнообразную конскую сбрую. Соприкоснувшись в детстве с деревней Лыхиной, деревенской жизнью и бытом, впитав в себя все это впечатлительной детской душой, я навсегда воспринял ленские места как настоящую свою родину.

Как часто бывает, деда я расспросить не успел. Он скончался летом 1976 года, и лишь после его смерти я начал целенаправленно выяснять у отца, дяди и других родственников о своих ленских предках. Узнанное записывалось и откладывалось до следующего всплеска интереса. Новые обращения к родословной приносили дополнительные сведения. Однако все устные расспросы помогли осветить род лишь на несколько ближайших поколений: отца, деда, прадеда и прапрадеда Ивана Зиновьевича.

Только в конце 1990-х годов я вернулся к давнему интересу более основательно, обратившись к материалам Государственного архива Иркутской области (ГАИО), в первую очередь к церковным метрическим книгам. Работа с ними довела родословную до конца XVIII века. Это был серьезный успех, однако вопрос о происхождении фамилии и рода по-прежнему нуждался в ответе.

Решающий прорыв удалось совершить с помощью коллеги по генеалогическим изысканиям — Георгия Борисовича Красноштанова, ленского уроженца, ныне живущего в Москве. Благодаря его любезному содействию стали известны имена «прародителей» всех ленских Лыхиных, живших в деревнях Берендиловской и Лыхинской Киренского округа Иркутской губернии. Но сначала небольшая предыстория о появлении на Лене этих поселений. Вот что Г.Б. Красноштанов сообщил мне исходя из своих многолетних изысканий в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) в Москве.

Берендиловская деревня на реке Лене была основана в 1648 году Гаврилкой Михайловым Берендилом, важенином, т. е. выходцем с Ваги (река в Вологодской и Архангельской областях, приток Северной Двины). Ленский воевода В.Н. Пушкин писал в Москву: «Да в прошлом же, государь, во 157 [1648] году мы ж, холопы твои, в Якутцком остроге промышленных людей, которые жили в Жиганах с некрещеными с якутцкими с жонками лет по пяти и по шести, и по десяти, и больши, и робят с ними прижили, взяв из Жиган и по их челобитью крестя тех их жонок, и с их прижитками, и на тех они свои[х] жонках по християнскому закону поженились, взяв по них поручные записи и дав им подмоги и [с]суды по тому ж, как прежним дано, послали их из Якутцкого вверх по Лене и велели посадить за тобою, государем, в пашенные крестьяне, трех человек по их челобитью под Верхоленским братцким остроге, где посажены первые ссыльные черкасы, десять человек на усть речке на Тутуре, а дву человек — на Чичюйском волоку.

А велено им на тебя, государя, пашни пахать ржи по десятине да овса и ячмени по другой десятине. И в том по них и поручные записи поиманы» (РГАДА, ф.214, стб.241, л.187).

Жиганы — это современный Жиганск, в 760 километрах ниже Якутска по Лене. Что-то помешало посадить упомянутых трех человек под Верхоленском, и все они были поселены на Чечуйском волоке. При этом важенин Гаврилко Михайлов Берендило дал начало будущей деревне Берендиловой, пинежанин Вешнячко Евменьев (Тит Евменьев Вешняк) — деревне Вишняковой, устюжанин Ивашко Прокопьев Белых (он же Банщик) — деревне Банщиковой.

В 1654 году, через несколько лет после своего поселения на новом месте, Гаврилко Михайлов Берендило умер. На его вдове Акилине Григорьевой дочери (якутке по национальности) женился промышленный человек Алешка Тимофеев важенин, которому приписали фамилию Берендилов.

В первый период существования новое поселение не имело названия. А живших в нем пашенных крестьян подразделяли на две деревни, которые находились на расстоянии одной версты друг от друга. В одной, которая была выше по Лене, жили Алешка Тимофеев (Берендилов), Аксенко Михайлов, Мирошка Тимофеев Квасов.

Во второй деревне, ниже по течению Лены, жили Гаврилко Михайлов Плехан (его прозвищем, кстати, названо озеро Плеханово в окрестностях деревни) и Матвейка Михайлов, «отставленный» служилый человек, брат Гаврилки Михайлова Берендила. Всего, таким образом, пять дворов на 1653 год.

Так, раздельно и без названий, эти деревни упоминались в документах 1654–1656 годов. Но уже с начала 1660-х годов при многочисленных переписях и ревизиях жители обеих деревень стали записываться в одной, «четвертой» по счету (от Чечуйского острога вниз по Лене). Позже она получила название Берендиловской. С этой деревней и связана история ленского рода Лыхиных.

Теперь обратимся к поколенной росписи. За ограниченностью места мы вынуждены взять только одну линию рода, а именно ведущую к автору сей статьи. Ее временная протяженность составила четыре столетия.

I. Григорий (жил в конце XVI – начале XVII в.)

По-видимому, устюжанин. Имел сына Ивана (Ивашку), пришедшего в Восточную Сибирь.

II. Ивашко Григорьев Лыха (жил в первой половине XVII в.)

Устюжанин. Первый пришедший на Лену предок Лыхиных. В РГАДА в таможенных книгах Якутского острога Г.Б. Красноштановым обнаружено три документа, в которых упоминается Ивашко Григорьев Лыха. Наиболее ранний из них относится к 1647 году. Таможенная запись свидетельствует: «Июня в 27 день отпущены из таможни на соболиный промысел промышленой человек Стенька Васильев Поляков, а с ним покрученики и наемщики

наемщик Ивашко Григорьев Лыха устюжанин

покрученики

Онтонко Евсевьев пинежанин

Овдокимко Микифоров устюжанин

Ивашко Филипов Тобольского города

Ивашко Васильев Мурога устюжанин

Агапитко Трофимов устюжанин

Корнилко Тимофеев Окруженин

Оксенко Микитин Южак.

А с ними пошло хлебного запасу и промышленого заводу Якутцкого острогу по таможенной оценке на двести на дватцать на один рубль на десять алтын.

Отъезжие пошлины взято по алтыну с человека. Итого девять алтын» (РГАДА, ф.1177, оп.4, д.228, л.222–222 об.).

Две других записи, относящиеся к 1648 и 1649 годам, аналогичны. И в них Ивашко Григорьев Лыха в качестве наемщика промышленного человека Стеньки Полякова (это, кстати, известная историкам личность — сотоварищ Ярофея Хабарова в походе на Амур) отправлялся из Якутского острога «вниз по Лене реке и вверх по Алдану реке на соболиный промысел».

Из этих документов следует важный вывод: семейная легенда об украинском происхождении фамилии не верна. Ивашко Григорьев Лыха, три года подряд ходивший в Якутии на соболиный промысел, был устюжанином. Соответственно и объяснение его прозвища надо искать не в украинском языке. В многотомном «Словаре русских народных говоров» о значении слова «лыха» говорится следующим образом: «1. О женщине, девушке большого роста». «2. О ленивой женщине, девушке. Такие лыхи сидят дома и не хотят работать».

III. Кирилко Иванов Лыха (Лыхин) (? – ок. 1700)

Устюжанин. Промышленный человек, затем пашенный крестьянин. По всей видимости, сын Ивашки Григорьева Лыхи, хотя прямых доказательств такого родства пока нет. Наиболее раннее упоминание о нем на сегодняшний день обнаружено Г.Б. Красноштановым в РГАДА в фонде Якутской приказной избы. В деле о краже сошников в Берендиловской деревне в «168 [1660] году, майя в 28 день» одним из опрошенных был находившийся там промышленный человек Кирилко Иванов (Лыха).

В ужинной книге за 1661 год найдена запись о присевке Кирилки Иванова: «На ево ж, Алешкине [Тимофеева Берендилова] земли присевка промышленого человека Кирилка Иванова. Девяносто пять снопов ячменю. По счету и по умолоту взять пятово снопа полтора пуда ячменю» (РГАДА, ф.1177, оп.4, д.761, л.19 об.).

Две интересные записи о нем обнаружены в таможенных книгах того времени. Так, в таможенной книге Чечуйского волока записано: «Июня в 16 день [1664 г.] отпущены с Чичюйского волоку из таможни к Ленскому Илимскому волоку промышленые люди

Кирюшка Иванов устюжанин

Ивашко Михайлов Крюков

да торгового человека Никиты Осколкова прикащик ево Андреян Васильев Едомских

Сергушка Евдокимов вымитин.

А с ними отпущено их промыслу и перекупной мяхкой рухляди и божьих семдесять семь соболей с пупки и с хвосты да перекупных пятьдесят семь пупков собольих» (РГАДА, ф.1177, оп.4, д.837, л.35 об. — 36).

А в Илимской таможенной книге в 1668 году была сделана следующая запись: «Ноября в 5 день явился промышленой человек Кирилко Иванов, устюжанин. Явчего с него — алтын. Указных пошлин восмь алтын две деньги. Итого явчих и указных пошлин девять алтын две деньги взято.

Он же отпущен с Ленского волоку из Ылимского острогу ис таможни на великую реку Лену. А у него товару и денег нет.

Отъезжего четыре деньги, печатного гривна. Итого отъезжих и печатных пошлин четыре алтына взято» (РГАДА, ф.494, оп.1, ч.I, ед. хр.11, л. 4–4 об.).

Надо думать, что, будучи промышленным человеком, Кирилко Иванов не раз ходил «на Русь», отвозя туда добытую в Сибири соболиную «рухлядь».

В 1650–1660-х годах в Берендиловской деревне жил «вольный пашенный крестьянин» Ивашко Степанов. Он записан в переписной книге и за 1671 год, но там же было сказано, что с 180 (1671–1672) года пахала его вдова Марфутка Захарова дочь. На этой вдове и женился давно уже обитавший в тех местах Кирилко Иванов. В 1671 году тобольский сын боярский Ушаков составил перепись крестьян, в которой записано: «Кирилко Иванов сын с пасынки с Терешкою с Савкою» (РГАДА, ф.214, кн.580, л.480).

В 1673 году перепись крестьян была составлена приказным человеком Чечуйской волости сыном боярским Иваном Хвостовым. В Берендиловской записано среди прочего: «Двор, а в нем живут бывшаго пашенного крестьянина Ивана Степанова дети: Терешка, женат, да брат его Савка десяти лет. Да с ним ж живет вотчим их Кирилко Иванов» (РГАДА, ф.1177, оп.3, ч.II, д.1402, л.22).

А у Федора Пущина, чечуйского приказчика, в переписи того же 1673 года Кирилко Иванов был записан дважды. Первый раз как пашенный крестьянин, а второй — среди промышленных людей: «Да промышленых людей, которые женаты, а живут в Чичюйской волости: <...> Кирилко Иванов унжак. А живет по записи на срочные годы у мелнику Ортюшки в работниках» (РГАДА, ф.1177, оп.3, ч.III, д.1915, л.10).

Эта запись интересна в том отношении, что Кирилко Иванов назван унжаком, а не устюжанином. Река Унжа впадает в Волгу напротив города Юрьевца, между Кинешмой и Нижним Новгородом. В XVII веке земли по Унже относились к Галичскому уезду. Начало же свое река брала на границе с Устюжским уездом. Значит, родина Кирилки Иванова была где-то недалеко от верховьев Унжи. Места выхода часто писали по-разному. Ярофея Хабарова тоже писали двояко, то устюжанином, то выходцем из Соли Вычегодской.

Что же касается мельника Ортюшки, то его звали Ортюшка Иванов. Он был поселен в пашню в Чечуйске в 1668 году. Его потомки получили фамилию Мельниковы. В Чечуйске таких было много вплоть до ХХ века.

Поскольку в начале 1670-х годов Терешка Иванов был уже женат, то он скоро отделился от отчима. В последующих по времени документах РГАДА Кирилко Иванов упоминается уже со своими сыновьями: Микиткой, Офонькой и Илюшкой. В 1680–1690-х годах он пахал «на великих государей полдесятины ржаные да четь десятины яровые. А пахотные под ним земли 6 десятин, а сенных покосов на 20 копен» (РГАДА, ф.214, кн.1106, л.634).

В 1696 году в списке крестьян Чечуйской волости он отмечен с прозвищем, как Кирюшка Лыха. А в ужинной книге за 1698– 1699 годы впервые записан в деревне Берендиловской как Кирилко Лыхин.

Прозвище Лыха, повторяющееся во втором поколении, дает нам основание предположить, что у Кирилки Иванова оно имело уже характер родового. В 90-е годы XVII века происходит трансформация родового прозвища в прозвищное отчество Лыхин, а в последующих поколениях — в фамилию Лыхин.

В начале XVIII века Кирилко Иванов Лыхин уже не упоминается. Так, в 1701 году без указания деревни записан «Микитка Лыхин», в 1703 и 1705 годах — «Никита Кирилов з братьями». В 1707 году в деревне Берендиловской — «Микита Лыхин з братом».

По всей видимости, около 1700 года Кирилко Иванов Лыхин умер. Но на ленской земле остались его дети:

Микитка (род. ок. 1673).

Офонька (род. ок. 1678).

Илюшка (род. ок. 1681).

IV. Афанасий Кирилов Лыхин (ок. 1678 – до 1727)

Родился около 1678 года. Долгое время в моем распоряжении была единственная выписка из архивных документов, связывавшая поселившегося в деревне Берендиловской Кирилку Иванова Лыху с его внуком Корнилом Лыхиным. В 1727 году в книге подушного семигривенного сбора Илимской воеводской канцелярии в деревне Берендиловской упоминаются:

«Никита Лыхин 50 [лет]

у него сын Иван 8

у него племянники Иван 17

Корнило 15

Никифор 14

Иван 9» (РГАДА, ф.494, оп.1, ч. I, д.225, л.203–203 об.).

Из этой записи следует, что отцом Корнила был либо Офонька, либо Илюшка Лыхины, но к тому времени их обоих, похоже, уже не было в живых.

Поиски документов, проясняющих вопрос об отце Корнила, в течение длительного времени или не давали никаких результатов, или повторяли уже известное. Так, например, в «ведомости» 1750 года о «положенных в подушной оклад государственных крестьян» по деревне Беренгиловской перечислены:

«Никита Лыхин

сын Иван

у них племянник Иван

Корнило

Никифор

Иван

у них дети Потап

Николай Иван

Григорей

Василей

Прокопей

Семен

Семен же

Филип» (РГАДА, ф.494, оп.1, ч.I, ед.хр.1607, л.410 об.).

Эта запись добавляет лишь правнуков Кирилки Иванова Лыхи и свидетельствует о том, что новый род на ленской земле — род Лыхиных — благополучно укоренился.

Разрешился вопрос неожиданно и не с помощью материалов архива древних актов в Москве, как ожидалось. В сохранившейся в Государственном архиве Иркутской области метрической книге Сполошинского погоста Спасской церкви за 1778 год была найдена следующая запись: «28 января венчан Сполошенского приходу деревни Кобелевской крестьянин Василий Никитин сын Немытышев [с] Чечуйского приходу деревни Берендиловской умершаго крестьянина Корнила Афанасиева Лыхина з дочерию ево девицею Маврою первым браком» (ГАИО, ф.50, оп.3, д.10, л.173 об.).

Эта запись позволила связать всю родословную цепочку воедино: сообщенные Г.Б. Красноштановым сведения соединились с моими посредством обнаруженных к тому времени материалов двух ревизских «скасок» — 1762 (3-я ревизия) и 1795 (5-я ревизия) годов.

Женат Афанасий Кирилов Лыхин был на Марфе Еремеевой (род. ок. 1674 г.). По материалам ревизии 1762 года она значилась «вдовой» 88 лет и жила в семье младшего сына Ивана. Их детьми были:

Иван (род. ок. 1702 – ум. в 1756).

Корнило (род. ок. 1704).

Никифор (род. ок. 1705).

Иван (род. ок. 1710).

V. Корнило Афанасиев Лыхин (ок. 1704 – до 1778)

По материалам третьей, 1762 года, ревизии Корнилу Лыхину — пашенному крестьянину «Чечуйского острогу деревни Берендиловской» — было 58 лет. Там же значилось: «У Корнила жена Анна Кирилова дочь пятидесят четырех лет. Взята в замужество Якуцкого Спаского монастыря деревни Захаровой умершего вкладчика Кирила Сергеева по добровольному с обоих сторон договору» (РГА-ДА, ф. 350, оп.2, д.1045, ч.II, л.856). «У них дети»:

Прокопей (род. ок. 1728 – ум. 10 марта 1777).

Семён (род. ок. 1735).

Семён (род. ок. 1740 – ум. в 1756).

Филип (род. ок. 1740).

Пётр (род. ок. 1746 – ум. 7 октября 1802).

Дарья (род. ок. 1748).

Лука (род. ок. 1749).

Марфа (род. ок. 1752).

Мавра (это она 28 января 1778 года бракосочеталась с крестьянином Кобелевской деревни В.Н. Немытышевым).

VI. Семён Корнилов сын Лыхин (ок. 1735 – 11 мая 1797)

Родился около 1735 года. В «Описании реки Лены», составленном в том же 1735 году членом Второй Камчатской экспедиции Ильей Яхонтовым, о родной деревне Семёна Корнилова (вместе с не отделявшейся в документах д. Лыхиной) записано: «Берендилова деревня на левом берегу Лены. В ней 14 дворов крестьянских. Она[я] деревня продолжается на версту» (РГАДА, ф.199, оп.2, № 517, ч.I, портфель 1, д.20, л.32 об.).

Женился Семён Корнилов в возрасте не раньше 27 лет (по материалам 3-й ревизии в июне 1762 г. он был холост). В 1795 году ему значилось 59 лет. «У него жена Афимья Иванова дочь» 56 лет. Скончался Семён Корнилов Лыхин 11 мая 1797 года. Его детей и внуков в деревне стали называть «Семёновскими», «Семёновух».

Дети:

Степан (род. ок. 1765).

Матрёна (1 января 1791 года она бракосочеталась с Ермилом Дмитриевым Горбуновым из Берендиловской деревни).

Дарья (вышла замуж «Чечуйской волости деревни Пущиной за крестьянина Андрея Никитина»).

Матрёна (род. ок. 1772, «выдана в замужество Киренского округа Подкаменской волости деревни Мысовой за крестьянина Василья Кузнецова»).

«Феоктистия» (род. 9 ноября 1775).

Епистимия (род. ок. 1778).

VII. Степан (Стефан) Семёнов сын Лыхин (ок. 1765 – после 1830)

По материалам 5-й ревизии 1795 года, ему было 29 лет (в 1782 г. — 17 лет). Жена — Гликерия Андреева дочь. Родилась она около 1770 года. «Взята сего [Чечуйского] острогу деревни Мудинской у крестьянина Андрея Кормадонова» (ГАИО, ф.9, оп.1, д.166, л.513 об.). Бракосочетались около 1789 года.

На март 1830 года Степан Лыхин был еще жив. 29 числа того месяца и года он стал крестным отцом у своего внука Симеона Зиновьевича. «Крестьянская жена Гликерия Андреева Лыхиных» умерла 24 марта 1832 года.

Дети:

Зиновий (род. 30 октября 1795).

Ульяна (род. в 1789 или 1790, 27 января 1815 г. бракосочеталась с берендиловским крестьянином Иваном Митрофановым Тетериным).

Евдокия (род. 25 февраля 1798).

Евдокия (род. 27 февраля 1800).

Василий (род. 8 марта 1802 – ум. 5 апреля того же года).

Евдокия (род. 30 февраля 1803).

Марко (род. 28 марта 1805 – ум. 18 июля 1806).

Ирина (род. 14 апреля 1807).

Кириак (род. 19 сентября 1809 – ум. 25 августа 1819).

Евдокия (род. ок. 1814 – ум. 28 марта 1819 «от кори»).

Летом 1810 года в пяти верстах от деревни Беренгиловской (так она стала именоваться в XIX веке) была построена и освящена двухэтажная каменная Петропавловского погоста Спасская церковь. Из прихода Чечуйской Воскресенской церкви деревня перешла в приход новой церкви, в метрических книгах которой отныне стали записываться сведения о рождающихся, сочетающихся браком и умирающих беренгиловских жителях.

VIII. Зиновий Степанов сын Лыхин (30 октября 1795 – 18 марта 1840)

Родился 30 октября 1795 года. Жена — Екатерина Григорьева дочь (урожденная Никитина). В метрической книге Петропавловской Спасской церкви на 1820 год выполнена такая запись: «19 января. Венчан Беренгиловской деревни крестьянин Зиновий Степанов сын Лыхин [с] Киренского прихода Салтыковской деревни крестьянина Григория Яковлева Никитиных дочерью девицой Экатериной первым браком». Умер Зиновий Степанов 45 лет «от горячки» 18 марта 1840 года.

Дети:

Виктор (род. ок. 1821 – ум. до 1880).

Иван (Иоанн) (род. 7 ноября 1822).

Анисия (род. 25 декабря 1825 – «умре 6 дней» 1 января 1826).

Панфил (род. 14 февраля 1827 – ум. после 1888)

Ксения (род. 18 января 1829 – ум. 25 января того же года).

Семён (Симеон) (род. 29 августа 1830, его крестным отцом стал дед «Стефан» – ум. до 1880).

Елена (род. 7 мая 1833 – ум. 10 августа того же года).

К XIX веку деревни Берендиловская и Лыхинская, разрастаясь, слились воедино. В документах того времени указывалось только одно название — Берендиловская (Беренгиловская). Однако, по воспоминаниям стариков, нижний конец деревни попрежнему сохранял название Лыхинского.

В середине XIX века жители деревни Беренгиловской, расположенной на самом берегу Лены («на яру у Верхней Курьи») и поэтому часто страдавшей от весенних наводнений, вынуждены были начать переселяться подальше от реки. При этом деревня разделилась на два самостоятельных поселения, расположившихся в одной версте от берега и на таком же расстоянии друг от друга. Часть жителей стала обустраиваться на веретье (возвышенном месте) за большим логом напротив старой деревни. Это поселение сохранило название Беренгиловской деревни. Другие решили обосноваться на взлобочке немного в стороне, на версту ближе к селу Петропавловскому. Эта деревня стала называться Лыхинской. Разделение деревень зафиксировано «предписанием» Иркутской казенной палаты от 14 октября 1852 года за № 9430. В 1855 году в деревне значилось 12 крестьянских дворов, в которых жило 49 мужчин и 39 женщин.

Большая часть Лыхиных переехала в Лыхинскую деревню, хотя некоторые из них поселились и в Беренгиловской. Сыновья умершего к тому времени Зиновия Степановича Лыхина Виктор, Иван, Панфил и Семён стали жить одним хозяйством в деревне Лыхинской.

Процесс переселения растянулся не на один год. По свидетельству местных старожилов, последние жители покинули «старую» Беренгиловскую деревню после больших наводнений 1915 и 1918 годов. Сегодня место этой деревни у «Жижиной проточки» обозначается как «Ермолкина пашня».

IX. Иван Зиновьевич Лыхин (7 ноября 1822 – ок. 1900)

Родился 7 ноября 1822 года в деревне Беренгиловской. Жена

— Екатерина Лазаревна (урожденная Березовская). Родилась 30 октября 1819 года в деревне Сукнёвской. Метрическая книга Петропавловской Спасской церкви в части «о бракосочетавшихся» содержит следующую запись, выполненную 11 июля 1855 года: «Лыхинской деревни крестьянин Иван Зиновиев Лыхин, православного исповедания, первым браком, 33 [лет]. Девица Екатерина Лазарева дочь Сукневской деревни умершего крестьянина Лазаря Петрова Березовского православного исповедания, 36 [лет]».

По сохранившимся рассказам, Иван Зиновьевич сначала ходил на заработки в село Качуг, расположенное вверх по реке Лене. Оттуда он сплавлял грузы на плоскодонных суднах-карбазах вниз по реке. Но потом его якобы пристыдил хозяин: «Ты что, Иван Зиновьевич, хочешь у меня весь хлеб заработать? Почему не сеешь свой?» И он занялся раскорчевкой тайги. Свободных земель в пойме Лены тогда уже не хватало. Поэтому он стал корчевать лес на начинающихся от поймы увалах, в месте, называемом «Гарью» и располагавшемся на склоне у небольшой речушки, примерно в километре от деревни. С тех пор и возникли названия по уличной фамилии братьев Зиновьевичей, идущей от прадеда Семёна: «Семёновых гарь», «Семёновых речка» (ныне речка Мостовка), «Семёновских чистка». Следом и другие мужики деревни Лыхинской стали устраивать там себе пашни. (Сегодня здесь, рядом с проложенной отсыпной дорогой из с. Петропавловска в д. Вишнякову, находится совхозная пашня. Одна из полос этой пашни площадью в 6 гектаров 30 соток, недалеко от Лыхинского кладбища, до сих пор носит название Семёновской.)

Иван Зиновьевич был колоритной фигурой. Силу воли он имел железную. Его слово было законом для всей многочисленной семьи вместе живущих братьев. Всех он принуждал корчевать пни и распахивать новую землю. В семье был установлен суровый порядок. Никто не смел его ослушаться. Уклоняющихся от работы брал за руку и выбрасывал из-за стола: «Кто не работает, тот не ест!» (От стариков сохранился рассказ, что дочери не хотели ходить на раскорчевку тайги, заявляя, что они выйдут замуж и им ничего не достанется.)

Да и вся деревня считалась с мнением Ивана Зиновьевича и побаивалась его. По воспоминаниям лыхинских старожилов, был он «среднего роста, очень плотный и имел богатырскую силу», за которую прозвали его «Утёсом», а детей его и внуков — «утёсиками» или «чембалятами» (по Чембалову утесу на р. Лене между Чечуйском и Вишняковой. Кроме того, звали их и «крохалями». «А произошло это прозвище от того, что наш прадед с семьей корчевал пни на речке. И говорили о них: “Копаются, как крохали“).

Старики свидетельствовали, что Иван Зиновьевич сбивал кулаком с ног коня и одним взмахом сшибал кочни с барочных гребей сколько их попадало под руку. Обычные же люди не могли сбить и одной. (Кочни — это целый ряд деревянных спиц, за которые держались люди, чтобы грести пяти-шестиметровыми веслами на барках.) Однажды в драке он кулаком убил человека. За убийство его не посадили в тюрьму, но предупредили, что в случае повторения драки с убийством — посадят.

Занимался Иван Зиновьевич и охотой. Как-то зимой он заблудился и вернулся в зимовье через два дня. Спрашивают его: «Где был? Почему долго не возвращался?» Он только коротко ответил: «Не разговаривай, чай вари!»

Старики рассказывали: «Прибежим мы, дети, к вам в избу. Он крикнет: “Брысь, осённые поросёнки“, и мы выскакиваем на улицу».

Последние годы Иван Зиновьевич жил вдовцом, жена его Екатерина Лазаревна умерла до 1880 года. Сам Иван Зиновьевич скончался лет восьмидесяти, где-то около 1900 года.

Дети:

Егор (Георгий) (род. 1 апреля 1857).

Михаил (род. 2 июля 1860).

Анна (род. 16 октября 1864).

X. Егор (Георгий) Иванович Лыхин (1 апреля 1857 – 6 апреля 1917)

Родился 1 апреля 1857 года в деревне Лыхинской. В метрической книге Петропавловской Спасской церкви записан как «Георгий». Народная форма этого имени, ставшая документальной, — Егор. Жена — Марина Ивановна (урожденная Романова). Родилась 4 июля 1864 года в деревне Сукнёвской. Бракосочетались 12 января 1883 года. В метрической книге Петропавловской Спасской церкви записано: «Жених Петропавловской волости Лыхинского селения крестьянин Георгий Иоаннов Лыхин, вероисповедания православного, первым браком, 24 [лет]. Невеста Сукневского селения крестьянская дочь девица Марина Иоаннова Романова, вероисповедания православного, первым браком, 19 [лет]».

По сохранившимся рассказам, Егор Иванович был не развит и даже умственно несколько ограничен, но, как и отец, физически тоже силен. Всю жизнь семья его провела в бедности. Возглавляла семью жена, Марина Ивановна.

Прожил Егор Иванович 60 лет и умер 6 апреля 1917 года «от чахотки». Был похоронен «на приходском кладбище» в селе Петропавловском. Его внук, Н.И. Лыхин (1914 г. рождения), вспоминал: «Деда, Егора Ивановича, помню очень смутно. Мне было не более двух-трех лет, когда он меня кормил ядрами кедровых орехов. Налущит их и тычет пальцем по столу, приговаривая: “Тип тип“, как зовут цыплят». Последние годы Егор Иванович болел (ослеп?) и почти не работал, лежал в полушубке на гобчике у печи. Марина Ивановна скончалась после 1925 года.

Дети:

Пётр (род. 19 июня 1884 – ум. 1 августа того же года «от скарлатины»).

Иннокентий (род. 7 февраля 1886 – ум. 15 февраля того же года).

Елена (род. ок. 1887 – ум. 4 июня 1915 «от неправельных родов»).

Иван (род. 23 января 1888).

Никита (род. 25 сентября 1894, в 1938 был репрессирован, умер в лагере на Колыме в 1942).

Николай (род. 19 декабря 1897 – ум. 25 декабря 1985 в Киренске).

Степан (род. ок. 1900 – ум. в 1950–1960-х в Олёкминске).

Зоя (род. ок. 1907 – ум. ок. 1959 в Олёкминске).

XI. Иван Егорович Лыхин (23 января 1888 – 6 августа 1976)

Родился 23 января 1888 года в деревне Лыхинской. В родительской многодетной семье (выжило шестеро детей) он был старшим сыном. Семья жила бедно, поэтому ни о какой учебе думать не приходилось. Своего хлеба семье хватало только до Рождества. А покупать хлеб было не на что. Поэтому лет в 11 его отдали в батраки. Был работником у зажиточного крестьянина Хохлушина в деревне Вишняковой, потом в деревне Банщиковой у богача Дмитриева. Вместе с другими работниками он ухаживал за скотом, исполнял другие работы по дому и хозяйству — все, что заставят хозяева. Заработанные деньги шли на пропитание родительской семьи. «Шесть годов ходил по работам», — вспоминал он сам.

В 1905 году 17-летний Иван «ушел в Воронцовку» — в пароходство (Воронцовский затон на р. Витим близ с. Мама). Проплавал по Лене и Витиму, сначала матросом, потом штурвальным, семь лет. Зимой возвращался в деревню, работал в родительском хозяйстве. Силой налился. Рассказывали про него: «Якорь в 15 пудов 15 фунтов [250 с лишним кг. — Ю. Л.] на корабль занес по спору. Трое не могли занести. Он идет мимо, смеется:

<dl><dt>– Чо вы там возитесь?</dt><dt>– А ты попробуй уташши.</dt><dt>– И уташшу.</dt></dl>

Положили на него якорь, он на трап встал — тот прогибается так, что думали лопнет. Взмок весь, но занес. Плечи потом, говорит, неделю болели. Отдавило».

В 25 лет женился на Харитине Дмитриевне Таракановой (род. 19 сентября 1886 г. в с. Сполошинском) и с этого времени всецело «занялся крестьянством».

15 августа 1915 года был взят «на войну», но в боевых действиях участия не принимал. Служил в Чите «ратником ополчения», охранял иностранных военнопленных. О пленных вспоминал с уважением, говаривал: «Хорошие люди — немцы». Один из них научил его писать мало-мало. Удивлял немцев своей силой. Возьмет, бывало, двоих руками, третьего на голову посадит и по казарме пронесет. Немцы только головами качают.

Часто рассказывал об одном из армейских случаев: «В полку забава была — боролись. При командирах. От роты одного, самого сильного, выставляли: “Кто такого-то поборет?“ До трех раз боролись. Однажды оборол я известного борца, силой задавил. Тот, видать, обиду затаил. Подпил и в казарму пришел драться: “Я Лыхина угроблю!“. Схватились на бетоне. Я как взял его на отмашку да оземь бросил, тот пятку и раздробил. А в сапогах были. Его комиссовали потом. А по полку приказ вышел: Лыхину не бороться больше».

В 1918 году вернулся домой, в родную деревню и вновь принялся крестьянствовать в общей родительской семье. Где-то в 1922 году семья умершего к тому времени Егора Ивановича Лыхина разделилась. Иван Егорович с женой и двумя детьми поселился в приобретенной старенькой, наполовину сгнившей «избёнке». По разделу ему достались лошадь и годовалый жеребенок, корова, овца, вскоре сдохшая, свинья, плуг да маленький клочок земли. Хозяйство бедняцкое.

Трудное это было время для Ивана Егоровича. Пришлось заняться строительством нового дома и хозяйственных построек, раскорчевывать землю, пахать и сеять. Работа от зари и до зари.

Но к концу 1920-х годов построился, обзавелся двумя лошадьми, двумя коровами, свиньями, полным хозяйством.

Пришло время коллективизации. «Окулачивание началось. Я крепко работал, и меня начали окулачивать. Отдал 220 пудов хлеба... Пришло время, подушки начали описывать». В это время Иван Егорович был в извозе в Бодайбинском районе. Узнав о происходящем в деревне, не стал возвращаться. «Я там зажил хорошо... 1 год и 4 месяца прожил там. Сын пишет, что плохо живем. Я получился как отходник. На приисках работал на складе, благодарности давали... Вином не захлебывался».

Родные стали собирать справки, что он никого не эксплуатировал, что сам батрачил.

Его «восстановили» в Киренске, но хлеб уже не вернули. После этого возвратился в деревню, в которой устраивалась колхозная жизнь. С началом Великой Отечественной войны полуграмотный, но «умный мужик» Иван Егорович стал председателем колхоза. Под его руководством коллективное хозяйство успешно справлялось с трудностями военных лет и, несмотря на нехватку мужчин, строилось, снимало хорошие урожаи. Если в соседних колхозах голодали, то в Лыхиной (так, сокращенно, стали называть Лыхинскую и другие ленские деревни в советское время) на заработанные трудодни делили достаточно хлеба и других продуктов.

Однако руководящая должность давалась не просто. На нервной почве Иван Егорович нажил язву желудка и по окончании войны, после операции, от председательства отказался. Вновь стал простым колхозником, долгие годы работал конюхом.

Выйдя на пенсию, Иван Егорович, получая сначала 16, а потом 20 рублей, остался доживать в умирающей деревне. В связи с проводившейся кампанией укрупнения сельских хозяйств жители небольших деревень стали активно переезжать в центральные усадьбы или вообще покидать родные места. В 1969 году в Лыхиной было «домов 30, а живут только в трех. На улице ни одного человека. Тишина, только кое-где скрипят оборванные двери. Веет мертвым», — так описывала деревню в своем экспедиционном дневнике Р.В. Долганова, член Ленской историко-этнографической экспедиции Иркутского госуниверситета.

Летом 1970 года самыми последними из жителей некогда большой деревни Иван Егорович и Харитина Дмитриевна покинули Лыхину и переехали в село Петропавловск. В мае 1976 года к ним приехали сыновья и предложили забрать их с собой. Иван Егорович отказался, сказав: «Я здесь помирать буду». Скончался он 6 августа 1976 года и был похоронен на давно облюбованном месте лыхинского кладбища рядом с могилой своей матери. Харитина Дмитриевна же уехала с сыном Николаем в город Куйбышев (ныне г. Самара). Там она и умерла 27 апреля 1980 года.

Вспоминая об Иване Егоровиче Лыхине, нельзя не упомянуть о том, что был он непревзойденным рассказчиком, знавшим огромное множество разных былей, баек, прибауток и т. п. Такие люди были редкостью. С большим удовольствием он рассказывал все это тем, кто готов был его слушать. Недаром известная иркутская исследовательница сибирского фольклора Е.И. Шастина, встретившая Ивана Егоровича в Петропавловске незадолго до смерти, пишет о нем как о «сказочнике» и в качестве эпиграфа к одной из глав своей книги «Сказки и сказочники Лены-реки» приводит его слова: «Сказка — это умственности последствие».

Дети: Николай (род. 3 мая /по паспорту – 18 мая/ 1914 – ум. 17 августа 2001). Пётр (род. 25 июня /по паспорту – 16 июня/ 1919).

XII. Пётр Иванович Лыхин (род. 25 /16/ июня 1919)

Родился 25 июня (по паспорту – 16 июня) 1919 года в деревне Лыхиной. В школу пошел восьми лет. Учился в начальной трехлетней школе в родной деревне (1927–1930), затем, с четвертого класса, — в деревне Алымовка (40 км по р. Лене в сторону Киренска). В пятом классе доучился только до весны и сбежал, не поладив с хозяйкой, у которой жил на квартире. В это время рядом, в селе Петропавловске, открылась школа-семилетка. Записавшись в нее, вновь пошел в пятый класс. В 1935 году, окончив семилетку, поступил в дорожно-строительный техникум в Якутске, но через год перевелся в Якутский техникум пушно-мехового хозяйства. Учился на учетно-плановом отделении.

Техникум окончил летом 1940 года, получив специальность бухгалтера-плановика. После учебы возвратился в деревню, год проработал в колхозе. Затем вернулся в Якутск, с лета 1941 года работал помощником бухгалтера в «Якутторге». В следующем году был взят в армию и послан в Иркутскую военную авиационную школу авиамехаников, в которой учился с июля 1942 по ноябрь 1943 года. После продолжал службу в Бирмском военно-авиационном училище летчиков (г. Черногорск Красноярского края). В качестве авиамеханика обслуживал самолеты с поршневыми двигателями — истребители «Як». В декабре 1945 года был демобилизован в звании старшего сержанта и вернулся в родную деревню.

В 1946 году вновь уехал в Якутск, снова работал бухгалтером в магазинах «Якутторга». Затем в течение шести месяцев учился на курсах повышения квалификации при Якутском техникуме потребкооперации на старшего бухгалтера. Окончив курсы летом 1948 года, поехал по системе потребительской кооперации «Холбос» в поселок Мухтуя (ныне г. Ленск). Заболев там (нервы), бросил работу и вернулся домой.

В 1949 году уехал в Одессу, где на китобойной флотилии «Слава» работал его друг «Васька» Березовский. Пока оформлялся допуск за границу, трудился счетным работником в бухгалтерии. После получения допуска из-за открывшегося воспаления легких пройти медкомиссию для работы в китобойной флотилии не смог. Тогда устроился матросом в Советско-Дунайское государственное пароходство и на дизель-тягаче «Саратов» отправился в плавание по реке Дунаю. С осени 1950 до лета 1951 года побывал в Румынии, Югославии, Венгрии, Чехословакии. О Чехословакии (в г. Комарно простояли на ремонте четыре зимних месяца) остались особенно хорошие воспоминания.

В конце 1951 года приехал на прииск Светлый Бодайбинского района Иркутской области. Работал экономистом в приисковой конторе. Здесь познакомился с литовкой Еленой Францевной (Элена Прано) Диржюте, 2 ноября 1954 года ставшей его женой. Со Светлого, где родился сын Юрий, молодая семья в 1955 году переехала на прииск Кропоткин. Работал там экономистом-нормировщиком в разных конторах системы треста «Лензолото».

Летом 1963 года состоялся новый переезд — в районный центр, город Бодайбо. В это время в семье было уже трое детей. Трудился нормировщиком в техснабе треста «Лензолото», затем инженером нормативно-исследовательской группы в управлении треста. В конце 1969 года попал под сокращение и ушел на рабочую должность — плотником РСУ (ремстройучастка). На пенсию вышел в 55 лет, как было положено в районах, приравненных к Крайнему Северу.

Летом 1974 года покинул Бодайбо и вместе с семьей уехал из Сибири. В течение последующих 11 лет жил в Литве, в Молдавии (г. Тирасполь), в Украине (г. Геническ и Черновцы). Осенью 1985 года, поменяв черновицкую квартиру на квартиру в Иркутске, вместе с женой вновь перебрался в Сибирь к дочери и сыну. Затем снова несколько лет жизни в Литве, наконец, осенью 1992 года окончательно вернулся в Иркутск. Жена со второй дочерью осталась в Литве. Так сложилась жизнь.

Дети:

Юрий (род. 12 октября 1954).

Нина (род. 21 июня 1957).

Ирина (род. 14 января 1961).

XIII. Юрий Петрович Лыхин (род. 12 октября 1954)

Историк, автор сей статьи.

К началу XX века жившие в одной деревне и носившие одну фамилию, но относившиеся к разной «родове» Лыхины считались не больше чем однофамильцами. Род настолько разветвился, что для того чтобы определить «чей это Лыхин», необходимо было добавлять так называемую уличную фамилию: Лыхин «Ванчиковых», «Евдокимовских», «Евсеевских», «Егоровых», «Ерасовых», «Семёновских», «Фановских», «Щёголевых». (Кстати заметить, на сегодня прослежены все линии, кроме «Щёголевых».)

Продолжая поиски корней рода Лыхиных в европейской части России, удалось обнаружить еще более древние свидетельства по сравнению с XVII веком. Н.М. Тупиков в своем «Словаре древнерусских личных собственных имен» упоминает крестьянина из северо-восточной России Федора Лыхина — 1558 год, и новгородца Ивана Борисова сына Лыхина, убитого («до смерти убиша») в 1359 году во время междоусобия в Новгороде.

Предпринятая летом 2002 года поездка по Костромской (р. Унжа) и Вологодской (Великий Устюг) областям показала, что в местах «исхода» Лыхиных в Сибирь эта фамилия среди коренных не встречается. Тогда стало любопытно проследить географию распространения фамилии. Начавшаяся в этом направлении работа дала следующие предварительные результаты.

В XVIII веке фамилия крестьянина А. Лыхина упоминается в Западной Сибири в связи с расследованием дела о Толоконцевской гари (1736 г.). В показаниях А. Лыхина было подробно зафиксировано учение Ивана Смирнова — старообрядца-беспоповца, одного из главных идеологов и руководителей Тарского бунта 17 мая 1722 года. Его скит, расположенный на реке Ишиме неподалеку от Тары, стал важным центром сибирского старообрядчества наиболее радикального толка. Попавший под следствие А. Лыхин был учеником Ивана Смирнова.

В Восточной же Сибири в XVIII веке Лыхины зафиксированы не только на реке Лене. В 1790-х годах ямщик Пуд Лыхин жил на станции Зиминской, что по Московскому тракту близ реки Ангары. В метрических книгах Зиминской Троицкой церкви обнаружены записи о рождении его дочерей Елены и Авдотьи.

По материалам генеральной ревизии 1795 года, деревня под названием Лыхинская находилась в Верхоилимской слободе «Киренской округи» Иркутского наместничества. Она располагалась на правом берегу Илима в месте впадения в него реки Большой Мячик в 189 верстах от «заштатного города Илимска». Однако в 1795 году Лыхины в ней не жили. По ревизской «скаске» в деревне значилось три хозяина: Осип Степанов сын Скуратов 62 лет, Егор Леонтьев сын Пушмин 54 лет и Иван Григорьев сын Барахтенков 38 лет. Они же значились «в подушном окладе» этой деревни во время предыдущей ревизии — 1782 года.

В течение всего XIX века деревня Лыхинская была небольшой и оставалась практически неизменной по количеству жителей. Так, в 1833 году в ней было три двора, в которых числилось 13 мужчин и 16 женщин, а в 1910 году она состояла из четырех хозяйств с числом душ 17 мужчин и 13 женщин. В середине XIX века, судя по метрическим книгам приходской Коченгской церкви во имя Алексея Божьего Человека, в ней продолжали жить Барахтенковы и Скуратовы. Просуществовала эта деревня, сохраняя свое название, примерно до середины XX века.

С XIX века немногочисленные Лыхины жили и живут по настоящее время по Ангаре в Мотыгинском и Богучанском районах Красноярского края.

С начала XIX века (если не раньше) Лыхины жили и на вятской земле. Это второй крупный район обитания Лыхиных в нашей стране. В списке населенных мест Вятской губернии на 1836 год значился починок Лыхинский Котельничского уезда, который находился в 31 версте от города Котельнича (ныне это город, располагающийся на берегу р. Вятки в 87 км к юго-западу от г. Кирова). В Лыхинском починке было шесть дворов, проживало 23 мужчины и 19 женщин.

В списке населенных мест Вятской губернии 1859–1873 годов имеются сведения уже о нескольких починках Котельничского уезда под названием Лыхины: Лыхинский (Лыхины), находящийся в 35 верстах от г. Котельнича; Сергинской (Лыхины) в 36 верстах; Гордеевской (Лыхины) на речке Чёрной в 70 верстах; Грединской (Лыхины) на безымянной речке в 91 версте и Ключевской (Лыхины) в 118 верстах от того же Котельнича. В них было от четырех до восьми дворов с количеством жителей от 30 до 60 человек.

По списку населенных мест Вятской губернии на 1926 год в Котельничском уезде находились деревни Большое Лыхино(ы) в 14 дворов с 95 жителями, Малые Лыхины (10 дворов, 60 жителей) и Лыхины (22 двора, 128 жителей). Выходцев из этих деревень с фамилией Лыхины до сих пор много живет в Даровском и Котельничском районах Кировской области.

В ХХ веке картина расселения Лыхиных принципиально изменилась. К концу столетия все известные населенные пункты, носящие названия Лыхинских, исчезли с географических карт. Бурные события века-«волкодава» привели к тому, что большинство Лыхиных было сорвано с родных мест и разнесено по белу свету. Несмотря на то что фамилия не относится к числу распространенных, сегодня ее можно встретить по всей России, бывшим советским республикам и далеко за границей.

Подводя итог изложенному, приведем напрашивающееся сравнение. Родословное древо Лыхиных, взросшее и укоренившееся на берегах реки Лены, не выдержало напора сурового времени. Корни его подломились, могучий ствол рухнул. Но далеко разлетевшиеся созревшие жизнеспособные семена здесь и там дают новые ростки… История продолжается.

 

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

ГАИО, ф. 9. Киренский земский суд.

ГАИО, ф. 50. Иркутская духовная консистория.

ГАИО, ф. 477. Чечуйская Воскресенская церковь.

ГАИО, ф. 696. Чечуйское волостное правление.

ГАИО, ф. 790. Объединенный фонд церквей Киренского уезда.

РГАДА, ф.199. Портфели Миллера.

РГАДА, ф. 214. Сибирский приказ.

РГАДА, ф. 350. Ландратские книги и ревизские сказки.

РГАДА, ф. 494. Илимская воеводская канцелярия.

РГАДА, ф. 1177. Якутская приказная изба.

Летописный сборник, именуемый летописью Авраамки // Полное собрание русских летописей. — М., 2000. — Т. 16. — Стб. 88, с. 22.

Петровский Н.А. Словарь русских личных имен. — М., 1996. — 478 с.

Покровский Н.Н. Новый документ по идеологии Тарского протеста // Источниковедение и археография Сибири. — Новосибирск, 1977. — С. 221.

Словарь русских народных говоров. — Л., 1981. — Вып. 17. — С. 227.

Тупиков Н.М. Словарь древнерусских личных собственных имен // Записки отделения русской и славянской археологии Императорского Русского археологического общества. — СПб., 1903. — Т. 6. — С. 688.

Шастина Е.И. Сказки и сказочники Лены-реки. — Иркутск, 1975. — С. 6.

 

Журнал Тальцы №1 (17), 2003 год.