Еще раз к вопросу о термине "голендры"

Несколько вынужденных реплик принципиального характера по поводу замечаний неожиданного моего оппонента.

Болеслав Сергеевич Шостакович,
доктор исторических наук,
профессор Иркутского
государственного университета

Признаться, я оказался весьма озадачен, увидев в очередном выпуске журнала «Таль­цы» (. 4 от 2004 г.) свою собственную ста­тью об истории происхождения и бытования термина «голендры» в непосредственном соседстве (в том же самом номере)… с «замечаниями» по ее поводу госпожи Н.Г. Галеткиной, как бы подытоживающими мою публикацию. Это стало для меня полной неожиданностью. Ведь уже сам факт заблаговременной «контратаки» моей коллеги-оппонен­та против публикации (подчеркну: еще на фазе ее редакци­онной подготовки к выходу в свет, соответственно, еще не получившей никакого читательского резонанса, тем более и безо всякого со мной согласования!), помещаемой в том же самом номере журнала как бы «упреждающе», — прием в журнальной публицистике, скажем прямо, по сути своей — совершенно невероятный. По крайней мере, с подобным я в своей многолетней научно-исследовательской и читатель­ской практике столкнулся впервые. Однако оставим в данном случае в стороне вопрос о соблюдении общепринятых норм публикаций в специальных изданиях.

В указанной ситуации меня лично более всего встре­вожило и озаботило иное обстоятельство. Дело в том, что тема, затронутая в моей статье, является сферой компе­тенции достаточно узкого круга специалистов. Видимо, не случайно редколлегия журнала «Тальцы» обратилась именно ко мне как к единственному в регионе слависту-полонисту (так в научной среде именуются исследователи и педагоги, специализирующиеся в области истории и культуры зару­бежных славянских стран и, в частности, непосредственно Польши) с просьбой выступить в журнале по данному воп­росу. Подготовка статьи потребовала серьезной работы над ее содержанием, основательного редактирования. Особенно сложными оказались выявление в специальной, оригиналь­ной литературе аргументации по данному вопросу, а также — поиск возможно доходчивой, популярной формы для пред­ставления читателю материала, незнакомого для него своей конкретикой и связанными с нею деталями. И то, что едва появившаяся статья (заметим, первая в своем роде на дан­ную тему во всей отечественной литературе) оказывается как бы «с порога», заранее оговорена «замечаниями» и возраже­ниями, к сожалению, вводит в заблуждение основную мас­су читателей журнала, не искушенных в профессиональных тонкостях данного предмета. Это, несомненно, создаст у них иллюзию, будто бы вокруг затронутого вопроса существуют некие научные разногласия и споры. Кто-то из них, естест­венно, пойдет еще дальше, скорее всего вообразив, будто бы журнал намеренно открыл дискуссию по данной теме, видимо, до сих пор остающейся спорной в научном отноше­нии, и в ходе таковой по этому поводу, вероятно, и должна родиться некая «истина». Необходимо сразу же подчеркнуть, что все подобные предположения лишены какой-либо реаль­ной почвы!

Именно в сказанном, по нашему мнению, и состоит глав­ный промах публикаторов научно-популярного издания, ка­ковым является журнал «Тальцы». Журнал этот призван про­свещать свою читательскую аудиторию, давать ей материал, информационно выверенный, а не втягивать ее в публичные споры, для которых отнюдь не предназначено данное изда­ние, и по предмету, широкому читателю попросту незнако­мому. При этом сразу же оговорюсь. Все сказанное вовсе не означает, что автор отказывает журналу «Тальцы» в праве на проведение каких-либо дискуссий или в знакомстве сво­их читателей с какими-то реальными научными проблемами. Однако же это допустимо только лишь в тех особых случаях, когда для того имеются реальные основания, в отличие от рассматриваемой здесь ситуации. И тем более — когда об­суждение любых научных проблем выносится в читательскую среду во вполне адекватной, научно выверенной (корректной, как принято говорить в таких случаях) форме.

В итоге автор этих слов был вынужден взяться за новую статью. Ее цель состоит в том, чтобы попытаться объяснить всем заинтересованным вопросом о «голендрах» смысл сло­жившейся парадоксальной ситуации вокруг моего очерка, вызванной (надеюсь, невольно, без специального умысла) непродуманным его совмещением с оспаривающей его со­держание полемикой Н.Г. Галеткиной. Это может вполне на­поминать дискуссию специалистов-исследователей, будто бы свободно и независимо обсуждающих спорную проблему, но лишь чисто внешне, по форме. В действительности же для дискутирования напрочь отсутствуют серьезные доводы. Весь спор навязывается по надуманным вопросам. Если бы «отве­ты и замечания» госпожи Н.Г. Галеткиной не были вынесены на страницы специальной прессы и тем самым не вызыва­ли в умах читателей большую долю сомнения относительно содержания предшествующей публикации пишущего эти строки, ему оставалось бы любого задающегося вопросом, кто такие «голендры», откуда взялось такое странное для нашего региона и непонятное для несведущих название, —отсылать к своей первоначальной статье о «голендрах». Автор твердо убежден, что в ней уже все сформулировал ясно и, в меру своего умения, доходчиво для любого проявляющего интерес к теме. Только публичные выпады Н.Г. Галеткиной против очерка, вполне добросовестно и объективно с научной точки зрения раскрывавшего актуальную тему, вынудили его автора вновь вернуться к ранее изложенной им проблемати­ке, чтобы уже совершенно конкретно прокомментировать так называемые «замечания» и «ответы на критику» неожиданной «возмутительницы спокойствия».

Попробуем разобраться, в чем собственно состоят воз­ражения Натальи Геннадьевны? Чем ее так возмутила моя сугубо аргументированная во всех отношениях статья? По­чему она, даже не дождавшись выхода в свет журнала, как-то «уломала» его редакцию включить в тот же номер свои «замечания», непосредственно направленные против моей публикации?

Начнем с того, что Наталье Геннадьевне показалось «не­сколько странным» то обстоятельство, что моя статья, «за­явленная как этимология термина и понятия „голендрыњ, посвящена критическому разбору» ее «работ, в центре ко­торых стоят, — по утверждению оппонента, — иные научные проблемы». Как нам думается, уже в этом «замечании» об­наруживается одна из граней характерной позиции Натальи Геннадьевны, весьма своеобразной, скажем мы, для специа­листа в какой бы то ни было сфере научных исследований, и вовсе не обязательно только гуманитарного плана. Действи­тельно, Н.Г. Галеткина с упорством, достойным лучшего при­менения, отстаивает мнение, что поскольку она занимается «проблемами групповой идентичности современных предста­вителей группы „голендров/олендровњ, живущих ныне в Сиби­ри и в Германии», ее, как своеобразно выражается она сама, интересовали не вопросы происхождения и ранней истории [данной] группы вообще».

Но ведь именно из вопросов, которые оппонента «интере­совали не», как раз и проистекают разного рода недоразу­мения, тиражируемые в каждой новой работе Галеткиной по теме «голендров»! Она действительно ставит перед собою задачу описать современную группу сибирских голендров «как реальный наблюдаемый феномен… исследуемого сооб­щества», и в этой части ее прикладные исследования социо-этнологического характера, с нашей точки зрения, вполне заслуживают одобрения (чего Наталья Геннадьевна в спешке своих возражений профессору, по-видимому, просто не за­метила).

К сожалению, как показывают «ответы» Натальи Генна­дьевны, она и далее обнаруживает непонимание непосред-ственной связи проводимой ею работы с историческими со­циокультурными «корнями» объекта своих исследований. Для нее таковые — всего лишь суть малозначимые в ее важной работе «реалии позднесредневековой Польши». Отсюда ее задиристые полемические вопросы (очевидно, к «устарелому формалисту от истории Польши», каким представляется ей профессор Б.С. Шостакович, а вовсе не «к сложной совре­менной этносоциальной реальности»). «Но что дает разъясне­ние термина „голендрыњ как одной из социальных категорий польского крестьянства для понимания сегодняшней группо­вой идентичности жителей Пихтинска и их родственников, живущих в Германии? Ссылку на правовые привилегии и со­циально-экономические условия, которые давно не существу­ют? Указание на польское этническое происхождение?» — с пафосом вопрошает мой оппонент. И тут же «уличает» меня: «Но ведь сам профессор Шостакович говорит об этнической разнородности группы голендров, упоминая и голландцев, и немецких переселенцев, и поляков-колонистов, участвовав­ших в ее формировании».

Трудно сказать, чего в этих вопросах больше — недостатка ли профессионализма (а ведь Наталья Геннадьевна получила неплохую подготовку на истфаке Иркутского госуниверситета и сама себя представляет именно как историка), некоторого ли фрондёрского дистанцирования от якобы устарелых мето­дов научного анализа старого профессора, или же искренних заблуждений молодого исследователя, замкнувшегося в сво­их привычных прикладных наработках от всего, что выходит за рамки уже сложившихся стереотипных его представлений и страшит именно своей непривычностью.

Остается еще раз объяснить вопрошающему моему оппо­ненту вместе со всеми теми, кто, быть может, невольно соли­даризировался с ним в этих недоумениях. Да, именно термин «голендры», о котором профессор Б.С. Шостакович уже вел речь в своей статье, и является тем самым главным отличи­тельным признаком современной социальной группы, изучае­мой госпожой Галеткиной! Он пришел в современность из тех самых «реалий позднесредневековой Польши», он и дает для объекта нынешнего изучения оппонента ключевое понима­ние исторического происхождения среды, откуда этот объект далее многократно трансформировался, эволюционировал, и продолжает развиваться во всей своей, как выражается сама Наталья Геннадьевна, «ситуативности в процессе самоиден­тификации»! Не видеть, игнорировать данную прямую связь и прямое отношение одного предмета к другому — это уже просто какая-то догматическая близорукость, на которую, с нашей точки зрения, специалист-историк и социолог-этнолог просто не имеет права.

Именно потому-то профессор Шостакович и уделил по­казавшееся Н.Г. Галеткиной столь странным внимание кри­тическому разбору ее работ — на предмет заблуждений по указанному предмету. Ибо сама Н.Г. Галеткина, не замечая того, широко оперирует в них термином «голендры», предла­гая при этом весьма произвольные его трактовки и всегда в отрыве от его исторической природы и сущности. Тем самым в силу относительной доступности и распространенности публикаций моего оппонента-критика в региональной и от­части даже общероссийской специальной литературе они, к сожалению, вносят много путаницы в вопрос реальной эти­мологии термина «голендры», которому непосредственно как раз была посвящена моя специальная статья. Полагаю, что едва ли возможно логичнее и точнее объяснить свое внима­ние к данному ракурсу работ моего оппонента.

В отношении риторических вопросов «о правовых приви­легиях и социально-экономических условиях, которые давно не существуют» и «указания на польское этническое проис­хождение», то по первому из них профессиональный историк обязан уметь в историческом материале правового и социо-экономического характера «ощущать кожей» прямой источ­ник, объясняющий многое в последующей эволюции голенд­ров как социальной группы, — вплоть до каких-то, возможно еще сохраняющихся и в современности, их следов. Здесь, скажем мы известным латинским изречением, — sapienti sat («мудрому достаточно»).

Что до второго вопроса, он в особенности наглядно де­монстрирует явное непонимание Натальей Геннадьевной той самой природы предмета, обозначенного термином «голенд­ры», о которой в предшествующей статье профессора Шос­таковича уже были даны достаточно подробные пояснения. Если бы, скажем мы, Наталья Геннадьевна прочла таковую внимательно и постаралась бы при этом без предубеждения вникнуть в суть изложенной там проблематики; если бы она не спешила высокомерно осадить назойливого профессора, с ее точки зрения, «несколько странно» вторгшегося в сферу ее на­учных работ; если бы, наконец, не была она столь категорична и небрежительна, возводя некий непреодолимый барьер меж­ду априорно отвергаемыми ею (по какой-то одной ей же ве­домой антипатии) «другими научными реалиями и подходами» и неким собственным «своим подходом», подразумевающим изучение «понимания сегодняшней групповой идентичности жителей Пихтинска и их родственников» за рубежом! Думает­ся, что тогда подобные недоуменные ее вопросы и пафосные априорные же «ответы» на них отпали бы сами собой.

Тогда бы и не потребовалось автору данных строк возвра­щаться к повторению уже изложенного материала (в ранее опубликованной его статье, которую с таким усердием стре­мится «опровергнуть» наш оппонент). Ну, да как гласит латин­ский афоризм: «repetitio est mater studiorum» («повторение — мать учения»).

Я вынужден вновь подчеркнуть, что термин «голендры» никогда — от исторического позднесредневекового прошлого до современного советского и постсоветского настоящего — не служил обозначением принадлежности к какому-либо этносу! С самого начала, еще в отдаленном прошлом, под ним понималась особая социальная группа смешанного эт­нического состава. Потому профессор Шостакович и говорит в своей статье о разнородном этническом составе данной группы, и это вовсе не ошибка и не есть противоречие, как думается моему оппоненту.

И уж совершенно несуразно выглядит утверждение Ната­льи Геннадьевны, будто бы моя статья «наглядно иллюстри­рует лишь один из подходов, имеющихся сегодня в социаль­ных науках». Позволительно спросить моего аналитика, какой же такой один из подходов я иллюстрирую. Если речь идет о происхождении термина «голендры», то весь привлечен­ный к выпущенной статье по этому поводу материал отнюдь не выдуман мною. Он является хрестоматийно-справочным и непреложным, если угодно, как ни раздражает, неведомо отчего, Наталью Геннадьевну это вполне уместное в данном случае определение. Напрасно мой оппонент пытается изоб­рести некие содержательные расхождения в термине «голен­дры». Согласно ее формулировке, одно из толкований его «принято в кругу историков-полонистов» (очевидно, оппонент прозрачно намекает на то, что это — вовсе «не ее круг»), другое, согласно ее выражению, оказывается «словом, ис­пользуемым как самоназвание представителями социальной группы». В связи с этим профессор-полонист вынужден еще раз подчеркнуть непреложную, бесспорную реальность: данный термин — един в своем смысловом значении, на­чиная от его исторического функционирования в прошлом и вплоть до настоящего времени.

При этом вполне закономерны естественные истори­ко-временные различия, с ним связанные. Они отража­ют живую динамику и конкретику эволюционного про­цесса, происходящего в социальной среде носителей этого группового названия. Отмеченные факторы, воп­реки «замечаниям и ответам» госпожи Галеткиной, ни­чуть не отменяют данного термина в том универсальном смысле, о каком говорилось в предшествующей статье Б.С. Шостаковича. Иначе откуда бы это самоназвание взялось у современных голендров, если не является рудиментарным следом их былой групповой принад-лежности, изначально безусловно связанной с поль­ской исторической социальной средой и ментальностью (отнюдь не тождественными, как ошибочно полагает Н.Г. Галеткина, польскому этносу). То, что современные голендры сами говорят на тему своего происхождения и как они себя идентифицируют в данном отношении, уже совер­шенно отдельная тема прикладного исследования. Это само­очевидно, и совершенно напрасно уважаемый оппонент мно­гократно налегает на этот мотив в «споре» со мною. Однако подобная констатация фактов никоим образом не отменяет всего изложенного в вынужденных моих репликах. Напротив, представляется, что для глубокого и думающего исследова­теля — историка, социоэтнолога, к которым относится и наш оппонент, все вышесказанное может давать пищу для многих оригинальных и далеко не бесполезных, но весьма конструк­тивных и оригинальных наблюдений и заключений. Конечно, только в том случае, если исследователь станет размышлять на заданную тему без предвзятости, если его риторические вопросы действительно задаются ради постижения не вполне усвоенного им предмета!

В связи с отмеченным здесь выглядит совершенно уже нелепым и вызывает глубокое сожаление, что в заключение своих «замечаний» в мой адрес Наталья Геннадьевна зачем-то приписывает мне некий «спор о той или иной изначальной этнической принадлежности», которого я вообще никогда и ни с кем не вел. Возмутившись моим выражением о «не­преложной истине» (так я обозначил именно тот конкретный аспект, где эта истина существует, а не какую-то абсолютную статичность всего научного знания, в которой винит меня мой оппонент!), госпожа Галеткина огульно «разоблачает» некие мои «теоретические конструкции, которым придается не инс­трументальный, а абсолютный характер», и приписывает мне в качестве примера «представление о врожденной и наслед-ственной этнической принадлежности».

Не считаю даже необходимым доказывать, что я никогда не разделял таких расовых фашистских воззрений по ука­занному предмету. И уж тем более ни о чем подобном я не писал не только в обсуждаемой в данном случае своей статье, но и во всех других своих довольно многочисленных и разнообразных научных трудах. Мне лишь остается напом­нить Наталье Геннадьевне времена, когда она еще в качес­тве студентки исторического факультета нашей альма-матер слушала мои лекции, в которых я неоднократно имел повод объяснять своим ученикам всю порочность и ненаучность по­добных вздорных умопостроений. Вот уж воистину незадач­ливый разоблачитель мнимых ошибок учителя в запальчивос­ти настолько теряет голову, что забывает одну непреложную заповедь, доставшуюся нам от древних и, в свою очередь, от неукоснительно следовавших ей наших старших настав­ников: стремись исторически изложить дело sine ira et studio («без гнева и пристрастия»).

Журнал "Тальцы" №3 (26), 2005 год