Александр Щербаков: Купель Анатолия Байбородина
Александр ЩЕРБАКОВ (г. Красноярск)
Купель Анатолия Байбородина
Осенью минувшего года в газете «Российский писатель» была основательно представлена новая книга иркутянина Анатолия Байбородина «Утоли мои печали» с публикацией рассказа-притчи из неё «Утром небо плакало, а ночью выпал снег» Думаю, редакция газеты поступила совершенно правильно и прозорливо, выделив из нескудного ныне потока прозы именно работу этого писателя. Она вполне достойна того.
Лично для меня книга Байбородина стала настоящим открытием. К стыду своему, я, будучи сибирским соседом Анатолия Григорьевича, прежде мало знал его. Конечно, слышал о нём, встречал публикации в «Москве», «Нашем современнике», других московских изданиях, отмечая в авторе своего брата, русского почвенника. Но по-настоящему познакомился с ним лишь теперь. Мы встретились в прошлом сентябре на «Астафьевских чтениях» в Овсянке, накоротке поговорили среди «тусовки», обменялись книжками…
И вот, когда отшумел литературный праздник, я погрузился в этот объемистый сборник прозы – романов, повестей, рассказов и даже очерка о родословной писателя с «семейскими» старообрядческими корнями. Мне было понятно его нетерпение, когда он однажды послал записку, в которой намекнул, что не прочь услышать отзыв о своих работах. Однако я всё медлил с ответом. Книга А.Байбородина не из тех, которые проглатываются в одну ночь. Она большая не только по объёму (в ней более семисот страниц), но и по охвату жизненного материала, по населённости героями, по глубине проникновения в их мир, в их быт и бытие.
Не скрою, была и друга причина медлительности с отзывом. Вникая в затейливую вязь «орнаментальной» прозы с карандашом в руках, радуясь встрече с меткими народными словцами, пословицами и присловьями, памятными с деревенского детства и мне, также выросшему среди «поморских» старообрядцев, я сначала испытывал и некоторое неприятие авторской манеры. А именно – нарочитой «неразделимости» речи персонажей и авторской по лексике и стилистике. Это шло в разрез с традицией художественной литературы, знакомой нам со школы.
Невольно вспомнился давний разговор на подобную тему, состоявшийся на торжествах в честь 60-летия В.Астафьева. В широком застолье выступали многие именитые гости – В. Крупин, В.Курбатов и другие, говорили умные, добрые слова. Но особо запомнилось высказывание В.Распутина в том смысле, что мы, мол, еще не осознали до конца феномен Астафьева. Мы привыкли к существованию особого литературного языка, «очищенного» мастерами, и все пользуемся им в своих работах. Но вот является из глубин народа писатель и начинает прямо говорить языком этих народных глубин. И все видят, что это тоже может быть хорошо…
Однако, на мой взгляд, «языковая стихия» народная у Астафьева, по крайней мере, в авторской речи, все же дозирована и отчасти олитературена.
А писатель Байбородин идёт дальше: он нередко говорит «от себя», словно продолжая речь героя, а то и прямо сливает её со своей. Вот открываю наугад страницу 313-ю: «Бабушка Меланья, щурясь, пристально оглядывала Гошу Хуцана и, покачивая головой, будто вопрошала: и как земля тебя носит, анчихриста, как гром не убьет, молонья не сразит?! Чуяла старуха: не переспорить ей Гошу, – обвык, никого не слушая, реветь на маевках, – и грех было спорить… кто спорит, тот назьма не стоит… но и азарт обличительный затряс трясеей, да и не хотелось оставлять последнее слово за фармазоном».Где тут автор, где герой… Но, прочитав одно, другое произведение Байбородина, я стал ловить себя на мысли, что уже почти не замечаю этих «вольностей», смирился с ними. И даже нашёл им оправдание: а почему бы и впрямь автору не говорить «вместе» со своими героями, если он вырос, живя вместе с ними, и от купели впитал их язык? Тем более что язык этот он вплетает в ткань своей прозы вполне естественно и органично. Писателей-«народников» у нас немало, желающих быть таковыми еще больше, однако далеко не у всех это получается, особенно в языке, в словах «к месту». А ведь известно, что именно слово, сказанное к месту, отличает мудреца.
Но истинно народный язык, свежий и выразительный, не единственное достоинство прозы Анатолия Байбородина. С языковым колоритом тесно сочетается и этнографическая среда, весь крестьянский обиход и уклад, рисуемый писателем с любовью, завидными знанием и дотошностью. Описание крестьянской избы, двора, села, утвари, одежды, свычаев и обычаев – всё это вы найдете в книге. Однако и оно не будет главным в ней.
Всё же основным её достоинством я назвал бы попытки автора, чаще – удачные, показать и внешний, и внутренний, духовно-нравственный мир людей сибирской глубинки в движении, на разном историческом фоне. От произведения к произведению он смело ставит всё новые задачи, чтобы явить этот мир многосторонне и многогранно. Так, в романе «Поздний сын» и повести «Утоли мои печали» – это грань семейная (или «мысль семейная», говоря по-толстовски), где автор с сыновним поклоном, хотя без особого умиления, порою даже жестковато воссоздаёт увиденную глазами мальчишки жизнь крестьянского гнезда, образы отца, матери, родни… В повести «Не родит сокола сова» – «мысль» социально-историческая: автор на примере сибирского села указывает на тайные пружины переворотов и переломов начала и конца минувшего века, на типических «застрельщиков» этих смут. В повестях «Вечный искус», «Елизар и Дарима» обращается к вечной теме любви и тоже подает её нестандартно, без идеализации, но и без клубнички. Драматизм коллизий, исключает и дешевый хэппи-энд.
Скажем, в «Елизаре и Дариме» он мужественно берётся за такую тонкую, даже опасную материю, как отношения юных влюбленных, вызревших в разных этностихиях. И когда после их неизбежного разрыва закрываешь повесть, невольно вспоминается заповеданное Господом нашим: «Изберите царя из народы своего… Не можешь поставить над собой чужестранца, ибо он не брат тебе…» Пожалуй, так, и не только в выборе царей. Речь не о национальной ограниченности, самоизоляции речь о спасении «народа своего», его духа, о пробуждении национального самосознания как необходимого условия нашего общего выживания.
Смелые подходы к ряду «вечных» и «проклятых» вопросов я бы поставил в заслугу Анатолию Байбородину. А еще – обращение его к таким малопопулярным ныне темам, как человек и труд, человек и природа... Есть в книге замечательный рассказ «Купель», с посвящением В.Личутину, что не случайно: языковая перекличка автора с этим старшим братом по цеху налицо. Темой же «Купель» скорее напоминает… хемингуэевский – «Старик и море». Разумеется, со своим национальным и географическим колоритом. Сюжет незатейлив. Отошедший от дел бывалый рыбак Ждан Хапов, по прозвищу Хап, всю жизнь промышлявший в родном Сосновом озере, вдруг на сто третьем году решает тряхнуть стариной. Берёт удочки, садится в лодку и отчаливает от берега. Внук, которому велено присмотреть за дедом, увлекшись любовными играми с девахой, забывает о нём. И Ждана с богатым, но, увы, последним уловом уносит ветром в озерную даль. Когда сын и внук хватились и поплыли за ним, было уже поздно. «Дед Хап лежал, переломившись через борт, и красноватая закатная рябь колыхала плавающую бороду… Выскользнувший из-за ворота, покачивался на витом шнурке медный крестик, блесенкой посверкивал в чернеющей воде…» Из купели духовной пришёл, в трудовую купель ушёл…
Не буду сравнивать малосравнимое, но признаюсь, что, читая когда-то знаменитого «Старика и море», я испытал облегчение с приближением конца. Рассказ же о «старике и озере» закрыл с сожалением, что он кончился так скоро, и даже всплакнул о светлом деде Ждане, забайкальском старовере. Это очень нашенский, очень русский рассказ, как, впрочем, и весь сборник Анатолия Байбородина «Утоли мои печали».
И хотя заканчивается книга грустными словами о том, что «редеет наша родова», «редеет и мельчает русский род, точно сосновый бор после шалой вырубки», она оставляет в душе светлое, доброе чувство, вселяет надежду. Вот и за этими невеселыми словами автор, словно спохватившись, добавляет напоследок, что «уныние – грех» и что все же надо «исполнять земное назначение», «жить, как умели жить наши дедичи – в страхе Божием и во славу Божию».
Анатолий Байбородин создал воистину большую книгу. В последнее время появилась солидная литературная премия с таким названием. Пока она, как ныне водится, доступна лишь безнациональным либералистам, но, кажется, в год защиты русского языка пора направить её и по истинному назначению.
И на прощание стих…
Анатолию Байбородину
Брось печалиться, старый кержак!
Пусть судьба выдаёт оплеухи
И повис над ушами куржак,
Но ведь искры в глазах не потухли!
Что куражак? Нам же не под венец,
Нам радеть о державе и людях,
Не остыл ещё пламень сердец
Правдолюбов и родинолюбов.
Да и мыслей огонь не угас.
И пока не сыграли мы в ящик,
Подпоясаны чресла у нас,
И светильники наши горящи.