Образ «Мирового древа» в русской и якутской культуре

Э.Э. Сивцева (Якутск)

Древо жизни в славянской культуре выступает как вариант мирового дерева, такую обобщенную трактовку этот образ полу­чает в научной литературе. В русском, славянском фольклоре широко распространено представление о трехчастном мировом дереве, моделирующем мир не только по вертикали, как древо с «тремя корыстями» и «трехугодливое древо» в песнях, где в кро­не обитает сокол, в стволе — пчелы, у корней — бобры, но и в горизонтальной плоскости. Мировое дерево у многих народов мира является воплощением жизненной силы и плодородия. Мотивы вышивки с центральным образом дерева, заменяемого женским образом или образом «храма», часто именуются мотивами «Древа жизни».

Мотив «древа жизни», которое соотносилось у верующих с крестом, получил развитие в апокрифических сказаниях о крест­ном дереве, в том числе у балканских народов. Собственно в апок­рифах крестное древо является прообразом христианской Троицы [1]. Фольклорный мотив отражает широко распространенное представление о трехчастном мировом дереве, моделирующем мир. Оче­виден синтез архаичных славянских и апокрифических христианс­ких представлений о древе жизни, характерными для этого образа можно считать мотивы райского цветущего древа и плодородия. Эти мотивы свойственны не только календарному и свадебному фоль­клору, но и обрядовой практике [2].

Мировое древо и его аналоги в обрядах являются также воп­лощением жизненной силы и плодородия, как и все растительные символы вообще, отсюда и богатство фольклорных и обрядовых ас­социаций: дерево (обрядовое деревце, венок) — женщина (невеста, Богородица, «богиня плодородия»).

Б.А. Рыбаков в монографии «Язычество древних славян» свя­зывает изображение рожаниц на севернорусских вышивках с ми­фами охотничьей поры. Рожаницы — лосихи, рогатые рожаницы, антропоморфные рожаниц-рожениц в сильно стилизованной форме. Только невнимание исследователей к истории образа небесных богинь-лосих позволило рожаницам остаться под псевдонимом «женщины-дерева» [3]. Идеограмма этого орнаментального мотива рожа­ниц заключается в идее «Пусть все рождается».

В якутской орнаментике также присутствует стилизованное изоб­ражение женской фигуры, связанное с традиционным кругом фоль­клорных представлений. Якуты — потомственные скотоводы, зани­мавшиеся коневодством и разведением крупного рогатого скота, ощу­щение неразрывности жизненного благополучия которых было тесно связано с приумножением скота. «Древние якуты видели две перво­основы жизни: корову-кобылицу и женщину-мать. Богиня древнего якута породила скот, богатство создала тогдашняя власть женщины. Богиня скота была названа Айыысыт, мать изображалась богиней, названной Иэйэхсит» [4]. Обе могли превращаться в кобылиц, что нашло отражение в сюжетах многих олонхо. Во время проведения праздника ысыаха якутами повсеместно использовались предметы, украшенные лировидным орнаментом: чепраки, кычымы, кумысная посуда, украшения. То есть тот комплекс предметов, который можно назвать сакральным. Также при проведении обрядов во время ысыа­ха использовалась береза — чэчир, как символ обновления природы.

Древние якуты верили, что в природе существует «древо жиз­ни», населенное «дойду иччитэ» и «от-мас иччитэ», местными духа­ми, хозяевами лесов и полей, от которых зависели удача и урожай. Якуты выбирали красивое, большое дерево, лиственницу, селились возле него. Когда дерево усыхало, чтобы сохранить на нем живущих там духов, вешали на ветках образы этих мифических существ. Аал лук мас или Аар кудук мас — мифологическое «мировое дерево», связывающее все три мира вселенной, которое по вертикали соеди­няет три мира. Мировое дерево — это символ культа природы. Та­ким образом, в результате растительной кодификации мироздания создается вертикальная структура Космоса. Из фольклора — у яку­тов применялась зоологическая кодификация пространства, с тре­мя уровнями Мирового дерева соотнесены животные. Верхний мир представлен птицами, Средний мир — животными, занимающими позу свернувшегося в кольцо зверя. Нижний мир — изображение змей, хтонических существ. Атрибуты Среднего мира заключены в замкнутую криволинейную фигуру в форме перевернутого сердеч­ка с рогообразными отростками. Якутские исследователи орнамента определяют этот мотив как «лировидный».

В якутском языческом погребальном обряде вплоть до XVIII в. соблюдался обычай оставлять в яме срубленную молодую березу, которую ставили на крышку саркофага. Таким образом обеспечива­лось продолжение жизни рода, его бесконечность.

В отличие от западных христиан на Руси издавна существовали на равных правах две формы нагрудного креста как знака прина­длежности к христианской конфессии — четырехконечный и вось­миконечный. Обе формы использовались православными священниками и сохранялись у старообрядцев, православные миряне носили на груди обычно четырехконечный крест. Кроме того, уже в раннем христианстве распространилась форма «процветшего креста». Сим­волику креста как «древа жизни» А.Б. Островский возводит к пре­данию о том, как святая Елена в IV в., отправившись в Палестину, обнаружила там три креста, на которых были распяты Иисус и раз­бойники. Когда крест Христов приложили к умершему, произошло чудо воскрешения. Христианские богословы на Руси с XII в. сопос­тавляли крест Христов с библейским древом жизни.

Русская традиция литья нагрудных крестов начала складывать­ся в XI в. под византийским влиянием. Основные принципы и фор­мы национального православного художественного мышления сло­жились к концу XVI - XVII вв., мастера литейного дела находили приемы для передачи его основной символики.

Из средокрестия православных крестов обычно исходят лучи. Крест уподобляется солнцу. Количество лучей строго определенное: четыре или двенадцать. Символика чисел как бы продолжает метафо­рическую цепочку Иерусалим — солнце — христианство. Помещение в углах креста растительных элементов позволяло совместить симво­лику «процветшего креста» и прославления Апостольской церкви.

Эстетический образ креста-украшения создавался как благодаря элементам формы, выражавшим символику «процветшего креста» и креста — солнце, так и благодаря эмалированию, использованию жем­чужин, драгоценных и полудрагоценных камней, бусин из различных материалов, помещавшихся обычно на концах или по периметру крес­та, чаще в припаянные касты. Таким образом, декор не просто подчи­нялся, но служил выражению религиозного содержания [5].

Традиция ношения нагрудных крестов, характерная для русских православных мирян, широко бытовала в европейской части России в XVII - XVIII вв. и сохранилась в отдельных местностях вплоть до вто­рой половины XIX в. [6]. Позднее литые нагрудные кресты были вы­теснены более легкими штампованными тельниками, и последние уже в гораздо меньшей степени служили украшением, дополнением к на­рядной одежде (в прошлом — преимущественно к женской одежде).

Якутские нагрудные кресты состоят из трех частей: крест, де­коративная пластина, цепь. Кресты четырехконечные, близкие по форме к типу т.н. латинского креста, горизонтальная перекладина несколько короче вертикальной. Завершения лопастей крестов округ­лые, плавные, декорируются шариками, ответвлениями. В оглавиях встречаются буквы «И. Н. — Ц. И.» (Иисус назарянин — царь иудей­ский) во всевозможных вариантах — от правильно, грамотно начер­танных букв до простых черточек, отдаленно напоминающих буквы.

Очертания креста на Голгофе наносились резцом, оформлялись плоскорельефной резьбой, контуры креста подчеркивались черне­нием, иногда в более поздних встречается накладка в виде напаянного сверху креста. На кресте нет фигуры распятого Христа. Как известно, анималистические верования якутов, их представления о духах, населяющих окружающий природный мир, препятствовали развитию изображений человека в искусстве. Реалистическое изоб­ражение человека в якутском искусстве появилось позднее и свя­зано с приходом русских, при этом оно отличалось схематизмом, известной упрощенностью решения [7].

Такой элемент, как декоративная пластина, встречается только на якутских нагрудных крестах — сурэх. Пластины были ажурны­ми, располагались обязательно над крестом и соединялись подвижным шарниром. Якуты оформляли пластины в виде трапеции или близ­кой к трапеции, украшенными стилизованными лепестками расте­ний, цветов, вазонов со цветами или в виде трех соединенных между собой солярных символов, с обязательными навершиями — цветами или маленькими крестами. Обязательны были подвески в виде гирек, капелек или шумящих подвесок. На пластинах встречаются надпи­си личного характера (инициалы владельца, даты) чаще на нижней ее части, иногда с ошибками в начертании букв и цифр. К пластине крест крепится подвижным шарниром, аналогичным русскому кресту-энколпиону. При детальном изучении коллекции крестов отмечено, что декоративная пластина по форме близка к лировидному мотиву.

Лировидные узоры относятся к криволинейным геометричес­ким орнаментам. Мотив “лиры” является наиболее характерным В якутской орнаментике. Лировидные фигуры состоят из двух зер­кально образованных S-образных форм. Якутское название этого узора — “коhуур ойуу”. Существует множество предположений о происхождении, семантике орнаментального мотива.

М.М. Носов в 1948 г. выдвинул свою концепцию о происхожде­нии лировидного орнамента от изображения головы коровы. К та­кому выводу он пришел, используя так называемый эволюционный метод, при изучении игрушек из детского погребения, найденного в Усть-Алданском районе ЯАССР этнографической экспедицией Якут­ского республиканского краеведческого музея в 1944 г. [8]. Позднее С.В. Иванов выступил с критикой и указал на следующие ошибки в работе M.М. Носова: в частном случае увидел единственно возмож­ный вариант развития орнамента — “эволюция орнамента признана явлением универсальным” [9]. Внешнее зрительное сходство орна­ментальных мотивов с реальными предметами и явлениями в якут­ской орнаментике не отражает происхождения отдельных узоров. Поэтому предположение М.М. Носова можно считать неверным.

Близкий к якутскому лирообразному мотиву орнамент встре­чается у киргизов. М.В. Рындин приводит его рисунок и сообщает, что у них этот мотив называется “две собаки грызутся из-за костей” [10]. Середина рисунка понимается как кость, в то время каждая S-образная спираль представляет собой собаку, точнее, собачий хвост. М.В. Рындин раскрыл содержание мотива по принципу pas pro toto, т. е. часть на целое, здесь хвост заменяет целую собаку. У. Иоханзен опровергает это объяснение Рындина, пишет, что по названиям да­леко не всегда можно установить первоначальный смысл орнамента, если даже из них и можно получить некоторые ценные указания [11]. Названия старым мотивам могли даваться и в более позднее время, когда первоначальное значение уже было забыто, название давалось только по внешнему сходству с тем или иным предметом, явлением природы. Сама У. Иоханзен считает, что узор “лира” произошел от изображения дикого барана-аргали на пластинке для украшений из первого Пазырыкского кургана [12]. Это предположение интересно тем, что голова аргали являлась символом скотоводства, выполняла роль оберега, защитника от злых духов нижнего мира.

По поводу происхождения лирообразного мотива высказали свое мнение и советские искусствоведы. Так, Н.И. Каплан считает, что в узоре “лира” — “настойчивое сближение с образами растительного мира и полное отсутствие связей с образами животного мира в данном случае налицо” [13]. При этом ссылается на побеги, листья, которы­ми обрастает узор. Как нам кажется, автор в этом случае заблужда­ется, так как узор “лира” встречается в основном у скотоводческих народов. А то, что узор “прорастает” листьями, побегами, так в этом сказывается благотворное влияние русского народного искусства в XIX в. В то же время допускаем, с некоторой долей сомнения, что узор “лира” имеет растительное происхождение. Ведь скотоводство и земледелие находятся в тесной связи. Размножение скота прямо зависит от наличия кормовых трав.

К такому же выводу, что Н.И. Каплан, приходит С.В. Иванов в неопубликованной статье “К вопросу о происхождении лировидного мотива в орнаменте якутов. «Рассматривает якутскую “лиру” вместе с сопутствующими ей мотивами, как элемент ЮЖНОЙ культуры, родственный соответствующим мотивам орнамента народов Южной, Центральной и Средней Азии. В пределах этих народов, — замечает автор, — указанный мотив носит следы происхождения его от рас­тительных орнаментов типа пальметты» [14]. В основу лировидного орнамента легли различные растительные мотивы.

Опровергает вывод С.В. Иванова о растительном происхождении лирообразного узора И.Д. Новгородов. Он считает, что “многие виды орнамента имеют чисто животное происхождение”. В доказательство приводит названия узоров, такие как “кымырдагас ойуу”, “таналай ойуу”, “Kyтуйax хаамыта” и т. д. Растительный мотив в якутском ор­наменте меньше всего встречается, — как замечает И.Д. Новгородов, — имеет, очевидно, более позднее происхождение и, пожалуй, приви­вается у якутов под влиянием русского орнамента” [15]. С этим мы соглашаемся. Вывод его таков, “лира” в якутском орнаменте возникла на самобытной почве и в своей основе имеет животное начало”.

О привлечении названий узоров в качестве ее основного доказа­тельства к нашей работе говорилось не раз. Но еще раз подчеркнем, что названия представляют собой наименее устойчивый элемент орна­мента. На данном этапе названий гораздо больше, чем орнаменталь­ных мотивов, они разнообразны и часто противоречат друг другу.

Орнамент “лира” относится к Х типу, южно-сибирскому, по классификации орнаментов, историко-этнографического атласа Си­бири. Кроме якутов, распространен у хакасов, тувинцев, бурят, за пределами Сибири — у народов Средней Азии, особенно у киргизов, казахов и горных таджиков. Встречается в вышивке, на изделиях из кожи, дерева и металла [16].

Таким образом, в заключение можно сделать вывод о том, что якутские нагрудные кресты — сурэх являются свидетельством того, как якуты творчески подходили к освоению новой религии, религи­озных символов и фетишей, к восприятию православия. В XIX - на­чале XX в. в Якутии шел процесс, аналогичный тому, который про­исходил на Руси в период с Х по ХIV в., — процессу синкретизации религии, процесс освоения нового мифологического пространства.

Примечания

1.  Петрухин В.Я. Древо жизни // Живая старина. 1997. № 1. С. 8.

2.  Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Ис­торические корни. М., 1983. С. 151.

3.  Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1980. С. 527.

4.  Ойунский П.А. Якутская сказка (олонхо), ее сюжет и содержание. Якутск, 1962. С. 47.

5.  Островский А.Б. Православные кресты // Живая старина.  1998. № 3. C. 9-12.

6.  Прозоровский Д.И. Опись предметов, хранящихся в музее Импера­торского русского археологического общества. СПб., 1869. С. 13.

7.  Тишина Т.П. Фольклорные основы якутского орнамента // Язык-Миф-Культура народов Сибири. Якутск, 1988. С. 149.

8.  Носов М.М. С. 110-111.

9.  Иванов С.В. Народный орнамент, как исторический источник // Советская этнография. 1958. № 2. С. 15.

10.  Киргизский народный узор / под ред. И.А. Орбели. Л.; Фрунзе, 1948, табл. XI. С. 24.

11.  Иоханзен У. Die Ornamente der Jakuten. Hamburq. 1954 (пер. с нем. Р.И. Родионова). Хранится в научном архиве АН РС (Я). С. 41-42.

12.  Иоханзен У. Указ. соч. С. 104.

13.  Каплан Н.И. На земле чоронов и сэргэ // Радуга на снегу. М., 1972. С. 91.

14.  Научный архив АН РС (Я). Ф. 1. Оп. 1. Д. 14. Л. 175-176.

15.  Научный архив АН РС (Я). Ф. 1. Оп. 2. Д. 36. Л. 3.

16.  Иванов С.В. Орнамент // Историко-этнографический атлас Сиби­ри. М.; Л., 1961. С. 378.

РУССКАЯ АМЕРИКА 
Материалы III Международной научной конференции 
«Русская Америка» (Иркутск, 8–12 августа 2007 г.)  

Предоставлено архитектурно-этнографическим музеем Тальцы