Иркутская область, города и районы Иркутской области, ее жизнь, культура, история, экономика - вот основные темы сайта "Иркутская область : Города и районы". Часто Иркутскую область называют Прибайкальем, именно "Прибайкалье" и стало названием проекта, в который входит этот сайт.

Творчество бурятских художников Прибайкалья

“Дангина”, худ.Зорикто Доржиев

“Дангина”, худ.Зорикто Доржиев

Шурелдехен, 2007 год

Шурелдехен, 2007 год

Смерть кочевника, Баир Сундулов

Смерть кочевника, Баир Сундулов

Голос раковины, Альгина Цыбикова

Голос раковины, Альгина Цыбикова

Лучник, Даши Намдаков

Лучник, Даши Намдаков

Остались вдвоем, Любовь Бертакова

Остались вдвоем, Любовь Бертакова

Бабушка Шабахай, Юрий Митькин

Бабушка Шабахай, Юрий Митькин

Иллюстрация к книге "Эхэрэд-Булгадай баабай" , Анжелика Алсаткина

Иллюстрация к книге "Эхэрэд-Булгадай баабай" , Анжелика Алсаткина

Заметный интерес к творчеству бурятских художников возник в Прибайкалье сравнительно недавно. Можно даже назвать конкретную дату, определяющую его отправную точку. Это – 2000 год, когда состоялась первая персональная выставка Даши Намдакова в Иркутске.

Сегодня считать его иркутским художником можно только формально. Для родившегося под Читой, получившего образование в Красноярске и техническую базу в Улан-Удэ скульптора, Иркутск стал только стартовой площадкой. Сформировавшись как художник в ближних к Иркутску регионах, он переместился далеко и высоко. Москва, Петербург, Европа, Пекин, Нью-Йорк, Сингапур… и далее в мировую кинематографию. Влияние такого яркого и успешного маэстро на бурятских художников нашей области  могло бы стать весьма весомым, не будь оно таким коротким и стремительным. Тем не менее, его изысканная экзотичность и интригующая эклектика, сплавившая воедино стереотипы Запада и Востока, взбудоражила художников и, ублажив публику, породила и светлые надежды, и массу призрачных заблуждений. Устойчивость возникшего интереса поддерживалась и выставками самого Намдакова, с известной периодичностью проведенными в последующие годы и выставками дотоле неизвестных иркутской публике художников из Бурятии, потянувшихся в Иркутск на свет его удачного старта.

Присутствие в жизни Иркутска национальной бурятской культуры стало явлением знаковым. Хотя, по большому счету, присутствие это было и раньше, но представлялось каким-то обыденным, не событийным. Сейчас, в атмосфере словно присутствует некое ожидание. Публика жаждет увидеть что-то еще более необычайное, у художников – предчувствие встречи с особым экзальтированным интересом и вниманием. В таком контексте стало более заметным и творчество бурятских художников Прибайкалья.

Нужно отметить, что изначально они находятся в иной социокультурной ситуации, чем их коллеги из национальной республики. И связано это в первую очередь с большей динамикой миграционных процессов, характерных для иркутской области. И если до начала ХХ века различия в этом направлении между нашими регионами были не столь заметны, то в советское время вовлеченность Прибайкалья в преобразование Сибири и связанные с этим переселенческие потоки стали более масштабными.

Настроенность на короткое проживание в Иркутской области людей, прибывавших сюда со всех концов России и Советского Союза, усложняло интеграцию их эстетической и бытовой культуры. Формирование ясно выраженного единства, местного, регионального своеобразия шло медленными темпами. Хотя, возможно, такую неопределенность как раз и нужно считать спецификой нашего региона. В этом калейдоскопе культурных традиций и новаций (а часто и их обломков) глобальных и местных, привносимых от близких соседей и общероссийских, оказались западные буряты. Причем и сами они достаточно активно (еще с ХVШ-ХIХ вв.) вовлечены в процесс освоения российских, а через них и западных культурных направлений. Как результат – в изобразительном искусстве Прибайкалья достаточно органично представлено и творчество бурятских художников. Нельзя сказать, что имена их широко известны, но причиной тому была не мера таланта, раскрученности или везения, а, скорее, отсутствие востребованности национального своеобразия. И, поскольку сегодня уже можно говорить об интересе к бурятской культуре, то, несомненно, будут и новые имена, и более яркое восприятие работ уже известных мастеров. В контексте востребованности национального своеобразия в изобразительном искусстве открываются новые возможности осмысления художником проблем бурятской культурной самобытности.

Широта спектра таких возможностей запрограммирована древней и новой историей бурят. В ней и центрально-азиатская культура, зримо воплощенная в бытовых традициях, религии, языке, связывающая бурят с Тибетом, Монголией, Китаем и Индией, и Российские культура и государственность в пространстве которых шло развитие изобразительного искусства бурят за более чем трехсотлетний период, определившие приобретение им европейского и евразийского контекста.

Динамичное развитие стран Азиатско-Тихоокеанского региона, стран классической Дальне-Восточной культуры самое заметное проявление глобального процесса взаимовлияния Западной и Восточной цивилизаций. В последнее время в этот процесс активно включилась и Центральная Азия. Феномен «евразийства» как особой культурной и национальной общности все больше обретает реальные качества. Россия и особенно Восточная Сибирь, где подобные процессы протекают очень давно, хотя и достаточно медленно являются естественным ареалом формирования евразийской общности, основанной на многовековом взаимодействии народов их населяющих. 

Представляется возможным выделить два основных подхода к проблеме национальной самобытности преобладающие в современном изобразительном искусстве.

Первый, исходящий из синтетичности «евразийской» бурятской культуры можно определить, как попытку синтезировать из индивидуально отобранных художником и созвучных его творчеству традиций и приемов искусства Запада и Востока то, что на его субъективный взгляд отвечает понятию самобытности, национальной специфики. Несмотря на кажущуюся авантюрность и легковесность такого метода в нем есть своя логика, и именно он доминирует сегодня в изобразительном искусстве Бурятии и в какой-то мере определяет его стилистическое разнообразие. Примером тому тактичное взаимодействие «восточных стилизаций» и «французского цветовидения» на полотнах Альбины Цыбиковой. Классическое наследие и новаторский поиск присутствует в ее работах в наиболее понятной и близкой иркутянам форме. Настроения, сюжеты, живописная манера, сам образный строй картин Цыбиковой при всей их уникальности перекликается с творчеством целого поколения иркутских художников от Г. Новиковой до Б. Десяткина. Круг образов, к которым обращается художница очень емкий. Здесь и персонами бурятских сказок, и полустершиеся лики степных богов, и юные луноликие красавицы. Противопоставление вечной стихийной силы прекрасному, но во многом искусственному и неустойчивому миру человеческих грез лейтмотив многих ее полотен. Бродяга ветер походя разрушает уют обжитого мира. И тот же ветер в бескрайних пространствах степи становится частью пейзажа, затихая в холмистом движении сопок.

На другом полюсе «синтетического метода» активно развивающиеся направления ясно ориентированные на экспорт. Эпатирующий маскарад Зорикто Доржиева, его ловкие переодевание то в Леонардо да Винчи, то в Виктора Целкова, сопровождаемые лукавой улыбкой мало кого могут оставить равнодушным. Здесь же и странного вида иллюстрации к монгольскому и бурятскому эпосам в стиле американизированных японских комиксов – жесткие  и энергичные. В контраст зубастому напору «экспортного» искусства – камерный характер графики Саяны Шухэртуевой. Ее рисунки как меловые отложения,  сохранившие для нас образы древнего моря, они только часть его волшебного мира. А в нем музыка и поэзия, танцы и пантомима, реальная жизнь и театральное действо, сказания предков и глубина буддийской философии. Черно-белая графика агинской художницы развивается как бы по двум направлениям. Одно - текучее, плавное, поэтичное. Другое – тоже поэзия, но идущая от металла кованных и прорезных изделий ее деда кузнеца.

Второй подход не дает такое безграничной широты возможностей и основан на стремлении выделить из многовековых напластований главный определяющий признак,  своего рода эстетический символ,  самобытности.

Национальное самопознание художника выступает в этом случае как поиск некой яркой детали, выделяющий индивидуума в стирающийся со временем пестроте культурного своеобразия национальных сообществ Сибири и России, да, наверное, и в общемировом контексте. В теории, это достаточно спорный подход, но на практике, он может обеспечить интеграцию национального своеобразия в глобализм современного искусства.

Из известных мне художников, пожалуй, только скульптору Б.Сундупову удалось приблизиться к собственно бурятским первоосновам, не украшенным причудливыми изысками отточенных традиций Китая и Тибета.

К первоосновам – способным стать корнями большого искусства, ценного не только и не столько своей экзотичностью, а действительно глобальной, общекультурной значимостью.

Его работы небольшие по размеру, но эпичные по размаху взаимодействия с пространством. Они словно погружены в неостановимый временной поток стирающий «под толщей вечного скольжения» материальные признаки, выравнивающий поверхности и объемы. Графическая, по сути, линия силуэта скульптор Сундупова при неожиданном повороте становится полновесным объемом. В этом их глубинное родство с уплощенной пластикой масок-онгонов. Плановое перетекание объемной и графической формы сообщает им какое-то ирреальное движение. Тонкая линия центрально-азиатского профиля лица разворачивается в объемную луноликость. Своеобразие творческого метода Сундупова позволяет ему, не теряя объемной реальности, переходит в область мыслеформ, абстрактных теоретических символов. Открытый им особый вид взаимодействия объема и пространства значительно расширяет изобразительные возможности скульптуры и в этом контексте определяет новый этап развития скульптурной пластики.

Впрочем,  это сравнительно новые взгляды на проблему самобытности.

Еще совсем недавно, когда в какой-то мере сохранялись традиционные формы ведения хозяйства и основанные на них бытовые и обрядовые нормы поведения, даже у нас в Прибайкалье, можно было говорить о сохранении целого ряда национальных культурных традиций. Сохранении,  как естественно функционирующего комплекса, а не как туристического объекта. Яркий пример тому творчество и просветительская деятельность Цыдыпа Будаева – самодеятельного художника и поэта, сельского жителя, след которого затерялся на рубеже веков ХХ и ХХI. Его малоформатные книжки-альбомы, изданные в девяностые годы на собственные средства, словно голос из далекой патриархальности. Наполненные старобурятской и старомонгольской традициями поэзия и иллюстративная графика отражают повседневный труд, заботы, мечты о счастье. Рисунки созвучны иллюстрациям к рукописным народным книгам. Являвшиеся органической частью фольклорного наследия, они отличались минимализмом изобразительных средств, простотой и лаконизмом композиции, юмором и узнаваемостью бытовых деталей. И именно точность в передаче характерных деталей определяет сегодня кроме художественной, эмоциональной еще и историческую и этнографическую ценность рисунков Цыдэпа Будаева.

В той же традиции, привносящей в работу профессионального художника обаяние наива и самобытности, работает наша современница, бурятская художница Любовь Бертакова из поселка Оса.  Её графика, отражающая эпизоды сельского, но уже современного нам быта, напоминает по содержанию байки и притчи, подчас с налетом анекдотичности. Несмотря на бытовизм и подчеркнутое внимание к немногочисленным деталям в рисунках присутствуют некая грация и пластика, характерная для большинства бурятских художников.

При всех различиях профессиональной и творческой составляющих и миссионерскую деятельность старца Будаева, доносящего уходящее, сохраненное им и взлелеянное до душ соплеменников, и неторопливую фиксацию Бертаковой бытовых ситуаций века нынешнего, объединяет главное – они не выглядят ни изжитой архаикой, ни бездушно скопированным новоделом. Следование традиции наполнено поиском и творчеством. Так бывает только тогда, когда личность автора хорошо вписывается в предлагаемые традицией рамки, соответствует ее требованиям, отвечает фольклорному характеру первоосновы.

 В то же время любое обращение к новым жанрам и к выходящим за рамки традиции сюжетам и темам усложняет задачу художника, создает внутренний конфликт, требует большого творческого напряжения. Примером тому - творчество хорошо известного и в Прибайкалье и за Байкалом художника Карла Шулунова. Его отличает большое жанровое разнообразие и гармоничное сплавление традиций русской реалистической школы и приемов старомонгольского плоскостного письма.  Очевидный технический и мировоззренческий антагонизм станковой картины и буддийской иконы преодолевается через спокойную и напевную, детски наивную созерцательность. Сельский быт крестьян-землепашцев и будни кочевников-скотоводов, байкальский пейзаж и батальные сцены степного средневековья, улицы глухих деревень и праздничные площади Иркутска, бескрайние степи и кочевья прародителей бурятских родов, такое разнообразие тем и сюжетов встретишь не часто.

В то же время четкая жанровая определенность характерна для его работ только на первом этапе. Постепенно они наполняются мелодиями, отзвуками, эхом воспоминаний. И первичная чистота жанра стирается многозначностью давно забытой легенды, мифа, сказки, услышанной в далеком детстве. Увлеченность и умение работать с натуры не влияют на свободу его творческого поиска, скорее наоборот – дают большую уверенность в передаче многообразия окружающего мира.

Любовь к работе на пленэре в живом общении с природой была характерна и для художника другого поколения Юрия Митькина. Прибайкальские и Ольхонские деревеньки с его пейзажей – часть очеловеченной, освоенной природы. Наблюдательность и цепкость глаза, хорошее знание примет деревенской обыденности создали основу особой живописной легкости ландшафтных мотивов и дополнявших их бытовых сценок. В то же время, наиболее характерной и востребованной частью его творческого наследия стали картины-портреты.  Отображение реально существующих черт конкретного человека становилось в них действом значительным, даже священным. Это проистекало из особенностей национальных традиций, формировавших личность художника. Работа над портретом была для него обрядом постижения образа. Действом, созвучным многократному повторению молитв, мантр, заклинаний. Действом, в результате которого материализуются в плоскости картины – словно в обрядовой маске-онгоне, лики людей ставших хранителями, оберегами художника. Сохраняя все признаки европейской станковой картины, картины-портреты, картины-онгоны по сути своей возвращают нас к древней шаманской практике.

Завершая рассказ, необходимо отметить, что под благотворным влиянием успеха Даши Намдакова  и вызванного его выставками интереса к бурятскому искусству оживилась творческая работа молодых, но подающих большие надежды бурятских художников Прибайкалья. Достаточно часто представляет на выставках свои живописные работы Юрий Ермолаев. Пока он находится в поиске своего авторского стиля, его национальное и личное мироощущение только пробиваются через беспредметные упражнения живописной школы профессора Смагина.

Вызывает интерес разнообразие интерпретаций национальных декоративных и изобразительных традиций, осуществленных Анжеликой Алсаткиной. В основе ее композиций (в дизайне и в иллюстративной графике) лежит четкий локальный силуэт, составленный из древних символов или из напоминания о таковых. Произрастающий из основы и оплетающие ее легкий, почти линейный рисунок придает изображению привлекательную воздушность, освежая архаичность и неподвижность полузабытой символики.

Совсем недавно прошла персональная выставка графических работ Владислава Урбаханова. Цикл иллюстраций к бурятским сказкам, решенный им как портретная галерея персонажей – новый пример авторской стилизации национальных мотивов через освоение графической практики искусства модерна и японских комиксов.

Таков перечень имен и успехов бурятских художников, повлиявших и влияющих на развитие изобразительного искусства в Прибайкалье. Несомненно, появление новых. Сейчас они учатся на живописных факультетах двух иркутских ВУЗов, занимаются в художественном училище, получают первые навыки в художественных школах Иркутской области.

Тарасов. В.И.