Между двумя столицами | Иван Ступаченко

Один видный иркутский журналист-пиарщик и просто хороший человек перед своим отъездом в Москву про столицу Восточной Сибири сказал: «Площадка маленькая». В этой фразе и заключена квинтэссенция причины, по которой только в одном Санкт-Петербурге я могу вам найти несколько десятков бывших иркутян, а уж в столице и того больше - несколько сотен. Автор фразы о «маленькой площадке», правда, вскоре из Москвы вернулся, но сути дела это не меняет. К этому можно добавить и отсутствие у Иркутска идеология развития.

Практика общественного устройства 

Когда я приехал в Иркутск учиться на факультете филологии и журналистики Иркутского государственного университета, столица Восточной Сибири показалась мне городом крайне объемным. И дело было даже не в территориальном размахе, а скорее в насыщенном политическо-экономическо-культурном пространстве – по сравнению-то с проведенными 17 годами жизни в относительно небольшом поселке городского типа на севере Иркутской области!

Довольно быстро я вклинился в это самое пространство, в первую очередь, благодаря городскому комитету Российского союза молодежи, информационному агентству «Телеинформ», где начал работать со второго курса, и альма матер. Уже через год столица региона казалась мне небольшим - по территории - городком, а через пять лет и вовсе провинцией по насыщенности политико-экономической - и так далее жизни. 

Мне пришлось плотно наблюдать за разного рода выборами в течение 1998-2003 годов, включая губернаторские и «парламентские», в ходе которых, как следует из учебников по политологии, на суд публики должно выноситься обсуждение актуальных для города или региона проблем, а публика должна наблюдать борьбу идей и выбирать наиболее – по своему вкусу – достойных. Я, разумеется, далек от того, чтобы думать, что идущие во власть люди и группировки спят и видят, как творят благо для народа и именно ради всеобщего благополучия готовы друг друга перегрызть. Однако какими бы мотивами не руководствовались борющиеся оппоненты, в их полемике или даже - вдруг и такое бывает - дискуссии, как на картине обрисовываются основные точки, вокруг которых вертится жизнь социума.

Жизнь общества «Иркутск» или «Иркутская область» довольно бедна. Речь не об уровне материального благосостояния, который в столице Восточной Сибири благодаря ряду факторов, наверное, в среднем выше, чем по остальной части России минус Москва и Санкт-Петербург. Жизнь бедна исключительно отсутствием цели. На вопросы «кто мы?» и «куда идем?» ни само общество, ни власть не предлагали сколь-нибудь внятных ответов. Отсутствие ответов порождало отсутствие действий или хотя бы интересных проектов, призванных как-то направить развитие города, а заодно и энергию его жителей в определенное русло. Не вышел некто и не сказал: «Мы - город-наукоград» и не предложил соответствующий план; или же: «Мы - туристическое направление».

Попытки, разумеется, в то время были. Собственно, касались они возможностей развития Иркутска как туристической дестинации, замкнутой в цепочке с другими популярными российскими и иностранными направлениями. Предложенные проекты и идеи, например, в муках рожденная, но успешная «Зимниада» были не просто полезными, но и абсолютно реальными. Еще до знаменитой «просьбы» президента России Владимира Путина «помыть Иркутск», туристическое сообщество города выражало схожие желания вкупе с предложениями, как сделать поселение удобным и привлекательным для туристов. Причем новации касались всех сфер городского «пейзажа», начиная от работы аэропорта и заканчивая дублированием названий улиц латиницей. Похоже, что предложения, даже самые простенькие, еще ждут своего воплощения. Или очередного окрика какого-нибудь высокого чина.

В эту категорию можно вписать и знаменитый проект «Агломерация» вместе с идеей построить в Листвянке «Байкал-Сити». Он появился уже после моего отъезда, поэтому об его эффективности судить сложно. Из того, что я знаю, могу догадываться, что проект агломерации потерпит неудачу, причем из-за сущей банальности: его авторы так и не смогли объяснить, в том числе и самим себе, для чего этот проект нужен и как он отвечает на вопросы, кто мы и куда идем.

Вы спросите, какой же из регионов или город задумается над этими вопросами и какие дает на них ответы? Извольте – Санкт-Петербург. Хотя известный вам Алексей Петров и не любит жутко Валентину Матвиенко, нынешнюю градоначальницу Северной столицы, а многие в самом городе ее просто параноидально ненавидят, я, судя беспристрастно, об этой даме пару теплых слов скажу. До ее прихода Санкт-Петербург был в определенной степени болотом - что в политическом, что в экономическом плане, что в инфраструктурном. Город, как и Иркутск, плыл по течению, без цели и ориентира, инвесторы неспешно приходили, над привлечением туристического потока никто предметно не работал, ЖКХ постепенно гнило, общественный транспорт все больше и больше изнашивался, масштабных проектов не было, даже остро необходимый Генеральный план (старел уже «вышел из моды») - и тот не могли принять, несмотря на то, что губернатор Владимир Яковлев был по специальности строитель. Валентина Ивановна энергично поставила все с головы на ноги, город потонул в инфраструктурных и инвестиционных инициативах, чиновники шустро завертелись, а ЖКХ и общественный транспорт получили не только «волшебный пендель», но и солидные финансовые средства, объем которых за время «царствования» дамы почти утроился. Проекты и прочие инициативы госпожи Матвиенко были восприняты петербургским сообществом весьма неоднозначно, полезность некоторых из них представляется сомнительной, об эффективности реформирования ЖКХ многие спорят. Нам важно другое: городская власть четко и внятно очертила «позиционирование» города на экономической и культурной карте страны и мира и дала ясный сигнал жителям и бизнесу, в каком именно направлении пойдет развитие.

Кому интересно, Санкт-Петербург сделал ставки на следующие сферы: культура, туризм, наука и логистика. Именно они активно пиарятся как составные части городского бренда. И, кстати, этот бренд тоже выбран, точнее даже два, и уже становятся узнаваемыми. «Торговую марку» Иркутска предлагалось сформировать и продвигать еще в 2002 году. Могу догадаться, что эти попытки завершились ничем. Тем, кто желает поспорить с тезисом о необходимости мощной идеологии развития и ее пиарной составляющей, я рекомендую задать себе и ответить на вопрос, почему президент Путин и президент Медведев свои программные заявления делают на экономическом форуме в Красноярске, а не на Байкальском экономическом форуме, который появился раньше, задумывался именно как «площадка для тусовки». А Б.А. Говорин так и не смог привлечь внимания сколь-нибудь влиятельной публики и даже нормально организовать процесс «транспортировки-размещения-регистрации».

Занятная социология

В 2003 году, когда я только покидал Иркутск, я, собственно говоря, знал, почему и зачем уезжаю, но все чувствовал это скорее на уровне ощущений, интуиции, желаний. Когда же уехал, то реальность иного городского пространства, иного социума превратила интуитивные догадки, ощущения в четко очерченные и сознательные формулировки. 

Сколько я не жил в Иркутске, все не мог назвать себя иркутянином, вот не клеилась ко мне эта самоидентификация. Но, прожив месяц в Санкт-Петербурге, уже почему-то легко причислял себя к петербуржцам. Причина в чем-то таком, что нельзя выразить в неких социологических или культурологических понятиях. Почему в Санкт-Петербурге огромное количество книг издается по истории города, его топонимике, культуре? Почему именно здесь экскурсоводы – подмечено многими людьми – гордятся своим городом и с удовольствием рассказывают туристам о том, что они коренные жители в таком-то поколении? А первый «Марш несогласных», состоявшийся в марте 2007 года и прогремевший на весь мир, прошел под лейтмотивом не повышения зарплаты-пенсий, понижения тарифов, а сохранения Северной столицы как единого уникального ансамбля. И все это при том, что предки только 3% нынешних горожан жили здесь до начала Великой Отечественно войны, в ходе которой блокада кардинально изменила людской «ландшафт».

Кто-то видит причину такой, я бы сказал, выше среднероссийской по накалу любви к родному городу в великолепии архитектурного комплекса; кто-то называет особую атмосферу; другие говорят об богатом историческом прошлом. Я на этот вопрос ответа не знаю, но теперь прекрасно понимаю, почему «иркутская самоидентичность» так «не идет» многим иркутянам, почему конструкт «я петербуржец» не равнозначен «я иркутянин», несмотря на то, что и возраст у Иркутска побольше, чем у Северной столицы, да и «культурный слой», если покопаться, не слабый. 

А причина проста: центром сознания, ядром идентичности иркутян является, скорее не сам город, а озеро Байкал. Как иностранцы не знают, что такое и где находится Иркутск, но им хорошо известен Байкал, так и жители регионов, расположенных вокруг озера, на каком-то подсознательном уровне больше воспринимают себя как «резидентов» Байкальского края, нежели как «поселенцев» Улан-Удэ, Кяхты, Ангарска или Черемхово. Мощнейшая энергетика такого природного объекта оттягивает «голоса» у искусственных образований - городов. Подтверждением этого тезиса служит, например, тот факт, что многие очень успешные иркутяне, уехавшие в Москву и сделавшие карьеру в бизнесе, все равно возвращаются на малую Родину - но не в Иркутск, а именно ради Байкала.

Неудивительно, что намерения «Транснефти» построить нефтяную трубу в близости от озера встретили мощный отпор местной общественности - такой, которому не смогли противостоять ни деньги, ни административный ресурс, ни что-либо иное. С другой стороны многие бывавшие на Байкале люди с удивлением меня спрашивали, как подобный протест сочетаются с кучами мусора на берегах «Священного моря».

Иван Ступаченко 

Ступаченко Иван Николаевич, выпускник факультета филологии и
журналистики Иркутского госуниверситета, работал в ИРА "Телеинформ" и иркутском предсчтавительстве "Ъ", сейчас - журналист журнала «РЖД-Партнер», Санкт-Петербург