В Иркутске сосредоточен основной научный потенциал Иркутской области. Девять академических институтов города Иркутска входят в состав Иркутского научного центра СО РАН , пять институтов Иркутска представляют Восточно-Сибирский научный центр СО РАМН.

«Индекс устойчивости». Городская среда и устойчивое развитие общества и культуры.

«Индекс устойчивости». Городская среда и устойчивое развитие общества и культуры.

Марк Меерович, Елена Григорьева

Артем Ермаков, Виктор Кузеванов, Евгения Пуляевская

Виктор Кузеванов

Алексей Чертилов, Михаил Рожанский, Марина Ткачева, Артем Ермаков, Виктор Кузеванов

Виталий Барышников, Алексей Козьмин

Алексей Чертилов, Михаил Рожанский

Молодежная фракция

В рамках прошедшего 2-5 июня фестиваля «Зодчество Восточной Сибири-2009» Восточно-Сибирский научно-творческий центр Российской академии архитектуры и строительных наук и журнал «ПРОЕКТ БАЙКАЛ» провели общественную дискуссию «Индекс устойчивости». В ней участвовали:

  • Татьяна Анненкова – главный редактор журнала строительных технологий «Строим вместе»;
  • Виталий Барышников – кандидат исторических наук, министр культуры и архивов Иркутской области;
  • Елена Григорьева – вице-президент Союза архитекторов России, член-корреспондент РААСН, главный редактор журнала «Проект Байкал»;
  • Артем Ермаков – кандидат исторических наук, доцент ИрГТУ, заместитель главного редактора журнала «Наследник»;
  • Владимир Китаев – председатель областного совета Иркутского регионального отделения ВООПиК;
  • Алексей Козьмин – президент Фонда регионального развития Иркутской области;
  • Олег Кокорев – генеральный директор ООО БПТО «ЭнергоХимКомплект»;
  • Виктор Кузеванов – кандидат биологических наук, член международного бюро East-Asian; Botanic Gardens Network – директор Ботанического сада ИГУ;
  • Андрэ Малико – профессор (Париж, Франция);
  • Илья Пономарев – член Клуба молодых архитекторов (КМА);
  • Евгения Пуляевская – кандидат архитектуры, доцент ИрГТУ;
  • Михаил Рожанский – кандидат философских наук, научный директор Центра независимых социальных исследований и образования (ЦНСИО);
  • Михаил Спешилов – член КМА;
  • Марина Ткачева – кандидат философских наук, доцент БГУЭП, научный сотрудник ЦНСИО, член редколлегии журнала «Проект Байкал»;
  • Алексей Чертилов – кандидат архитектуры, доцент ИрГТУ, эксперт Федеральной службы Росохранкультуры, руководитель сектора культурного наследия ОАО «Иркутскпромстройпроект», член ICOMOS, член редколлегии журнала «Проект Байкал».
  • Ведущий – Марк Меерович, кандидат архитектуры, доктор исторических наук, профессор ИрГТУ, член-корреспондент РААСН, член редколлегии журнала «Проект Байкал».

 

МАРК МЕЕРОВИЧ

Тема нашего разговора – индекс устойчивости. Мы специально собрали полидисциплинарный состав участников, чтобы выйти из традиционного круга тем, связанных с архитектурой и градостроительством. Мы хотим поднять сегодня вопросы не узкопрофессиональные, а всеобщие, касающиеся, скорее, путей развития гражданского общества в России. Мы намерены обсудить условия, которые должны быть созданы в стране для устойчивого развития и существования общества, культуры, жизни, менталитета, истории, нравственности, веры, самосознания, морали. Развития, не зависящего от каких бы то ни было кризисов, политических конфликтов, состояния цен на энергоносители, размеров федерального финансирования и т.п. Собственно говоря, это и есть самый главный вопрос сегодняшнего круглого стола, который я адресую аудитории. Я прошу всех участников – и тех, кто сидит за этим круглым столом, и тех, кто находится в зале, – активно подключаться к дискуссии. 

 

ЕЛЕНА ГРИГОРЬЕВА

За этим столом уже обсуждались самые актуальные темы – Байкал, агломерация, наследие. На этот раз формулировка несколько загадочная – индекс устойчивости. Тему подсказал фестиваль «Зодчество», который будет проходить в Москве в октябре этого года. Девиз московского международного фестиваля мы взяли и для нашего фестиваля «Зодчество Восточной Сибири – 09».

Что включается в понятие индекс устойчивости? Для фестивалей «Зодчество-2009» и нашего «ЗВС-09» в это понятие в числе прочего входит и перечень проектов, созданных в течение последних двух-трех лет, в условиях строительного бума, в условиях эйфории того периода, который уже закончился.

Индекс устойчивости непосредственно связан с понятием устойчивого развития. Мы хотели бы поговорить о том, что имеет отношение к развитию в архитектуре и культуре в масштабах города и региона, а может быть, и шире. Многие считают, что сейчас мир переживает беспрецедентный кризис, который одновременно является экологическим, климатическим, финансовым и социальным. У нас, архитекторов, есть возможность показать, насколько мы способны к борьбе, насколько мы талантливы, чтобы использовать кризис как стимул к разработке технических, экологических, социальных и эстетических решений. Привожу еще одну формулировку, которую дают организаторы российского фестиваля «Зодчество». «Архитектура – активная, безотходная, биоклиматическая, витальная, кризисная, инновационная, локальная, метаболистичная, организованная, органическая, природная, продуктивная, регулируемая, резистентная, ремесленная, средовая, традиционная, технологичная, уместная, уравновешенная, устойчивая, экологичная, экономичная, энергетичная и т.д.». Авторы этих слов далее говорят о том, что в российском климате устойчивой архитектуры еще недавно не существовало. С этим можно поспорить, поскольку некоторые вышеприведенные определения непосредственно относятся, например, к нашей деревянной архитектуре: «ремесленная, средовая, традиционная, экологичная, уравновешенная»…

Чтобы спровоцировать некоторые размышления, я хотела бы заметить, что устойчивое развитие, как мне кажется, в меньшей степени относится к архитектуре, а в гораздо большей – к градостроительству. Это градостроительная преемственность, которая осуществляется чрез качественную градостроительную документацию. Это градостроительная дисциплина, то есть соблюдение градостроительной документации.

Можно ли использовать кризис на благо устойчивому развитию? Кризис во многих странах провоцирует такие мудрые процессы, как решение проблемы занятости с помощью организации общественных работ по приведению в порядок садов и парков – городского зеленого фонда. Еще один пункт нашего внимания – наследие. По прогнозам, давление бизнеса на исторический центр будет падать. Задача общественности и профи – успеть поменять ситуацию, пользуясь временно возникшей, в силу обстоятельств, паузой.

 

МИХАИЛ РОЖАНСКИЙ

Для меня почти синонимичны термины «устойчивое развитие», «гражданское общество», «органическое развитие социального пространства». Во-первых, я напомню то, что большинство присутствующих знает: Потанин в своей знаменитой статье о сибирских городах рубежа XIX–XX веков выделил Иркутск потому, что в нашем городе счастливо сочетались административное начало и естественная хозяйственная жизнь, образованное чиновничество и культурные запросы городского сообщества. Для сибирских городов, которые, как и другие русские города, учреждались, «ставились», а не вырастали естественным образом, это было редкостью. Потом они либо полностью зависели от административной воли, не обеспеченной поддержкой общества, либо превращались в «большую деревню», в которой вязнут любые культурные и общественные инициативы. По моим представлениям, еще сорок лет назад, в 60-х годах, сочетание, подобное описанному Потаниным, тоже существовало. Именно оно создает то, что мы называем устойчивым развитием. На мой взгляд, сегодня это сочетание разрушено; вопрос только в том, насколько безвозвратно. Выбор, перед которым Иркутск сейчас стоит, – это альтернатива между хаосом вялого постмодернизма (не такого агрессивного, как в городах с мощной индустриальной составляющей, но не менее разрушительного) и движением к тому, что можно назвать, пользуясь термином литературоведов, необарокко, – к обретению заново цельного образа на основе разнообразия. В Иркутске для этого есть мощное природное основание (смешанный лес, ландшафты предгорья), геокультурное основание (соседство великих цивилизаций, богатейшая история пространства). Сохранились и архитектурные основания для органичного устойчивого развития: храмовое барокко, каменная эклектика дают образ, культурный образец, камертон для устойчивости движения, устойчивости развития.

Есть несколько решающих условий, которые мы либо утратили, либо не создали. Первое – это общероссийская проблема, которая по-своему предстает в каждом городе; в социологии она называется моностилизмом – господство «моно», которое эксплуатируется административным началом. Я думаю, что эта метафора каждому по-своему понятна. Условие устойчивого развития – взаимное сосуществование альтернатив. Любой кризис становится ситуацией, дающей импульс к развитию, если сохранились альтернативы, которые раньше существовали и сохранялись. В условиях кризиса, когда нужны новые решения, работают именно эти альтернативы: альтернативный стиль жизни, альтернативные уклады, альтернативное мировоззрение. В Иркутске эта проблема хорошо видна в культурной политике. В 60-е годы в Иркутске интересных литературных, художественных, театральных явлений было достаточно, чтобы культурная жизнь была органичной, активной. Когда культурная политика переориентировалась на творческие союзы, на официальные культурные учреждения, мы потеряли массу возможностей, связанных с существованием культурных инициатив. В творческую среду были внесены сельские механизмы социального контроля, деление на своих и чужих. Это очень серьезная проблема, за которую расплачивается не только художественная интеллигенция, но город в целом.

Второе – вопрос о согласовании профессионализма выработки, реализации решений с демократией участия в их реализации. В дискуссиях и обсуждениях постоянно присутствует интонация жалобы на Иркутск со стороны иркутян, которая подавляет любые конструктивные нотки. Эти жалобы свидетельствуют о том, что люди выключены из процесса принятия решений, не являются его участниками. Если бы их участие в этом процессе было реальностью, интонация была бы другой – более ответственной. В тех сибирских городах, которые динамично развиваются, есть реальное разделение властей, и это необходимое условие городского и регионального развития, возможность экспертизы решений. В Иркутске разделение властей не состоялось, было уничтожено на уровне города в начале 90-х, а на уровне области – в конце 90-х годов. И в Иркутске гражданское общество не выработало механизмов влияния на принимаемые решения. Хотя попытки их создания есть: создание городских дискуссионных площадок в Фонде регионального развития, в ЦНСИО, в журнале «Проект Байкал», на интернет-порталах, круглых столах в газетах и журналах. Они существуют, но их деятельности недостаточно: мы еще не можем говорить, что есть в городе такой социальный институт, как общественная дискуссия.

Третий момент – университеты. Происходит (если уже не произошла) утрата той функции, которую выполняли в городском сообществе, в культурном развитии Иркутска студенчество и вузы. Университет – то место, где происходит взаимовлияние, взаимодействие разных культур. Социальное пространство по определению всегда фрагментарно. Это разные культуры, разные языки, разные стили – географические, поколенческие, социальные. Университет – место, где происходит их встреча. По ряду причин (прежде всего, из-за жестких межфакультетских границ) российские университеты слабо выполняют эту функцию. Стимулировать студентов и преподавателей к творческому взаимодействию вне формальных структур и иерархий приходится с межвузовских площадок, таких, например, как эта дискуссия.  

 

ВЛАДИМИР КИТАЕВ

В Иркутске тяжело с гражданским обществом и особой надежды, что в ближайшее время будет легко, нет. Я думаю, что один из индикаторов этого процесса – наши постоянные жалобы на самих себя. Второй индикатор – то, как агрессивно чиновничество воспринимает инициативы гражданского общества о диалоге с властями. Нынешний состав чиновников зачастую не способен вообще вести диалог. Это говорит о недостаточной устойчивости того сообщества, в котором мы живем. Архитектор – один из участников общественного процесса, который на общество влияет едва ли не больше, чем представители других специальностей, потому что им создается среда, в которой человек существует, осуществляет себя, растит своих детей, воспитывает их и сам воспитывается. Задавая среду, архитектор определяет и будущее человека в этой среде. Решения, которые они предлагают, к сожалению, поверхностны; всматриваясь в них, иногда испытываешь сожаление. Потеряно представление о необходимости учитывать в проектировании доминанты естественного ландшафта. Определение траекторий улиц, распределение зданий и т.д. все больше носит хаотичный и случайный характер. Так, впервые после продолжительного периода в Иркутске построен православный храм. Его автор – главный архитектор города Иркутска. Храм вопреки всем канонам поставлен в низине, в точке, которая для четырех сторон является наименьшей по высоте. Правда, площадка входа в храм поднята лестницей. Но это очень условное соблюдение канона и не соответствует традициям храмовой архитектуры. Архитектор, предлагая подобные решения, должен иметь культурологические навыки такого уровня, чтобы предложение основывалось на знании истории религии, динамики общественных процессов, которым не одна тысяча лет.  

 

ЕГ

По поводу доминант я с вами согласна; в основном нарушение систем доминант проистекает именно из-за неустойчивого развития, в том числе потому, что нарушается преемственность, не соблюдается граддисциплина. В генплане города 70-го года все доминанты были гармонично расставлены и довольно долго архитекторы работали по этой «программе», но в 90-х – начале 2000-х система доминант была практически разрушена.

Что касается природного каркаса, нельзя говорить, что никто не задумывается об этом, напротив, по этому поводу написаны диссертации, наш журнал несколько раз публиковал статьи профессора Большакова и его аспирантов. Думающая и просвещенная часть архитекторов старается учитывать природный каркас. Как правило, беда происходит на уровне землеотводов. 

 

АРТЕМ ЕРМАКОВ

В обсуждении вопросов развития должно бы участвовать побольше людей моего возраста. Обеспечивает устойчивость и создает фундамент, конечно, старшее поколение; я полагаю, это связано и с малой активностью молодых людей. Поколение, которое идет за нами, на мой взгляд, еще менее заинтересовано в коллективном решении принципиальных вопросов, можно сказать, утратило навык их решения. Общественные структуры, в которых они до конца 80-х годов зачастую хоть формально, но решались, оказались разрушенными, а новые им на смену не появились. Пришли какие-то субкультурные тусовки, которые поглотили значительную часть активной молодежи. Большая часть их энергии направлена на усиление внутригруппового взаимодействия.

Это может быть началом развертывания тенденций, которые потом в ряде субкультур вырвутся наружу, зададут доминанту общего развития. Но пока этого не произошло; ярких молодежных групп, которые могли бы предложить Иркутску свою концепцию развития, я не вижу. Я полагаю, что нужно начинать работу с такого типа группами. Молодежь собирается, но предложений перевести их активность в градостроительную деятельность ниоткуда не поступает. Такое ощущение, что даже мысли об этом нет.

Несколько соображений об устойчивости. Хотя тут критиковалось (и еще будет критиковаться) чиновничество, я хочу сказать, что, кроме государственных структур, обеспечить устойчивое развитие в России сейчас вряд ли кто сможет. Это особенность нашего социума. Без опоры на государственные структуры и людей, которые на своих постах еще держат расползающуюся социальную и политическую ткань, никакая устойчивость невозможна. С развитием несколько сложнее. Я полагаю, задача общественности должна быть не только в создании альтернатив как таковых. Скорее, нужно ориентироваться на усилия и потенциальные возможности тех чиновников, которые способны к развитию. Не выдвигать на посты своих кандидатов, полагая, что они обеспечат развитие; это должен быть уже второй этап. Поначалу нужно собирать команду вокруг людей, подающих надежды. Причем собирать не всегда по инициативе самих этих людей, такая инициатива могла бы исходить от общества.

И последнее. Полагаю, что предложения по градостроительному развитию, которые рождаются и будут рождаться в архитектурной среде, недостаточно популяризуются среди населения по многих причинам. Одна из них – «а что население поймет в этом?». Тем не менее в молодых людях надо зажигать мечты даже о таких вещах, которые невозможно осуществить. Какая-то мечта о развитии Иркутска должна существовать еще до того, как он начнет развиваться. С точки зрения продвижения этой мечты общество могло бы сделать очень много даже своими малыми силами, не вступая в конфликт с государством: ведь мечтать по конституции не запрещено. 

 

ИЛЬЯ ПОНОМАРЕВ

Я не согласен с тем, что у молодежи из субкультурных объединений нет представления о том, как обустроить места своих сборов. Пример тому – территория вокруг ресторана «Киото». Мест на самом деле много, и то, что вы их не видите, – это не проблема молодежи.  

 

МИХАИЛ СПЕШИЛОВ

Мое мнение, что «зажигать» во мне ничего не нужно. Мне нужен качественный тренер, чтобы он их не вел в тупик, а направлял своими идеями. Руки есть, голова есть – дело сделаем. 

 

ВК

Я согласен с этим мнением. Человек таков, что нужны очень большие усилия, чтобы его как личность заставить деградировать; и каждое поколение не хуже, чем предшествующее. Между поколениями есть элементы осознанного или неосознанного недопонимания. Противоречия между поколениями – огромное благо; это говорит о том, что наступившее поколение просто другое. Оно и должно быть другим, чтобы мы говорили об индексе устойчивости. Если возникает ситуация, когда поколения такие же самые, то это уже не устойчивость, а стагнация. Грубо говоря, движение общества вниз. Если есть разные поколения, есть на каком-то этапе непонимание поколений, нужно вступать в диалог и искать индикаторы понимания между ними. Тогда движение будет безусловным.

 

ВИКТОР КУЗЕВАНОВ

По роду деятельности мне часто приходится заниматься вопросами устойчивого развития. Хотел бы внести элемент единого понимания терминов, которые используются по-разному. В биологии есть понятия «развитие» и «рост». Рост – это «увеличение элементов структуры организма». Рост города может быть либо объемным, то есть увеличением высоты и площади, либо дроблением на мелкие части. А развитие – это увеличение разнообразия элементов организма, причем не столько по формам, сколько разнообразие по функциям. В Иркутске как организме развития не происходит, а происходит, преимущественно, рост. Происходит, может быть, даже обратный, отрицательный рост его старинной части: особые архитектурные формы, которые были в Иркутске, просто разрушаются, исчезают. Вместо них начинается тиражирование однородных однотипных зданий – торговых и развлекательных комплексов либо жилых домов.

В Иркутске, к сожалению, очень мало разнообразие мест, где молодежь может найти себе применение и самореализоваться. И очень здорово, что молодые люди, которые присутствуют здесь на дискуссии, сейчас способны и хотят создавать собственные среды, собственные пространства. Потому что именно им формировать Иркутск.

У нас есть очень показательный биологический пример различия роста и развития. Иркутск погружен в пространство, богатое большим разнообразием животных и растений. Мы все стремимся побыть в этой природной среде. В самом же Иркутске остались реликты – небольшие участки леса и естественных сред, к которым люди тоже тянутся. Но при росте города происходит раcчленение его территории: прокладываются дороги, ставятся заборы, уничтожаются участки естественной природной среды. Формируется некий «город-огород», который разделен ограждениями, дорогами, уплотненными точечными застройками. Это рост города его дроблением.

На схеме обозначены оси: горизонтальная ось – это состояние нашего города с точки зрения мобильности населения (высокая или низкая мобильность), вертикальная ось – уровень развития городского самоуправления в диапазоне от чиновничьей бюрократии до гражданского общества. Выделяются четыре квадранта. Самый идеальный вариант – это «город-сад», в котором люди социально мобильны, они вольны без опаски перемещаться из среды в среду, формируют гражданское общество из разных групп; одновременно чиновничество города находится под хорошим общественным контролем граждан, которые активно участвуют в создании разнообразия сред и безопасных пространств для жизни и работы в соответствии со своими разнообразными интересами. На диапазоне шкалы, направленном вниз, управление сосредоточено преимущественно в руках чиновничества. «Город-огород» характеризуется минимальной мобильностью населения, засильем чиновников, разделением города на отдельные сегменты. Если есть возможность увеличить мобильность населения при сохранении полновластия чиновников – формируется «город-общежитие», где все временщики, и разные субкультуры вынуждены уплотненно сосуществовать вместе. В реальном Иркутске разные разделенные субкультуры живут в «городе-огороде», в «городе-общежитии» либо в «городе-саде». Часто городская элита и крупные чиновники предпочитают селиться рядом с зелеными зонами, в «городе-саде». Научный факт, что продолжительность жизни людей, живущих в «городе-саде», на 8–9 лет больше, чем у живущих в уплотненно застроенном «городе-общежитии» или в «городе-огороде».

Пока идет рост так, как в Иркутске, об устойчивом развитии города и его жителей говорить сложно: происходит ухудшение среды обитания, уничтожение зеленого фонда. Рост обозначает не только увеличение объема, это увеличение количества строительных элементов, которые просто дробятся, тиражируются и подобны друг другу. У нас жизнь оказалась основана на административных деяниях, а промышленность из города ушла.

Для продвинутых городов Европы и Америки сильными сторонами является то, что их устойчивое развитие основано на экономике знаний. В наших иркутских вузах как хранителях и генераторах знаний с участием студентов формируются различные идеи и клубные пространства. Объединившись, они смогут сформировать активное видение будущего для увеличения разнообразия и комфорта жизни в Иркутске с помощью инноваций, соединяющих гуманитарные, естественнонаучные экологические и градостроительные технологии (их в большей степени олицетворяет архитектура). Я бы предложил для общей оценки тенденций развития Иркутска взять динамику «индекса развития человеческого потенциала». В этом индексе ключевые параметры качества жизни в городе – это продолжительность жизни горожан, уровень образованности и доходов, то есть параметры, на которые влияют степень развития гражданского общества, инновации, культура, градостроительные традиции, экология города, качество здравоохранения и безопасность среды, качество образовательной системы и промышленного развития, комфорт систем обслуживания и жизнеобеспечения, которые зависят от слаженности взаимодействия чиновников и населения.  

 

АЛЕКСЕЙ ЧЕРТИЛОВ

Если говорить об устойчивом развитии городских, сельских человеческих формирований, то общество должно выработать критерии оценки своей деятельности, в первую очередь, в истории, деяниях своих предков, определить исторические реперы, «иконы» и с этими флагами идти дальше. В охране культурного наследия недавно появился такой регулятор, как предмет охраны памятников. Если подобные нормативы разработать на город, на агломерацию, на регион, тогда можно будет говорить о развитии или неразвитии. Что лучше: консервировать и запрещать или ломать старое и строить новое? Что есть развитие? У меня одни вопросы.  

 

ВК

Многие процессы в обществе развиваются синусоидально. Архитектура, безусловно, подчиняется этому же закону. Просто несовпадения различных периодов колебаний могут быть самыми разными. После общего структурного кризиса 30-х годов, который привел к финансовому краху и войне, в период восстановления в архитектуре оформились два процесса. Во всех странах родилось понятие «спального города» и многоквартирного дома как наиболее очевидного выразителя этого процесса. Сейчас нужно определяться, что обществу нужно на следующий период. Мы двигались, высасывая часть деревни в город. От усадебного типа жилья отказывались, строились города, и Иркутск так построен. Переходили к городу-муравейнику, сосредоточенному в одном доме. Сейчас не только градостроители, но и власть предержащие (и в Иркутске в том числе), следуя этой традиции, хотят построить муравейник как можно выше. Потому что ячейка для одного живущего здесь дешевле, чем в любом другом случае. А что нужно человеку? Вслед за бумом создания такой среды нашего обитания человек, неявно протестуя, все больше стал тянуться к деревне. Тут мне кажется интересной брошенная идея агломерации. Можно трехгородье развивать навстречу друг другу. И развивать как «деревню», в этом я не нахожу ничего плохого: под термином «деревня» будет подразумеваться целый ряд разнообразных архитектурных решений будущей среды.

 

ММ

Я полностью согласен с тем, что советская градостроительная политика опиралась исключительно на концепцию многоквартирного дома, позволявшего наиболее эффективным образом «перерабатывать деревню в город». Что от усадебного типа жилья она отказалась целенаправленно, потому что не умела управлять рассредоточенными человеческими массами. Город, как большой муравейник, для целей манипулирования людьми подходил значительно лучше. Согласен и с тем, что сейчас не только градостроителям, но и власть предержащим необходимо пересматривать свое отношение к городской среде и перспективам ее развития. Во-первых, потому, что в этих ячейках-муравейниках жилье оказывается выше по стоимости, чем в малоэтажных строениях. Это проблема, которую нужно решать и искать ей адекватное планировочное воплощение. В городах России продолжает вестись преимущественно многоэтажное строительство, и мы никак не может переломить эту тенденцию и начать массированно возводить малоэтажное жилье. Мы никак не можем вернуться к городу-саду и, боюсь, не вернемся. Потому, что город-сад целиком основан на самоуправлении. Теми городами-садами, которые возникали в Европе и России, руководило само население. Создавалась система самоуправления, которая совсем не по логике чиновничества управляла населенными пунктами и развивала их.

Где провести границу между инициативой и самоорганизацией снизу и тем воздействием сверху, без которого, в этом я согласен с Артемом Валерьевичем, в нашей стране мало что может произойти? Как обеспечить сочетание самоорганизации и самодеятельности населения, с одной стороны, и самосознания чиновничества, с другой? Как примирить администрацию и общественность, если администрация приходит в ярость от любых несанкционированных проявлений самостоятельности населения, так как общественность невольно ограничивает ее произвол и безнаказанность? Инициативы населения или реализация муниципальных программ должны приводить к развитию городской среды?

Советская власть закончилась. А вместе с ней прекратила свое существование практика принудительной реализации государственных программ. Тот механизм воплощения федеральных программ, который сформирован сейчас, не несет на себе ответственного отношения собственника, он превратился в еще одну форму бизнеса. И как только контроль ослабевает, своекорыстие, стяжательство проявляются в полной мере. Единственный способ возвращения осмысленности и порядочности в реализацию любых проектов и программ – сотрудничество с общественностью. Только при наличии людей, лично переживающих за результат, только при условии персональной ответственности за судьбу воплощаемой идеи, возможно восстановление чувства хозяина и ответственности собственника. Общественность способна на подобное, а исполнители государственного контракта далеко не всегда.

Без тесного взаимодействия власти и общественности государственных задач не решить. Не решить и жилищной проблемы, доставшейся нам в наследство от СССР и так и не решенной за все послеперестроечные годы. Возможно, для того чтобы дать людям хоть какую-то крышу над головой, городская власть должна выделять территории под индивидуальную застройку, инженерно обеспечивать их, подводя воду, электричество и канализацию и бесплатно раздавать людям, чтобы они могли строить какое угодно жилье, любое, лишь бы было где жить. Потом, если у них появятся деньги, люди смогут улучшить и внешний вид и качество жилища.

Здесь я невольно выхожу к теме агломерации, в рамках которой предлагалось сформировать интенсивную транспортную сеть, связывающую поселения, входящие в ее состав. Предполагалось, что эти трассы, например скоростного трамвая или автомобильного сообщения, превратятся в зоны компактной малоэтажной застройки.

Возвращаясь к идее сочетания инициатив снизу и государственной воли, прилагаемой сверху, хочу заметить, что агломерации, возникавшие на Западе, – это результат естественного слияния городов. Потом, сама собой, поверх этого конгломерата жилья, промышленности и прочего, надстраивалась система управления. Потому что администрация этих территориальных образований не нуждалась в специальных разъяснениях, чтобы понять, что без взаимных контактов и без взаимодействия, они существовать не могут. У нас ситуация принципиально иная. Многие инициативы возможны в современной России только в том случае, если они мощно поддержаны сверху. Или даже всецело инициированы сверху, потому что ситуация, когда чиновники сами придут к пониманию необходимости осуществления собственных инициатив, довольно редкая. Федералы имеют большой вес, деньги крутятся огромные. Поэтому, когда в Фонде регионального развития Иркутской области (ФРРИО) разрабатывался проект Иркутской агломерации, важность и весомость искусственных мер по формированию агломерации и инициированию учреждения коллективных органов ее управления была подчеркнута особо.  

 

АЛЕКСЕЙ КОЗЬМИН

Римский клуб понимает под устойчивым развитием такое, на которое человек оказывает наименьшее влияние. То есть чем меньше жителей, тем должно быть лучше. С другой стороны, если жителей будет мало, но они не будут заботиться о месте своего проживания, наверное, будет хуже. Если мы говорим об устойчивом развитии города, то должны в первую очередь говорить про людей, которые живут в этом городе. Люди, которые живут в городе и управляют этим городом, так или иначе обеспечивают или рост, или развитие, или деградацию. Для меня устойчивое развитие и экологичность города – это не только отсутствие каких-то загрязняющих веществ в воздухе, состояние окружающей среды, для меня это и комфорт городской среды, ее безопасность и приятность, дружелюбный интерфейс города. Создать дружелюбный интерфейс города, создать у жителей позитив очень важно для того, чтобы люди перестали относиться к городу как к месту, где они вынуждены жить, а стали относиться как к месту, которое они сами хотят привести в порядок. Если мы к этому придем, то будет хорошо.  

 

ВИТАЛИЙ БАРЫШНИКОВ

В ходе обсуждения родился афоризм: человек придает неустойчивость любой системе.

У меня от Иркутска и Иркутской области, в которой я родился и живу, очень сложное, двойственное ощущение. Первое – потрясающая пассивность иркутского сообщества. С другой стороны – гонор, норов, стремление работать только на себя. Представляется, что иркутское сообщество воспринимает любой процесс как процесс игры с нулевым результатом: победитель получает все, остальные – ничего. На мой взгляд, это главная проблема. Мне кажется, тем полем согласия, которое должно наконец возникнуть, является культурная среда. Культуры много не бывает. В известной статье Потанина говорится, что Иркутск имел уникальную возможность развития культуры в виде двух блестящих политических ссылок – декабристов и петрашевцев. Но надо взглянуть на те процессы, которые протекают у нас, и сравнить с соседями. Мы привыкли верить, гордиться и жить в «любимом Иркутске – середине земли», ничего подчас не делая для подтверждения центральности нашего города. Наши соседи, не обладая такой архитектурой, культурой, потенциалом, накопленным за три века, идут вперед. Может, потому, что у них меньше этого гонора, больше согласия в конечном итоге.

На мой взгляд, развитием или путем выхода из этого состояния должна родиться какая-то единая, а не противоречивая картина иркутского мира, развития Иркутска. Но эта картина – не продукт, сформированный чиновниками. Ни один губернатор, ни один чиновник не сформирует за нас наше восприятие. Это продукт общественного согласия. Мне кажется, надо больше говорить о том, чтобы изменить пассивность иркутского сообщества. И в смысле самоорганизации жизненного пространства, и в плане предъявления более высоких требований к власти, от которой многие процессы зависят.  

 

ВК

Всегда есть территория, которую хочется сделать комфортной. В моем понимании устойчивость развития города связана с фондом реставрации Иркутска, реставрационными школами, возобновлением профессий, связанных с реставрацией. А второе направление для меня – это работа территориального общественного совета микрорайона Солнечный, который мы создали. Он создается для того, чтобы защитить себя от произвола чиновников, от агрессивной политики застройки прибрежной территории исключительно в интересах горстки инвесторов и застройщиков. Я считаю, что наша задача – научить власть города уважать людей, живущих в этом городе. Способность самозащищаться я считаю самым главным индикатором в процессе создания устойчивости, в том числе и гражданского общества.  

 

МР

Хочу напомнить, что в Иркутске была еще мощная польская ссылка. Одно из преимуществ Иркутска – это его открытость. Если мы рассматриваем проблему устойчивого развития, мы должны соотносить устойчивость с открытостью. Эту мощную энергетику открытости дают другие культуры. Вопрос в том, как сделать, чтобы их существование работало на город, работало на развитие. Сейчас проблемы с миграцией стали утрачивать политическое звучание, и, кажется, стало меньше агрессии. Все это огромный потенциал. Чтобы его повернуть, есть один мощный рычаг – образование, университеты. Я часто бываю в Ташкенте и вижу, как много он потерял, утратив статус международного университетского города. У Иркутска есть такие возможности. Но университеты здесь очень мало развернуты вовне. Нужен поиск новых образовательных стимулов для мигрантов и привлечения студентов.

Второй момент – я мало верю в «государство Земля», которым можно управлять. Но есть другая формула, больше подходящая для нашей ситуации, – развитие как порядок из хаоса. То есть попытка внести порядок в хаотичность. Я попытаюсь употребить термин литературоведов «необарокко». Это такая ласкающая слух альтернатива постмодернизму, который любую хаотичность выдает за стиль. При этом, конечно, необарокко вызрело из разнообразия стилей, в то числе и постмодернизма. Иркутск, к счастью, не утратил еще основ, чтобы пытаться собирать город в органичное целое не через устранение разнообразия, а путем диалога. Он еще этого не утратил. У Иркутска шансы в этом смысле очень хорошие. Проблема в том, что здесь нужны и управленческие решения, и те механизмы, которые способно найти только гражданское общество. 

 

АНДРЭ МАЛИКО

В вопросах архитектуры я интересуюсь тем, как можно реализовать те проекты, которые предлагаются. Меня больше интересуют вопросы реставрации зданий и создание культурного наследия. Хочу сказать о стабильности в архитектуре. Для меня стабильность представляет собой длительность. Сама длительность – это не воспроизводство того же самого, а его история. Но история, в свою очередь, представляет собой череду изменений; то, что позволяет нам говорить о стабильности, – это, прежде всего, изменение. Это единственная постоянная составляющая стабильности, и я считаю, что каждое поколение должно внести свою лепту в развитие. Я верю, что стабильность обеспечивается сохранением культурного наследия. Само же понятие наследия включает в себя культурную память всего населения, то, что мы должны сохранять и передавать другим поколениям. Вопросы наследия нужно рассматривать не только с точки зрения культуры, но также с точки зрения политики и разработки определенных стратегий. Поэтому нужно создавать социальные связи, чтобы выражать состояние общества. Надо всегда думать и выбирать, для чего мы сохраняем то или иное культурное наследие. Зачастую в вопросе «сохранять или не сохранять» мы должны руководствоваться тем, для чего нам нужно реставрировать тот или иной памятник культуры. Организация, которую я представляю во Франции, занимается тем, чтобы донести культурное наследие жителям страны. Я считаю, что когда мы сохраняем то, что было создано, это и демонстрирует продолжительность, длительность и способ стабильности. Но в то же время это – способ обновления, поскольку не стоит забывать, что любая архитектура несет в себе какое-то обновление.  

 

ТАТЬЯНА АННЕНКОВА

В соседнем с нами Ангарске меня поразил тот факт, что чиновники любят свой город и что культура предпринимателей там на высоком уровне. Предприниматели могут сделать фонтан возле магазина за свои деньги, поставить небольшие скульптуры. Такое ощущение, что мы вообще в другой стране. Совершенно иное отношение людей к городу, как чиновников, так и простых жителей. Причем это было всегда, даже в советские времена. Это не только заслуга чиновников и администрации, но и любовь населения к тому месту, где они живут. Может, нужно что-то в сознании менять? 

 

ВБ

Может, это попытки ангарчан найти себя, отталкиваясь от опыта большого города? Ангарск, действительно, один из немногих городов области, где такое отношение формировалось властью целенаправленно, организованно. Понятно, что многие проекты были инициированы общественностью, но они попали на подготовленную властную почву, были реализованы и сейчас воспринимаются обществом как его собственная заслуга. 

 

АК

Лояльность власти к общественным инициативам – ключевое правило для того, чтобы работала вся система. Я согласен с пафосом утверждения, что люди должны себя защитить.  

 

АЧ

В России человек не привык считать себя хозяином. Царь-батюшка правил и приказывал нам, что делать. Большевики устроили однопартийную власть, далекую от человека. У нас нет традиции самовыражения и чувства хозяина земли, хозяина положения, хозяина города. То есть человек не является властью и не обладает ею. Сегодня говорят, что Россия встала на другой путь, идет в другое пространство. Ссылаются на значение университетов, образования, клубов, самоорганизованные и кем-то организованные структуры, которые должны сделать прививки человеку, чтобы он чувствовал себя хозяином положения.  

 

ВИКТОР КУЗЕВАНОВ

Мы возвращаемся к идее культурного наследия. Будет неправильно, если мы будет только культурное наследие выделять как главное. Четкой границы между природным наследием и культурным нет. Как культурное, так и природное наследие Иркутска состоит из двух частей, и обе – главные. Первое – это то, что осязаемо, что можно пощупать и что в предметной форме передается из поколения в поколение иркутян. Другая часть – нематериальное, неосязаемое наследие, дух города. Иркутск пока находится на стадии города упущенных возможностей. Может быть, это связано лишь с отсутствием лидерства на местном правительственном уровне? Тогда будущее не безнадежно. Именно воспитание лидеров среди молодежи позволит сохранить культурное и природное наследие, которое было создано нашим и прежними поколениями. Надо дать возможность молодежи формировать ту среду, которая разнообразит возможности самореализации людей. То, что сейчас происходит с Иркутском в плане его развития, зачастую происходит вопреки желаниям чиновников. Я очень надеюсь, что молодежь будет активно в этом участвовать. Индекс устойчивого развития Иркутска должен также включать показатели состояния природного и культурного наследия как единого целого. Пока такую оценку состояния наследия, видимо, можно дать только экспертным путем.  

 

ОЛЕГ КОКОРЕВ

Ангарск – уникальный город с точки зрения предпринимательской деятельности. Я сейчас говорю не о культуре, а о приземленном – о деньгах. В Ангарске очень большая конкуренция и активная предпринимательская прослойка. Именно эта конкуренция создала рынок, стимулирует предпринимателей делать город красивее, уютнее, чтобы привлечь людей. На мой взгляд, это очень важно. Город преобразился буквально за четыре года после того, как к власти пришла определенная команда из бизнеса. Был очень сильный предпринимательский подход к городу. Если посмотреть с этой стороны, должны появиться идеи, как может развиваться Иркутск.  

 

ВИКТОР КУЗЕВАНОВ

Видимо, Иркутску следует присмотреться к хорошему примеру Ангарска в плане частно-государственного партнерства в благоустройстве и успешном взаимодействии гражданского общества с чиновниками и бизнесом. 

 

ВК

Давайте добьемся, чтобы администрация города Иркутска изложила сообществу свою программу подготовки города к 350-летию города, чтобы мы могли ее в открытую обсудить, чтобы были выложены экономические параметры всех проектов.  

 

ЕВГЕНИЯ ПУЛЯЕВСКАЯ

Вопросы, которые были затронуты, непосредственно касаются молодежи. Я даже сформулировала для себя тезисы: «Устойчивость развития в руках молодежи» и «Нужно обучать молодежь, давать ей знания». Университет должен стать таким аккумулятором, должен объединить и практиков, и научных исследователей. Одно из направлений – это магистратура, которая открыта у нас в университете. Возглавляет ее Бычков Валерий Геннадьевич. Задача – научить молодежь, дать ей грамотное образование. Кафедра архитектуры и градостроительства взяла направление – проектирование градостроительных ландшафтов. Сюда включены урбоэкология, система открытых пространств городских агломераций, озеленение сельских населенных пунктов, ландшафтная организация транспортных коммуникаций, архитектура ландшафтных организаций городских центров, методология архитектурного анализа территории, охрана и рациональное использование культурного и природного исторического наследия. Все это входит в нашу программу. Ниша, которую должны занять наши выпускники, – проектирование, политика, организация, управление. Это направление дает надежду на то, что мы сможем подготовить лидеров из своей молодежи. Сейчас уже 40 человек подали заявления. Будут привлекаться ведущие специалисты-проектировщики и лучшие научные кадры. 

 

МАРИНА ТКАЧЕВА

Замечание первое. При всех оптимистических надеждах, которые возлагаются на молодежь, я бы хотела поделиться наблюдениями за нынешним поколением первокурсников, с которым я имею возможность общаться как преподаватель БГУЭП. Буквально в течение последних двух лет произошел печальный качественный перелом в мироощущении и способе самореализации молодых людей, которые поступили на первый курс. Способ их существования, способ бытия очень сильно изменился за последние два года: 17–18-летние вырастают абсолютными эгоистами, причем эгоистами-потребителями. Потребление – это естественная отрыжка нашего предшествующего благоденствия. Но, к сожалению, эта инерция продолжается и принимает, как мне представляется, угрожающие формы. И чиновники здесь совершенно ни при чем.

Замечание второе непосредственно касается темы «архитектура и индекс устойчивости». Прозвучало уже несколько реплик, в которых, явно или не очень, негативные процессы в городе связывались с деятельностью архитекторов. Но не забудем, что собираемся мы все – и архитекторы, и педагоги, и исследователи, и руководители – по инициативе именно архитектурного сообщества, обеспокоенного складывающейся или уже сложившейся ситуацией. Кроме того, архитектура находится на самом острие конфликтных ситуаций: когда строится некое здание или комплекс, все претензии (если они есть, а они возникают почти всегда) предъявляются архитектору. Причина как раз в том, что архитектура ассоциируется с материальным, долговечным, наглядным результатом. Но именно поэтому все объекты критики как бы сосредоточиваются на результате сложения многих сил – готовом здании. То, что виноватым во всех огрехах делают архитектора, свидетельствует скорее о поверхностности взгляда на значение архитектора, чем о реальных недостатках его деятельности. Архитектор в своей деятельности оказывается между многими «социальными огнями», проявляя (но не создавая!) социальные конфликты. Нашему городу повезло, что активная часть сообщества архитекторов так позитивно и конструктивно настроена, в течение уже не одного года отстаивая и свое профессиональное достоинство, и гражданское отношение к эволюции городского пространства.  

 

ВБ

Многие приезжающие в Иркутск говорят мне: «Какие у нас душевные люди: они готовы помочь, улыбаются, откликаются на просьбы. В некоторых других городах этого не встретишь». И к вопросу о хозяевах. Были у нас хозяева – очень колоритные личности – иркутское купечество. Оно оставило много наследия, в том числе архитектурного. Владимир Платонович Сукачев – потомок купцов, профессиональный городской голова. В этом году будет отмечаться 160 лет со дня его рождения. Человек, основавший в Иркутске первую, после Петербурга и Москвы, частную публичную картинную галерею. Этим надо гордиться. Но купечество и бизнес сами по себе имеют очень мало ограничений. Самовластие чиновников и самодурство бизнеса должно ограничиваться самоорганизацией общества. Как это сделать? Рецептов на этот случай нет, но я готов участвовать в их генерации. 

 

ММ

Я предлагаю не подводить содержательных итогов нашего круглого стола. Это ненужное занятие. Проблемы поставлены. Некоторые – уже не в первый раз. Пути намечены. Некоторые и без того давно известны. Но кардинальное изменение ситуации возможно лишь в случае столь же кардинального изменения отношения городской власти к городскому сообществу, к коллективному интеллектуальному потенциалу. В частности, в Иркутске.

Система управления российскими городами сегодня представляет собой особую сферу бизнеса: муниципальные власти все в большей мере выступают в роли девелоперов, превращая город из объекта управления в объект извлечения выгоды – политической, финансовой, карьерной. И происходит это, к сожалению, далеко не всегда во благо населения. Такое «развитие» не нужно ни «настоящему» (то есть основной массе людей, живущих в городе), ни «прошлому» (тому, которое мы хотим оставить в наследство нашим детям), ни «будущему» (то есть тому образу родного города, который является нам в мечтах).

Вероятнее всего, сегодня следует сделать твердый вывод о том, что безвозвратно должны уйти времена, когда государство выступало единственным «оператором» развития городов, выстраивая сложный компромисс между амбициями территориальной экспансии и проблемами внутренней организации городской среды; наличными управленческими ресурсами и идеологическими догматами; чаяниями и реальной трудовой активностью населения, Какой должна быть нынешняя городская политика в условиях, когда и сегодня у подавляющей массы населения отсутствуют волевые начала и свободное время к самообустройству среды своего обитания? В условиях, когда выражение своих предпочтений население проявляет, как правило, лишь в форме непримиримых противостояний и конфликтов с мэрией. Как выстраивать диалог между властью и обществом, если власть выслушивает лишь тех, кто согласен с ее действиями и «горячо поддерживает», но не собирается ничего менять в своем «бизнесе» в «угоду уличным крикунам», как она именует митингующих.

Сейчас пришло время, когда нужно вновь начинать проектировать будущее заново, то есть искать решения, не имеющие аналогов. Особенно в условиях, когда Россия экономически стоит в капитализме, социально крепко увязла в устаревших общественных реалиях, доставшихся от СССР, а культурно либо с восторгом растворяется в чужих образцах, либо ежедневно безвозвратно теряет под напором отечественного хапужничества и разрушительства.

Россия сегодня нуждается в том, чтобы проектировать будущее, а затем действовать, последовательно и точно двигаясь к достижению поставленных целей. Россия сегодня нуждается в искусственном сотворении, поскольку сама, естественным образом, выжить уже не в состоянии. И самый продуктивный путь – это, конечно же, не борьба между властью и общественностью, а сотрудничество. Посмотрим, подтолкнут ли сегодняшние экономические и политические условия муниципальную власть к тому, чтобы избрать именно этот путь.

 Журнал "проект байкал/project baikal"  
2009/21
стр. 131-139