3 декабря 2009 г. в Художественном Музее (Иркутск, Ленина,5) открылась выставка Евгения Турунова и китайской художницы Ван Сюлин "Китай в моем с

3 декабря 2009 г. в Художественном Музее (Иркутск, Ленина,5) открылась выставка Евгения Турунова "Китай в моем сердце" совместно с удивительной китайской художницей Ван Сюлин, чья судьба и путь в искусстве вызывают восхищение. Выставка продлится до 30 декабря 2009 года.  

Ван Сюлин выставила свою знаменитую копию со свитка "87 небожителей", являющегося национальной реликвией. Евгений Турунов - уже известные иркутянам натюрморты (которые хотелось бы назвать натюрвивры) и серию новых картин, где тона и линии движутся по зачарованным китайской культурой траекториям ...

ЦВЕТЫ ДЛЯ ИСКУШЕННЫХ

В современном обществе, где все явления проходят через разъедающий их анализ, благородно выглядит отказ от познания. Он в создании вещей более странных, чем этот мир.  

Его цветы в контексте истории искусства фантастичны. Вне контекста всякое стилевое новообразование выглядит случайно; но, помещенное в "питательный бульон" культуры, оно обогащается связями, реминисценциями и находит свое место, - если выдерживает сравнение с образцами.

Казалось бы, случайно Евгений Турунов стал писать цветы. По его словам, это случилось с легкой подачи искусствоведов. Первая выставка  получалась мрачноватой: "Ее бы разбавить цветами". И Турунов пишет цветы. Это был момент озарения. Именно цветы принесли ему славу и сделали ему имя.

Сначала Евгений Турунов писал старый Иркутск, все дальше уходя в своих интерпретациях от действительности. На этой картине  мы Иркутск узнаем: завалившиеся особняки купцов 19 века, корявые укороченные деревья, подтаявший с грязью снег. Светятся красными шторами окна второго этажа, там таинственная жизни в контрасте с нежизнью улицы. И небо - такое же коричневато ветхое, как и дома, деревья, дорога. На старых иркутских улицах прошлое и сегодняшний день едины: прошлое познало рок, а настоящее обречено. Тепла и беззвучна атмосфера пейзажа. Еще одно окно тускло светится за стволом дерева. Это - в бесприютном мире. Это - другое прочтение реализма, в изъятии из него материальной составляющей. Остается: неприкаянная блуждающая душа, растворенная в уходящем ритме домов и деревьев, в очаровании странной мечты.

В поле зрения Евгения Турунова - франзузские художники - Матисс, Дюфи, Редон. Их экзотичность - в освоении многих слоев культуры, приводящему к неожиданному результату  - недосказанности - яркой, открытости - непостижимой. Эти художники ищут первозданность вслед за Полем Гогеном и Джеймсом Фрэзером, только одевают ее в свои одежды, скорее, "от кутюр", они - сочинители тонко-брутального и вызывающе гармоничного. Глобальная широта культурных связей, присущая современной культуре, в ее "оседании" на национальной почве дает сложный гибрид, неподдающийся элементарной расшифровке. Живопись Евгения Турунова является продуктом подобного рода. Его умозрительные вещи подпитываются  эстетской чувственностью, выраженной в колорите, порой по-восточному коварном, и так обретают образную цельность, столь далекую от натурной образности и цельности. Блэз, скажи, мы с тобой далеко от Монмартра?

Есть Иркутск деловой, промышленный, есть Иркутск - областной центр, а есть Иркутск экзотический. Он вырос из цветения культуры разных эпох, из пожаров и войн, всего нереального, но случившегося в порыве страстей, из чего получается артистический бред. Есть Иркутск транссибирский и международный, с направлениями Париж - Улан-Удэ

Если б был я художником, то на конец
путешествия не пожалел бы ни красного цвета,
ни желтого цвета,
Потому что казалось мне, будто мы все немного
безумными стали
И что бред необъятный наложил отпечаток
кровавый на лица;
К Монголии мы приближались,
Храпела она, как пожар;
Поезд ход свой замедлил,
И в непрерывном лязге колес
Различил я безумия ноты
И литургии вечной рыданья.

Более двадцати лет назад этот отрывок об Иркутске ("К Иркутску мы приближались") из поэмы Блеза Сандрара читал, стоя на ветхой и шаткой лестнице своего дома на А. Невского Борис Архипкин. Невероятно парижское и невероятно иркутское сплавлялись под одним июльским солнцем.

И в пейзаже Евгения Турунова наступил момент, когда рядом с иркутскими деревяшками стали прорастать пальмы. Вот они: улица, кажется, та же, чуть больше каменных строений, на дороге как будто снег, а пальмы поднимаются до верхнего края картины - до глухого беспросветного неба. Это Terra Arabica, но почему бы не быть таким пальмам на улицах Иркутска? Воздушные массы несут миражи и флюиды откуда угодно: из Африки, из Индии. Смешения сна и яви - это древняя традиция. Раковины, драконы, цветы - это нежный миф, растущий на жесткой почве реальности.

Наступает момент, и статический пейзаж Евгения Турунова рассыпается: зритель видит потёки белого, какие-то невостребованные кексы, истекающие глазурью. Что-то случилось с миром.

Путь человека идет то по сумрачному лесу, то выходит на освещенный солнцем простор, который кажется тем более фантастическим после пребывания в мрачной сюжетике поисков.

Так в творчестве Евгения Турунова случились метаморфозы: грязно-снежная дорога породила золотого дракона, ветхая развалюха стала блистающей раковиной и цветы - досуг Творца Вселенной - заполыхали непредсказуемо. Один из его натюрмортов так и называется: "Метаморфозы". Цветы в нем то ослепительно вспыхивают, то текут, увлекая за собой фон, то осыпаются в рыхлый музыкальный подиум.

Дед Евгения хотел, чтобы внук стал художником. Дед присылал трогательные письма из Москвы, между строчек которых было заколдованное послание внуку о жизни в искусстве. Дед - Анатолий Николаевич Турунов (1893-1954) был историком, искусствоведом, краеведом и рисовальщиком. Закончив университет в Петербурге и школу общества поощрения художников, А.Н.Турунов работал в Иркутском университете, в Москве в Центральном архиве, во Всесоюзной книжной палате, участвовал в художественных выставках как автор акварелей и рисунков. Был техническим редактором Сибирской советской энциклопедии, автором трудов о художниках Василии Сурикове и Михаиле Пескове ("Суриков и его время", 1948г., "Народный быт в зарисовках Сурикова", 1938г., "Как создавалась картина "Покорение Сибири Ермаком", 1937г., "Художник-реалист М.И.Песков",1938г.)                         

Заколдованный дедом внук решил в апреле 2003 года устроить выставку его памяти в КДЦ "Художественный". Благодаря изысканиям еще одного родственника, носящего знаменитую в России фамилию Нарбут, вскрылось гениологическое  древо Туруновых, где сам Евгений Орестович представлен в восьмом колене. Иркутскими историками и искусствоведами Юрием Лыхиным и Тамарой Крючковой выявлен еще один персонаж с этого фамильного древа - Федор Турунов, который пожертвовал иркутской Харлампиевской церкви в 1861 году двенадцать икон на кипарисовых досках. Таким образом, внуку досталось богатое многоаспектное наследство (наследственность), что и должна продемонстрировать выставка, подобной которой еще не было в Иркутске.

Василий Суриков был предшественником художников, организовавшихся в начале 20 века в различные объединения ("Мир искусства", "Голубая роза", "Бубновый валет") Их творчество перекликается с той направленностью, в которой развивается творчество Евгения Турунова. Например, натюрморты Николая Сапунова с их чрезмерной, но в то же время утонченной пышностью. Поклонник Сурикова дедушка Анатолий Николаевич породил нечто подобное в лице своего внука, эстетствующего то по-французски, то по-русски, то в восточном стиле. Как из рога изобилия изливаются на его холсты вихри красок, превращаясь в эффектные театрализованные мистерии цветов, драконов, раковин и прочих вещей, над созданием которых природа поработала с особой тщательностью.  То, что мы называем прекрасным, должно восхищать. И мучить своей загадкой. В этом его отличие от  рационального, но не влекущего.

Татьяна Ясникова