В Иркутске сосредоточен основной научный потенциал Иркутской области. Девять академических институтов города Иркутска входят в состав Иркутского научного центра СО РАН , пять институтов Иркутска представляют Восточно-Сибирский научный центр СО РАМН.

Соединенные Штаты: Взгляд с хайвея (Часть 7)

Об Америке написано и рассказано столько, что, кажется, невозможно добавить что-то новое. Эта мысль едва не заставила меня отказаться от всякой попытки изложения своих впечатлений. А с другой стороны, в наше время скоростей немногие используют для своих путешествий велосипед, в связи с чем я льщу себе надеждой, что за те два месяца, которые провел в велосипедном седле на дорогах США, мне удалось увидеть другую Америку, менее знакомую большинству туристов. Потому и появились эти самонадеянные записки…

Цветущая пустыня

Каньон Рио-Гранде

Издалека каньон и не предугадать

100 лет искусства Таоса

Художественная галерея

На центральной площади Таоса

Даже церкви здесь в стиле пуэбло

Покидаю Таос

Старый крест

Отдыхающие утки

Рио-Гранде

В Каса-Кристал-Поттери

Национальное кладбище

В Санте-Фе

Собор Франциска Ассизского

Близ Санта-Фе. Зеленые пригорки национального леса

Хайвей US 285

Велосипедисты

Бык-производитель

С сережками в ушах

Дорога к ранчо

Стадо на выпасе

Бродвей в Маунтинейре

Торговый пост «Серая гончая»

Утренний туман

Колючки

Гран-Квивира

Плоды чоллы

Юкка

Радиотрансляционная вышка

Кланч. На тарелке Земли

Церковь в Кланче

Деревенская вывеска

В церкви

В окрестностях Кланча

Ограждение пастбища

Коровы мясной породы – абердин-ангус

Антилопы

Семейство юкки

Таос

Все-таки открытые пространства я люблю больше, чем лесные дебри. Поэтому распахнувшаяся передо мной долина, поросшая только мелкими кустами тамариска, радует и греет душу своим видом. На горизонте синеют горы, меняющие очертания в зависимости от моего передвижения. Сверху сияет ласковое солнце, дорога идет с уклоном вниз, что еще надо?

Рио-Гранде обнаружилась неожиданно. На ровном месте вдруг возник мост. А под ним на 200-метровой глубине каньона течет зеленоватая речка, промывшая столь глубокое ложе. Представляю, каким сюрпризом стала эта непреодолимая преграда для американских первопроходцев, следовавших на запад в своих колесных повозках…

Рио-Гранде – это та самая Большая река, которая через несколько сотен миль доносит свои зеленые воды до города Эль-Пасо в штате Техас, а затем течет в Мексиканский залив. От Эль-Пасо и до самого океана по Рио-Гранде проходит государственная граница между США и Мексикой.

Пересекая реку, я вижу на табличке не английское «river», а испанское «rio». Испаноязычные названия плотно покрывают карту штата Нью-Мексико. Всю эту обширную территорию, и не только ее, Мексика вынуждена была уступить Соединенным Штатам после поражения в американо-мексиканской войне 1846–1848 годов. Сначала здесь была образована так называемая Территория Нью-Мексико, а в январе 1912 года эти земли вошли в состав США, 47-м по счету штатом.

Надо отметить, что сегодня испанский язык является вторым главным языком США, особенно на южных территориях. Он уступает английскому, но опережает любые другие языки, на которых говорят жители страны.

Еще десяток миль и я подъезжаю к Таосу. Место, в котором он располагается, замечательное. По существу, это оазис, защищенный полукольцом высоких, поросших лесом гор. А с той стороны, с которой двигаюсь я, к Таосу подступает тамарисковая пустыня, цветущая нежным желтым цветом.

Все подступы к городу заняты многочисленными магазинчиками с художественными поделками. Однако первым делом мне хочется поесть.

Располагаюсь во дворике пиццерии за столом под высоким раскидистым деревом. Беру кружку местного пива «Marble Red Ale» и кусок пиццы с четырьмя видами колбас. Пиво превосходное, кусок пиццы огромный – удовольствие полное!

Кстати сказать, в США нет понятия «dark beer» («темное пиво»), как я поначалу пытался спрашивать. Зато есть эль, есть ред (красное), есть стаут (крепкое, плотное), есть портер (черное пиво). Да каждый из этих сортов имеет еще кучу разновидностей. В общем, выбирай на вкус!

И еще одно. В Америке, похоже, не принято пить пиво с рыбкой, как любим мы, русские. Здесь его употребляют, по большей части, с чипсами. Во всех супермаркетах чипсы, расфасованные от маленьких пакетиков до объемистых картофельных мешков, заполняют целые шеренги стеллажей.

Но, кажется, я отвлекся. Вернемся к Таосу – богемному художественному городку с населением около 6 тысяч человек. Это место мастера кисти облюбовали с конца XIX века. В 1915 году здесь было основано Общество художников, 100-летний юбилей которого и, вообще, искусства Таоса нынче отмечается. Среди облюбовавших этот город художников был, между прочим, и наш Николай Фешин, ученик Репина. Его творчество мне было известно давно, а потому стало еще одной побудительной причиной завернуть сюда.

Весь центр города заполнен огромным количеством галерей, художественных магазинов с картинами, керамикой и тому подобными произведениями и сувенирами на любой вкус. Среди них много действительно красивых вещей.

Но еще больше меня восхищает архитектурный облик города, который определяют глинобитные дома пуэбло. Словом «пуэбло» называются как группа индейских племен, издавна населявших пустынные земли между реками Рио-Гранде и Колорадо, так и их жилища, представлявшие собой поселения-крепости в виде многокамерных построек из кирпича-сырца или камня в несколько этажей с плоскими крышами и глухими внешними стенами. Число комнат в таких поселениях могло достигать нескольких сотен, а количество жителей – нескольких тысяч человек. Сегодня постройки в стиле пуэбло представляют собой обыкновенные по размеру частные дома, но их формы с округлыми очертаниями и изогнутыми линиями глиняных стен кажутся мне весьма необычными и привлекательными. Концы бревен потолочных перекрытий, деревянные двери и окна домов часто выделяются дополнительной окраской. На фоне яркого голубого неба эти красно-коричневые постройки смотрятся очень эффектно.

С Таосом расставаться прямо жаль. Я даже захотел остановиться здесь, но цена 100 долларов за номер в первом встреченном мотеле меня смутила. Поколесив по городу и пофотографировав его красоты, я с сожалением направился на выезд.

Таос – крайняя восточная точка в моем путешествии. Теперь мой путь лежит строго на юг, к мексиканской границе.

Под вечер я выбрался за город и остановился на склоне холма среди невысоких сосен и кустов тамариска. В наступившей темноте подо мной горят огни Таоса, словно угли в прогоревшей печи пустыни.

Плакальщица Ла Ллорона

Ведущее из Таоса шоссе и каньон Рио-Гранде постепенно сблизились, и вскоре я поехал рядом с рекой. Она вьется между сухих берегов, едва прикрытых зелеными клочками невысокой растительности. Над обрывом к реке раскинул руки старый деревянный крест, а внизу, на бревне среди воды, отдыхают большие жирные утки.

Вижу туристический центр над дорогой. Подъезжаю к зданию. Первым делом набираю воды, а затем, расположившись в прохладной комнате, с интересом смотрю видеозапись про животный и растительный мир Нью-Мексико.

В следующем населенном пункте заглядываю в неказистый придорожный домик, в котором предлагают продегустировать несколько сортов пива, а если пожелаешь, то и местного вина. Я останавливаюсь на пиве. Полноватая словоохотливая женщина за стойкой наливает мне стопочку легкого пшеничного, затем два вида эля и темный стаут под названием «La Llorona Scotish». Поинтересовавшись, какой напиток мне понравился больше всего, спросила: «Не налить ли пинту?» Я, конечно, соглашаюсь, и пока, присев за столик, потягиваю холодный стаут, она рассказывает мне печальную историю про Ла Ллорону, или Плакальщицу – популярный персонаж мексиканского фольклора. В основе сюжета лежит трагическая любовь. Когда-то давным-давно красивая девушка по имени Мария полюбила сына богатого владельца ранчо и родила ему двоих детей. Однако страсть в сердце молодого ранчеро угасла, и Мария увидела его с другой женщиной. Несчастная с горя утопила своих детей, а затем покончила с собой. За это после смерти дух ее был обречен на вечные скитания. Несколько веков бестелесная сеньорита в белом платье, с густыми черными волосами бродит по земле. Лицо ее искажено, а длинные ногти опасно сверкают в лунном свете. Услышать плач Ла Ллороны – плохая примета, встреча же с ней чаще всего фатальна. Она без разбора убивает и мужчин, и женщин, но больше всего охотится на детей, утаскивая их в воду.

Несмотря на столь безрадостный рассказ, под воздействием хорошего пива я отправился дальше в приподнятом состоянии духа.

Узкая дорога вдоль реки вскоре расширилась, и я покатил по красивой долине, по которой расположено немало виноградников и винодельческих хозяйств. В маленьких населенных пунктах подходящего места для обеда мне не встретилось, и я продолжал ехать и ехать. Задержался лишь в Каса-Кристал-Поттери – замечательном магазине, переполненном всевозможными сувенирными изделиями из самых разных материалов, не только из керамики, как обозначено в его названии.

Лишь ближе к концу дня в городе Эспаньола я смог полноценно поесть.

Эспаньола располагается на 36-й параллели. Я пересекаю эту линию и направляюсь дальше на юг. Дело близится к вечеру, пора останавливаться на ночевку. Места вокруг привлекательные, но с дороги не съедешь – все огорожено. Наконец когда впереди показался следующий город, я решительно свернул в сторону и кое-как пристроился на задворках чьих-то домов.

Вокруг палатки звучит оглушительный хор цикад (как такие маленькие неказистые насекомые могут издавать столь громкие и чистые звуки?), за сплошной изгородью из тонких жердей ржут лошади и лают собаки, с противоположной стороны на дороге шумят машины. Во всей этой какофонии звуков я и засыпаю, хлебнув для расслабления несколько глотков рома «Адмирал Нельсон».

В столице Нью-Мексико

Отправляюсь после легкого завтрака у палатки. Сразу же въезжаю в небольшой городок, начинающийся с огромного казино, и не отказываю себе в удовольствии позавтракать еще раз.

На сей раз пробую «уэвос ранчерос», или яйца по-фермерски (в стиле ранчо). Это простейшее мексиканское блюдо, в котором на теплую кукурузную тортилью выкладываются яичница-глазунья и острая сальса. Сальса готовится из помидоров, смешанных с перцем чили по вкусу в любых пропорциях, с добавлением чеснока, лука, растительного масла и соли. Очень неплохо получается!

В кафе говорят по-испански. Да и по дороге встречается так много испанских названий, что, не зная, как произносятся некоторые буквы, невозможно и прочитать.

Судя по карте, до Санта-Фе остается около 20 миль. Дорога направилась вверх. Места вокруг красивые, но солнце плющит, и я еду, еле шевеля педалями.

Хребты слева и справа расходятся в разные стороны. С их склонов к дороге сбегают волнистые светло-коричневые холмы с наброшенной на них темно-зеленой сеткой можжевеловых кустов.

Проволочное ограждение вдоль хайвея затянуто снизу пластиковой пленкой – от зайцев. Но все равно частенько едешь среди раздавленных тушек. Некоторые из них совершенно плоские, как раскатанные пиццы, и совсем засохшие. Можно сказать, что я двигаюсь среди трупов. Такая вот дорога.

Думал, до Санта-Фе доберусь быстро, но уже почти 13 часов, я проехал 18 миль, а дорога по-прежнему ползет в гору, за которой ничего не видно. Но вот я выбираюсь на вершину холма и передо мной на равнине, оконтуренной горными хребтами, возник Санта-Фе, город «Святой веры». Кстати сказать, это самая высокая столица штата в США, расположенная на высоте более чем 2100 метров.

При въезде в город раскинулось обширное Национальное кладбище, на котором хоронят воинов-ветеранов всех военных кампаний. Пока я гулял с фотоаппаратом среди одинаковых, установленных стройными рядами надгробий, по небу поползла черная грозовая туча. Я вовремя покинул кладбище и остановился в маленькой китайской забегаловке перед центром города. Только выбрал себе еду и уселся за стойкой перед окном на улицу, как разразился сильнейший ливень! А я-то думал, что в пустынном Нью-Мексико на меня не упадет ни капли дождя.

Санта-Фе. До чего же замечательный город оказался! В столице штата никаких небоскребов, никаких капитолиев. Все дома, в том числе и административные учреждения, и церкви, выстроены в стиле пуэбло. Согласно местным законам даже вновь строящиеся здания обязательно должны иметь в своем облике хотя бы элементы этого древнего индейского стиля. В результате складывается единая, гармоничная картина этого своеобразного города!

Население Санта-Фе всего 70 тысяч, но поразительно при этом, что город имеет две с половиной сотни разнообразных музеев и галерей, которые делают его третьей по своим масштабам художественной площадкой США после Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Для меня, как музейщика, это особенно привлекательно. Однако посмотреть удается совсем немного. Сначала я попал в частную галерею, в которой наряду с произведениями современного абстрактного искусства продаются скульптуры и художественные изделия древних культур Центральной Америки.

Затем в поисках музея искусств я наткнулся на великолепный католический собор святого Франциска Ассизского. К сожалению, в 16.30 собор закрывался, и мне пришлось покинуть его быстрее, чем хотелось бы. То же самое произошло и в музее искусств штата Нью-Мексико. Я подъехал к нему всего за 20 минут до закрытия и лишь на бегу успел ознакомиться с экспозицией. Однако представленная в музее живопись показалась мне разнообразной и интересной. Некоторые понравившиеся картины я сфотографировал на память.

День заканчивается так быстро! В Санта-Фе я просто влюбился, и покидать его не хочется. Выбираюсь из даунтауна с надеждой найти недорогой мотель, но попадаю на фривей I-25, а это уже выезд из города. Ну, значит, не судьба! Пристраиваюсь сбоку от потока машин и с сожалением в душе нажимаю на педали…

Смеркается. Солнце уже скрылось за линией далеких гор, а я все еще мчусь по фривею. Наконец вижу нужный мне сворот на хайвей 285. Увы, он тоже оказался весьма значительной и оживленной трассой. Приходится останавливаться буквально рядом с дорогой – наступившая темнота не дает возможности искать что-нибудь лучше.

Ночью движение по хайвею стихло. Вокруг так воют и скулят койоты, что кажется, я очутился в самом центре огромной стаи.

Велосипедисты

Выехал пораньше. Через несколько миль после ночевки притормозил на мосту над железнодорожной линией, чтобы запечатлеть окрестности. В этот момент меня догнал велосипедист с запыленным рюкзаком на багажнике. Джордж из Австралии. Он стартовал в Фербанксе на Аляске и собирается ехать до юга Аргентины. Путешествие на 11 месяцев.

Не успел я подумать, о чем еще его спросить, как Джордж попрощался, сунул в уши наушники с музыкой и двинулся дальше. Я не успел даже сфотографировать его.

Через 100 метров наши дороги разошлись. Джордж покатил прямо по 285-му хайвею, а я свернул на менее оживленный 41-й.

Первый населенный пункт по новой дороге – Галистео. Здесь есть церковь, но ни закусочной, ни магазина не обнаруживается. Подъехал к усадьбе с открытыми воротами, попросил воды из-под крана и, оставив поселок позади, устроил себе обед на обочине шоссе.

Только отправился дальше, как меня обогнали два велосипедиста на гоночных велосипедах, разговаривающих между собой по-русски. Останавливать их не захотелось. Вообще, за границей у меня мало желания встречаться с соотечественниками. Не раз уж бывало, что от общения с ними я испытывал неприятные чувства.

Горы и лес отступили, я еду по волнистому пространству, покрытому травой и невысокими пока кактусами. Середина дня, солнце, ехать лень. Вообще, чувствую, что я уже порядком устал от путешествия. Но впереди у меня еще 20 дней до конца сентября, в течение которых, хочешь не хочешь, надо двигаться.

Маленький городок Мориарти, расположенный на 35-й параллели северной широты. Здесь я обнаруживаю только «Сабвей». Захожу и заказываю салат из индейки. Мне выдают такую большую пластиковую бадейку, что я не в состоянии всю ее осилить.

От самого Санта-Фе вдоль дороги тянутся сплошные фермерские хозяйства. Кое-где пасется скот, а ближе к Мориарти появились поливальные установки. Даже здесь, в полупустыне на высоте 2 тысяч метров, земля используется, не простаивает и не пропадает даром.

Останавливаюсь сегодня в 17 часов, раньше, чем обычно, с тем расчетом, чтобы завтра, проехав 15–16 миль, пообедать в следующем более-менее крупном населенном пункте – Эстансия. Да и отдохнуть не мешает подольше. Расположился на краю кукурузного поля. Подстриг отросшую бороду, перебрал рюкзак и подсушил подмокшую во время вчерашнего ливня одежду.

Экскурсия в Маунтинейр

Утром на палатку выпала роса – все-таки высота здесь более 2 тысяч метров. Рядом гудят небольшие самолеты – в Мориарти есть аэропорт.

Добираюсь до городка Эстансия. Первым делом направляюсь в магазин «Семейный доллар» («Family Dollar»). В этой распространенной сети магазинов товары немного дешевле. Взял плитку шоколада, пачку овсяного печенья, галлон воды и баночку ломтиков манго в сиропе. Все по одному доллару, и, как я сегодня заметил, без всякого налога.

Затем в мексиканский ресторанчик. Омлет из двух яиц сопровождается горсткой риса, традиционной пастой из пережаренных бобов и остреньким соусом из зеленого перца чили с двумя тортильями. Да еще до омлета чипсы с острым соусом. В общем, развлекся немного.

Покидаю Эстансию и продолжаю ехать по абсолютно плоской местности. Сверну-ка я на следующей развилке к виднеющимся на горизонте горам. Там, мне кажется, будет поинтереснее.

Через 12 миль я въезжаю в городок Маунтинейр, в котором опять испытываю недоумение. Население тауна, каковым он именуется, всего 1170 жителей. По формальному признаку, он не может быть городом и должен называться деревней, селом (village), и тем не менее… Опять приходится разбираться. Оказывается, в Америке все не так просто, и бытует множество различных исключений, связанных с особенностями каждого штата, где существуют свои законы. В целом, если население составляет тысячу или две жителей и большая часть занимается сельским хозяйством, то это деревня. Однако существует ограничение, по которому village не может занимать площадь более 13 квадратных километров. А кроме того, имеется масса других административных, правовых и исторических реалий, которые вносят свои поправки в определении статуса населенных пунктов США.

Маунтинейр оказался весьма любопытным городком. Первым делом я заглянул в Art gallery, где продаются разные картины и картинки местных художников, фотографии, нехитрые сувениры. Недалеко обнаружился еще более крупный магазин с художественными изделиями, одеждой и всякой всячиной. Салун был закрыт, поэтому я зашел туда, где надписи на витринах обещали мороженное. Съел небольшую порцию вишневого за 1,5 доллара, разглядывая пестрый интерьер. Есть чем полюбоваться и на Бродвее – главной улице городка. В целом, неплохая получилась экскурсия.

В 17 часов выезжаю, теперь можно проехать несколько миль и останавливаться, тем более что есть где – появился невысокий можжевеловый лес.

Однако найти подходящее место оказалось непросто. Обе стороны дороги затянуты колючей проволокой, и хотя лес рядом, попасть в него невозможно. Даже когда свернул на боковую гравийную дорогу, проволочное ограждение не исчезло. Пришлось остановиться возле самого асфальта, укрывшись от дороги за несколькими можжевеловыми деревьями. Благо, что дорога совсем не оживленная. Машины проходят редко, и я, поставив палатку и поужинав, слушаю свиристение цикад и всхлипывания какой-то птицы среди растущих рядом кактусов.

Знакомство с чоллой

Первый раз за все время путешествия наступившее утро встретило туманом. Все вокруг укутано густой белесой пеленой. Совершенная тишина, в которой звучат лишь тихие интонации – мычание коров, отдельные голоса птиц, гул далекого поезда. Я вылез из палатки с фотоаппаратом, чтобы на восходе солнца поснимать необычную для сибиряка природу в центре штата Нью-Мексико.

Вчера, когда я ложился спать, низко надо мной пролетел странный самолет – неправдоподобно широкий, с иллюминацией, как у летающей тарелки. А поскольку недалеко находится знаменитый Розуэлл, где в 1947 году, якобы, нашли обломки НЛО и тела инопланетян, то мысли невольно начинают течь в эту сторону.

Когда бредешь по обочине дороги, здешние сухие и колючие травы шуршат под ногами так, как у нас снег скрипит морозной зимой.

В этих пустынных местах множество разнообразных змей. Правда, чаще всего я вижу их раздавленными на полосе хайвея. А вчера и сам, зазевавшись, проехал по одной из них, выползшей на асфальт. Вернувшись, засвидетельствовал, что змея осталась жива, но боюсь, что не в полном здравии.

Снова еду. Окружающие красоты радуют душу. Не думал, что Нью-Мексико может так понравиться мне. На горизонте слева голубым силуэтом виднеется далекий горный хребет. Местность вокруг меня волнистая, покрытая сухой травой нежных пастельных цветов, по которой темно-зелеными пятнами раскиданы кусты и деревья можжевельника. У самых краев дороги колосятся метелки нескошенных трав, волнующихся под свободно гуляющим ветром. Машины редки и я еду по самой середине дороги, ощущая в воздухе легкий можжевеловый дух. Замечательно! Для велосипедиста, любящего природу, такие отдаленные дороги – просто рай!

Проехав 15 миль с места ночевки, добираюсь до местечка Гран-Квивира с сохранившимися здесь руинами поселения индейцев пуэбло и испанской христианской миссии. Поселение размещалось на вершине холма. В его подножии устроена стоянка для автомобилей, здесь же расставлены столики для еды. В информационном центре со столь необходимым для меня фонтанчиком питьевой воды и благоустроенными туалетами, как обычно, продаются разные книги и сувениры.

По тропе, ведущей к руинам, высажены присущие этому региону растения, а рядом установлены маленькие таблички с названиями и краткой информацией о них. Вот это хорошо. Теперь я знаю, как выглядит юкка и как называется кактус, возле которого стояла сегодня ночью моя палатка, – чолла. Прочитав, что индейцы употребляли чоллу в пищу, я тут же сунул в рот желтеющий на колючих отростках плод, полный внутри мелких семечек, и… был наказан сотнями мельчайших иголочек, вонзившихся мне в язык. Очень неприятное ощущение! Явно, что индейцы пуэбло не употребляли их в сыром виде.

Поизучав остатки каменных строений – сгрудившихся в кучу индейских жилищ и испанских церквей, отправляюсь дальше. Хайвей 55 идет зигзагами, то на восток, навстречу солнцу, то под прямым углом к югу. После руин он еще раз потянулся к синеющему вдали горному хребту, а вскоре, словно потеряв всякую надежду добраться до цели, окончательно повернул на юг.

Впереди показался силуэт последнего хребта Скалистых гор – Сакраменто. Как только этот хребет закончится, вместе с ним у самой границы с Мексикой закончатся и Скалистые горы. Там-то и будет Эль-Пасо.

Подъезжаю к маленькой деревне Кланч. Жилых домов в ней меньше, чем могил на кладбище. Немало домов пустующих. В то же время это живая деревня. Тут есть почтовое отделение, в котором также находится библиотека. Отдельный дом занимает женский клуб, существующий с 1940 года. Есть здесь и своя церковь. Она открыта. Внутри двумя рядами установлены скамьи с оббитыми красной материей мягкими сиденьями, стоит большой музыкальный инструмент, посередине тумбочка для чтения проповедей. Алтаря, как такового, нет. В церкви светло и чисто.

В старом здании хлебного элеватора был устроен музей, который сейчас однако не функционирует. Пока я ходил по деревне, ни одного человека не показалось на улице, лишь далеко впереди от одного из домов отъехала машина. В огороженных пастбищах пасутся черные коровы. Вместе с ними щиплют траву дикие антилопы. На изгородях висят таблички: «Не охотиться» («No hunting»).

Простор – солнце – ветер. Грозовую тучу, из которой упало несколько капель влаги, пронесло к далеким горам. Как хорошо здесь!

После Кланча хотел проехать побольше, но увидел уходящую в сторону грунтовую дорогу без всякого ограждения. Свернул и остановился в миле от трассы. Вокруг ничего кроме мелкой колючей травы, кочек юкки и кактусов чолла. Чтобы поставить палатку, мне пришлось утоптать ногами сухую траву с колючками, иначе она прокалывает дно палатки и мой тоненький коврик.

Обхожу окрестность в поисках топлива, поминутно вытаскивая из сандалий колючие иглы. Высохшие стволики чоллы теряют свои острые шипы и оказываются пустотелыми, ажурно прорезанными палками, которые прекрасно горят. Из них я и разжигаю костер. Из еды у меня осталась только овсяная каша, три пачки самой невкусной, калифорнийской, лапши, и итальянская приправа в бутылке. Впереди еще 40 миль без всяких магазинов. Воды должно хватить, если расходовать экономно.

Темнеет. Здесь совершеннейшая тишина. Не слышно ни цикад, ни птиц…

 

Юрий Лыхин,
июль-сентябрь 2015 года