Глуховы : 100 лет на станции Иннокентьевская

Яков Кузьмич и Андрей Кузьмич Глуховы. Около 1915 г.

Иван Кузьмич Глухов —главный кондукторст. ИркутскII. 1950е гг.

Семья Даниила Кузьмича Глухова. Слева направо. Стоят: Анна, Григорий, Мария. Сидят: Даниил Кузьмич, Елизавета, Евгения Дмитриевна, Людмила, Алексей. 1930 г.

Семейное фото Глуховых. Слева направо. 1й ряд: Ульяна Ивановна (жена Якова Кузьмича), мать Ивана Егоровича Ламзова, Татьяна Кузьминична и Иван Егорович Ламзовы, девочка — их дочь Мария. 2й ряд: Андрей Кузьмич, Прасковья Кузьминична, Николай Кузьмич, (?), Клавдия Григорьевна Галактионова (сестра жены Ивана Кузьмича — Агафьи Григорьевны). 3й ряд, дети: Галина Яковлевна, Петр Иванович Алексеев, Людмила Даниловна, (?), Елизавета Даниловна, (?). 1931 или 1932 г.

Анна Даниловна Глухова. 1930е гг.

Семья Глуховых в саду родного дома. Слева направо. 1й ряд: Борис Григорьевич, Юрий Алексеевич, бабушка Евгения Дмитриевна, Нэлли Григорьевна, Людмила Даниловна. 2й ряд: Арнольд Алексеевич с Михаилом (сыном Людмилы Даниловны), Леокадия Людвиговна (жена Алексея Даниловича), Виталий Григорьевич, Ульяна Прокопьевна (жена Григория Даниловича), Елизавета Даниловна, Владимир Алексеевич. Около 1949 г.

Григорий Данилович Глухов во дворе дома по ул. Пржевальского, № 31. 1950е гг.

Валентин Иванович Глухов, сын Ивана Кузьмича (в центре) — помощ ник машиниста паровоза, готовит локомотив в рейс. Иркутск, 1952 г.

Первый справа — Петр Иванович Алексеев, сын Прасковьи Кузьминичны Алексеевой, токарь паровозного депо ИркутскII. 1950е гг.

Семья Глуховых у ворот родного дома. Справа налево: Сергей Иванович Уляшин (муж Елизаветы Даниловны), Нэлли Григорь евна, бабушка Евгения Дмитриевна, Ульяна Прокопьевна (жена Григория Даниловича), Михаил (сын Людмилы Даниловны), Людмила Даниловна. Начало 1950х гг.

Семья Уляшиных: Елизавета Даниловна (урожденная Глухова) и Сергей Иванович с дочерью Наташей. 1954 г.

Наталия Сергеевна Пономарёва,
заведующая архивом Центра
по сохранению историкокультурного
наследия Иркутской области, г. Иркутск

Самым удивительным в биографии моей семьи я, Наталия Сергеевна Пономарёва (урожденная Уляшина), считаю встречу в 1952 году здесь, на иркутской земле, на станции Иркутск-II, моих родителей Сергея Ивановича Уляшина и Елизаветы Даниловны Глуховой.

Папа приехал сюда в 1947 году на работу в Иркутское паровозное депо по распределению после окончания Алатырского железнодорожного техникума, что в Чувашии. Он родился в 1927 году в русском селе Сабур-Мачкасы Чамзинского района Мордовской АССР. Его отец, дед, прадед и прапрадед — из этих мест.

Мама считала себя коренной сибирячкой, она родилась в 1924 году на станции Иннокентьевская, которая впоследствии стала называться Иркутск-II. Здесь жили ее родители Даниил Кузьмич и Евгения Дмитриевна Глуховы, ее дядья и тетки, ее родные и двоюродные братья и сестры.

Но этот мощный родовой «куст» глуховской родни начал обосновываться в железнодорожном поселке в середине 1920-х годов. А родиной Глуховых являлось село Собачонки Ардатовского уезда Симбирской губернии — новый адрес его звучит так: «село Мичурино Чамзинского района, Мордовия».

Расстояние между селами Сабур-Мачкасы и Собачонки — около десяти километров. И вряд ли мама смогла бы увидеть сад своего деда Кузьмы, если бы в Иркутске не встретила папу, своего неожиданного земляка. В первый свой приезд на родину мои молодые родители отправились на велосипедах в места, которые покинули в начале ХХ века братья Даниил и Яков Глуховы в поисках лучшей доли.

Фамилия Уляшиных отмечается в селе Сабур-Мачкасы (в петровские времена село Мечкасы было пожаловано саранскому стольнику и коменданту Ивану Сабурову и стало называться Сабуровы Мачкасы) в конце 1700-х годов. Основателем рода мы считаем кузнеца Василия Ул(ь)яшина (это мой прапрапрадед). Один из его сыновей Степан также был кузнецом, а старший сын Николай служил в армии 25 лет, и довелось ему воевать в кавказскую войну против имама Шамиля (1834–1859).

Интересный литературный факт: в «Кавказском пленнике» Л.Н. Толстой в эпизоде побега Жилина и Костылина пишет: «...забрехал Уляшин...» (???)

Солдат Николай Васильевич был дедом моего деда Ивана Александровича Уляшина.

В семье прадеда Александра Николаевича Уляшина было восемь детей: первый — мой дед Иван (род. в 1891), затем Михаил (в 1901) — участник Великой Отечественной войны, Марина — ее называли «тетка Маришка» (в 1903), Григорий, Матрена, Любовь, Иван-младший (в 1915) — он воевал в Финскую войну, вернулся, но в начале Великой Отечественной войны в 1941 году пропал без вести, а также Александр — он умер четырех лет от роду.

Исход Уляшиных из родного села происходил постепенно, в течение всех 70 лет советской власти. Сейчас там проживает только Николай Иванович Уляшин (сын Ивана-младшего, брата моего деда Ивана Александровича) со своей женой. Потомки рассеяны по всей России. Слава Богу, в районном центре Чамзинка и поселке Комсомольском живут мои двоюродные братья Валентин и Сергей, у них по два сына, а также троюродный брат Виктор Николаевич, мичман-подводник в отставке, вернувшийся в родные места, — у него тоже есть сын. Они сохранят фамилию Уляшиных в отчем крае.

В семье Кузьмы Степановича и Прасковьи Глуховых было пять сыновей — Даниил (род. в 1880), Иван (в 1885), Яков (в 1890), Андрей (в 1893) и Николай (в 1897), а также две дочери — Прасковья (в 1899) и Татьяна (в 1903).

Дед Кузьма, по воспоминаниям стариков, был высокого роста крепкий человек, знаменитый в округе кулачный боец. В Собачонках он имел яблоневый сад площадью около двух гектаров. Издавна это село славилось именно плодово-ягодным садоводством, и не удивительно, что уже в советское время оно было переименовано в Мичурино. Существует две версии объяснения того, старинного, названия села. Одна связывает его с распространенной в этих местах фамилией Собакин. Другая передает курьезный случай, когда барин «уступил» эту деревню другому помещику за породистых щенков (собачонок).

Старший сын Даниил не женился, по крестьянским меркам, довольно долго, до 23 лет. Отец настаивал, чтобы сын выбирал жену, и он пошел свататься в богатый дом. Получив «от ворот поворот», гордец наотрез отказался повторить попытку. Тогда Кузьма, под горячую руку схватив вожжи, выпорол великовозрастного, тоже роста немалого, сына, наверное, крича на весь двор: «Вон, у Спиренковых — шесть девок, полна изба! Беднота

— иди, сватай любую, не

откажут!» Пришлось подчиниться

— отдали красивую, уже 20-летнюю, Евгению, в семье ее звали Еня. Но жгучая обида на отца да неизбежные насмешки в селе укрепили задумку покинуть родные места. В малоземельной Симбирской губернии крестьянское общество не могло обеспечить «выделами» всех братьев, зато было заинтересовано отправить ходоков в новые земли, разузнать о возможностях переселения. Вот такими добровольными разведчиками и стали Глуховы — Даниил с молодой женой и братец-подросток Яша. «Не пропадем, Сибирь тоже русская земля!» Плотник, слесарь, грамотей — таков был гордый Даниил. Страшно и весело было катить в грохочущем поезде по всей России, по Великому Сибирскому пути!

Объявление Русско-японской войны 1904 года застало их на станции Иннокентьевская, в семи верстах от Иркутска, здесь остановились. К тому же рельсы вокруг Байкала еще не были уложены, и не было сквозного сообщения с Дальним Востоком. О крестьянском хозяйстве речи, видимо, и не возникало — столько работы для умелого, мастерового человека в пролетарском железнодорожном поселке.

В 1906 году родился первенец — Алексей. Даниил Кузьмич подряжался строить дома, но выполнял не простую «черную» работу, а служил у хозяев приказчиком, посовременному «прорабом», в артели строителей. Заказы были не только в Иннокентьевской, в уездах, но и в России. Вернувшись из Сибири, он привез Еню с маленьким Леней обратно на родину, в Собачонки. Здесь родились Анна и Григорий. Отец изредка появлялся в родном селе, привозил заработанные деньги, а когда вновь уезжал, соседки судачили: «Еня-то опять с животом!». Если не на что было кормить ребятишек, приходилось с котомкой идти по деревням просить хлебушек.

Неженатый Яков в преддверии своего призывного возраста (в 1907 или в 1908 г.) вместе со старшим братом вернулся в Симбирскую губернию, чтобы служить «по месту жительства» — в европейской части России, а не на Дальнем Востоке. В 1912 году, собрав жену и детей, вместе с другим своим младшим братом девятнадцатилетним Андреем Даниил Кузьмич вновь отправился в Сибирь. На этот раз они добрались до Амурской области, до станции, которая была названа «Ерофей Павлович» в честь первопроходца Хабарова. Андрей стал работать кочегаром на паровозе, однако через два года и он был призван в царскую армию. Он попал на Балтийский флот — матросом на военный корабль «Кобчик».

Империалистическая война 1914 года застала Якова в Москве, Андрея — в Кронштадте, а новобранца брата Николая — на германском фронте, под Могилевом. Молодого солдата ранило в одном из первых боев, в санитарном поезде он был отправлен в глубокий тыл — даже не на Урал, а гораздо дальше, в Сибирь, на станцию Иннокентьевская! В большом больничном комплексе в хирургическом корпусе Николай Кузьмич находился на излечении, а после выздоровления ему была предложена работа кочегара в паровозном депо.

В это время, с 1913 года, здесь жила (добравшись путем, проторенным Даниилом Кузьмичом) семья второго брата — Ивана Кузьмича, который на железной дороге служил младшим кондуктором. Его жена Аганя была одной из сестер Галактионовых — односельчан из Собачонок. Земляки обосновались в угловой усадьбе на 2-й улице в Ново-Иннокентьевском выселке. В выстроенном на скорую руку сарае или бараке размещалось три семьи с многочисленными детьми.

К сожалению, семейные предания не донесли до нынешних времен сообщения о том, как устояли Глуховы под натиском «вихрей враждебных» Октябрьской революции в России и в Сибири. Рассказывали, что Даниил Кузьмич, переезжая по железной дороге под видом строительного подрядчика, выполнял секретные поручения большевиков.

А более известна судьба Якова Кузьмича. Он 27 лет от роду оказался ни много ни мало в центре революционных событий в Москве. Солдаты, охранявшие Кремлевский арсенал, под руководством стачечного комитета, членом которого был и Яков Глухов, арестовали офицеров. Когда в жестоком бою белые вновь овладели арсеналом, членов стачкома поставили к стене Кремля и расстреляли. Чудом уцелевшего, раненого Якова Кузьмича в бессознательном состоянии вместе с расстрелянными бросили в грузовик и отвезли на кладбище в общую могилу. Когда разгружали, он пришел в себя и застонал. Среди белых оказался «сочувствующий» и убедил остальных сдать раненого в больницу. После госпиталя в 1919 (или 1920) году Яков Кузьмич на родину не вернулся, а уехал к родным на станцию Иннокентьевская.

После демобилизации только Андрей Кузьмич возвратился в родное село, начал крестьянствовать вместе с отцом. Но в 1918 году был взят в Красную Армию, участвовал в боях на западном фронте под Псковом и Нарвой против Юденича. Через четыре года, уже 29-летним человеком, наверняка уставшим от войны, Андрей добрался наконец до Собачонок. Заросший сад, запущенное хозяйство — вот что осталось после смерти Кузьмы Степановича в 1919 году. Надо полагать, немало сил, любви и крестьянского труда было вновь вложено в возрождение великолепного сада. И тут — коллективизация, колхозы! Андрей Кузьмич сдал хозяйство в коммуну и в 1927 году с женою Прасковьей Васильевной и двумя дочерьми — Анной и Нонной — отправился в пролетарскую Иннокентьевку.

Немного раньше, в начале 1920-х годов, из Ардатовского уезда Симбирской губернии сюда же прибыла семья Ивана Егоровича Ламзова — замужем за ним была младшая сестра Глуховых

— Татьяна Кузьминична. В 1924 году, уже на станции Иннокентьевская у них родилась дочь Мария.

Что заставило семьи Глуховых покинуть родные места — империалистическая война, установление советской власти, коллективизация, безземелье, недород, голод — это и еще что-то, но к середине 20-х годов в Иннокентьевку, шумную станцию на Великом Сибирском железнодорожном пути, собрались они все. Последних — сестру Прасковью (в замужестве Алексееву), оставшуюся молодою вдовою, и двух ее сыновей — привез от раскулаченного тестя из Апраксино в 1931 году брат Николай Кузьмич.

Двое из братьев взяли в жены коренных сибирячек: Яков Кузьмич женился в 1921 году на крестьянской дочери Ульяне Ивановне Палагиной из села Тайтурка Усольского района, а Николай Кузьмич в 1927 году — на дочери иркутского почтового ямщика Елизавете Ильиничне Шлюндиной. Николаю было 30 лет, а Лизе — еще не исполнилось восемнадцати (поэтому в справке подчистили цифру и получился год рождения 1906!).

Начали строиться, благо участки в Ново-Иннокентьевском выделялись большие, рождались и подрастали дети — так набирала силу «глуховская родова» на иркутской земле.

Мужчины работали на железной дороге: Иван Кузьмич — в кондуктОрском резерве, зять Иван Ламзов, братья Николай Кузьмич и Андрей Кузьмич (его звали «дядя Ондря») — машинистами паровозов.

В начале 1930-х годов начальник Иннокентьевского депо обратился с письмом к дочери машиниста Ламзова: «Уважаемая Маруся! В нашей беседе, имевшей место в школе 29 ноября, Вы мне обещали заставить Вашего папу работать без аварий и нарушений, а я в свою очередь обещал при этом условии премировать Вас лыжами, но Вы свое слово не сдержали, и Ваш папа 7 декабря сделал обрыв поезда № 814, за что ему объявлен строгий выговор». Этот интересный факт, связанный с жизнью семьи Глуховых, приведен в книжке, посвященной 100-летию Транссибирской магистрали.

Яков Кузьмич благодаря своему боевому революционному прошлому и, конечно, личным качествам имел большой авторитет: в конце 1920-х годов был мастером железнодорожного ФЗУ на станции Иннокентьевская, в 1931 году организовывал ФЗУ в Слюдянке, в 1933 году направлен начальником паровозного депо Зима. Как многие преданные большевики, в 1937 году был арестован органами НКВД, содержался под стражей почти два года. Старики рассказывали, что он смело крикнул следователю на допросе: «Царь в Кремле меня не расстрелял — добьете вы!» Несмотря на пытки, не подписал ни одного документа, не замарал своего имени. За недоказанностью преступления его все-таки выпустили, с 1940-х годов до 65 лет — до выхода на пенсию — он работал в локомотивном депо Иркутск-II начальником цеха подъемочного ремонта, кузницы.

Во второй раз, уже на постоянное место жительства, Даниил Кузьмич вместе с многочисленным своим семейством приехал на станцию Иннокентьевская в 1923 году. Рассказывали, что в Амурской области климат с морозными бесснежными зимами и жаркими засушливыми летами не позволял развести огород — необходимейшее подспорье для любой русской семьи. Это явилось еще одной причиной очередного переезда. Временно поселились у брата Ивана Кузьмича на 2-й улице. Через год родилась последняя дочь — тринадцатый ребенок — Елизавета. Но до взрослого возраста дожили только шестеро: родившийся в Иркутске Алексей (1906), Анна (1909) и Григорий (1910) — они родились в селе Собачонки, две дочери, которые родились в Амурской области, — Мария (в 1914 г. на станции Ерофей Павлович) и Людмила (в 1922 г. на станции Кагановичи), а также Елизавета (1924).

Старший сын, 18-летний Леня, пошел учиться в Иннокентьевскую школу ФЗУ на Воинской площадке, где преподавал его дядя Яков Кузьмич.

Надо было строить свой дом, участок для него был отведен на 3-й улице (ныне улица Пржевальского, а ранее — Урицкого). Под усадьбой Даниила Кузьмича числилось 1311 квадратных метров земли.

Но — наконец! — в 1927 году был построен просторный дом, который стал на многие десятки лет нашим родным теплым гнездом — для нас, детей и внуков-правнуков, для зятей невесток, для сватов, для всех близких и дальних родственников, для нянюшек-приживалок, для друзей-студентов, для деревенских переселенцев, которым в городе пока негде было жить. (Кстати, дом наш родительский, хоть и значительно перестроенный, и этот участок сохранились до сих пор. Именно в паспорте технической инвентаризации дома я обнаружила заявление от 15 марта 1934 года, собственноручно написанное дедом Даниилом Кузьмичом, о постройке им самим этого дома площадью 60,5 кв. метров.) Надворные постройки, садик 63 квадратных метра, огород в 1 гектар, колодец глубиной 15 метров. В память о своей далекой родине Даниил Кузьмич высадил много сибирских яблонь, кустарников, любил работать и отдыхать на скамеечке в собственном саду.

В столовой стоял длинный стол, который по-деревенски скоблили ножом (а позднее — застилали цветной клеенкой), вдоль него к обеду ставили лавки, на них садились до восемнадцати человек. Баба Еня вставала рано утром, когда все еще спали, растапливала русскую печь, ставила самовар, спокойно пила чай в одиночестве — и начинался ее «рабочий день»! Рассказывали, как, закружившись в дневных заботах, не могла пообедать и, схватив мелкую картошку, вареную «в мундире» для скота, побежала на поле, чистя ее на ходу. Внучата, не меньше пяти-шести человечков, подскочили, прося: «Баба, баба, картошечки!» И она, рассовывая ее им по рукам, говорила: «Нате, нате, ешьте, миленькие!»

Наконец-то укладываясь вечером, молилась: «Слава тебе, Господи!» И тут внучата доставали ее, лезли под бока: «Баба, баба, сказочку!» Баба Еня начинала песенку: «Шла лиса по лесу, нашла лиса грамотку, в грамотке написано... х-х-х...» — и засыпала. Ре бятишки ее тормошили: «Баба, баба, что написано?!» Она вздрагивала: «А, что? Да! Шла лиса по лесу, нашла лиса грамотку, в грамотке написано... х-х-х...» — и опять засыпала. Так они и не узнали страшную тайну лесного приказа.

Даниил Кузьмич работал машинистом котла паровой электростанции в депо, которая снабжала электричеством всю станцию и поселок до 1930-х годов, пока не была пущена ТЭЦ на строящемся авиазаводе. У него было заболевание легких, и ему была дана группа инвалидности. Он стал сапожничать на дому, шил мягкие унты (у нас их называли «унтишки-унтеренчо») — и тем ремеслом кормил семью.

Хочется отдельно сказать, как обращались друг к другу: Даня, Еня (это бабушка Евгения Дмитриевна), Леня (дядя Алексей Данилович), Гриня (дядя Григорий Данилович), Маня (тетя Мария Даниловна), Лизанька (моя мама), Таечка (дочь Прасковьи Кузьминичны), Степочка (сын Николая Кузьмича) — эти ласковые имена были в ходу до глубокой старости.

Когда дед Даниил начал сапожничать, развелись мыши. Бабушка говорила ему: «Даня, мыши замучили!» А он отвечал (наверное, вспоминая голодные годы): «Что ж, Еня, хорошо — и мышам есть что есть!»

Трудная и неспокойная досталась бабе Ене судьба: бесконечные переезды с ребятишками мал мала меньше по воле своенравного мужа, чужие углы, где своего имущества — только сундук из родного дома, долгие месяцы ожидания отца семейства с заработков.

Но если дед Даниил, как говорили, отличался крутым характером, то баба Еня была (я и сама это помню!) сама ласковость, доброта, мягкость, трудолюбие — и великое долготерпение. Была она человеком глубоковерующим (среди атеистов, активистов, коммунистов и комсомольцев — и мужниных братьев, и собственных детей). Говорила: «Работать никогда не грех, грех — сплетничать». Увидев на улице нищенку, татарку, цыганку, старуху — зазывала в дом, поила чаем с шаньгами, а для многочисленных внучат в кармане чистенького фартучка — всегда конфетка или редкая тогда мандаринка. На Пасху стряпала необыкновенные куличи — и каждому-каждому члену семьи доставались они соответственно его возрасту, а мне, как младшей внучке, самый маленький! Втайне от всех, и моих родителей тоже, младенцем крестила меня в нашей Михаило-Архангельской церкви — и этот крестик до сих пор со мной.

За несколько месяцев до начала Отечественной войны в возрасте 61 года умер Даниил Кузьмич, через два года умерла незамужняя дочь Анна.

Очень мало известно о тете Нюре. Окончив фельдшерскую школу, она в 1930-е годы выезжала на ликвидацию эпидемии холеры в Ташкент. В семье сохранилось только две ее фотографии. На одной из них (той, где тетя Нюра постарше) — красивая, с удлиненным овалом лица, со светло-серыми глуховскими глазами строгая молодая женщина. Густые темные волосы, схваченные сзади изящным бантом, затейливыми локонами спускаются на высокий лоб и виски. Рассказывали, что она была горда и самолюбива, обладала сильным независимым характером. Может, из-за этой похожести не ладила с отцом. С большим трудом я разыскала карточку регистрации ее смерти в областном архиве ЗАГС. Скупые строчки сообщают, что Анна Даниловна Глухова, медсестра Ленинского здравпункта, умерла 9 ноября 1943 года в Маратовской больнице от туберкулеза легких...

Трудные годы войны и первые послевоенные вся многочисленная семья обитала в ставшем тесным родном гнезде. Потом взрослые дети стали разъезжаться — Алексей для своей семьи выстроил дом на 5-й улице (Севастопольской); Мария еще в конце 1930-х годов вышла замуж за Ивана Кондратьевича Скрыля, земляка из поселка Иркутск-II, началась ее карьера жены военного; Людмила окончила сельхозинститут и, познакомившись в эвакогоспитале с обгоревшим танкистом Константином Воскобойниковым, уже замужнею уехала с ним в город Куйбышев; Лизанька вышла замуж за железнодорожного техника Сергея Уляшина, им дали комнату в казенном доме, — и только Григорий со своей семьей остался в родном доме.

Но тепло нашего родительского дома по-прежнему хранила любимая бабушка Еня, утихомиривая, как могла, семейные ссоры, утешая обиженных, радуясь успехам, ободряя ласковым словом в трудную минуту, — ее любви и заботы хватало на всех. Уж не было деда Даниила, но его трудный, своенравный характер, без оглядки ломающий и преграды, и близких людей, узнавала она и в детях, и в некоторых подрастающих внуках. И мы, ныне живущие потомки деда Даниила и бабы Ени, отмечаем с тревогой этот «огонь» и с радостью и надеждой эту «тишайшую воду», оставленные нам в наследство.

Моя мама Елизавета Даниловна как могла оберегала меня от отрицательных эмоций — она навсегда запомнила мою детскую истерику, случившуюся на похоронах моей любимой бабы Ени. Поэтому на такие события, где собиралась вся глуховская родня, они с папой ходили без меня. После смерти мамы провожать в последний путь близких людей стала ходить с папой я. Это было в 1990 году.

Потрясло меня до глубины души то, что все собравшиеся люди хорошо меня знали, знали, как я живу, какой у меня муж, какие дети, где я работаю, — я же не знала никого! Из стариков я наиболее близко общалась с дядей Петей Алексеевым, сыном Прасковьи Кузьминичны. Первый разговор с ним положил начало родословной схемы. 1920 года рождения, с 1931 года безвыездно проживший на станции Иркутск-II, обладающий поразительной памятью, Петр Иванович стал для меня сущей находкой. Благодаря ему я стала разбираться в хитросплетениях нашего родословного дерева, нашла на нем и свое место.

Родословное дерево Уляшиных я составляла со слов моего отца Сергея Ивановича Уляшина и его племянника Валентина Павловича Уляшина, учителя географии Чамзинской средней школы. Он прислал мне карту и Топонимический словарь Мордовской АССР, вырезки из местных газет; всегда под рукой Энциклопедический словарь, пособия по отечественной истории.

Моя работа по составлению родословной имеет не научный, а сугубо практический интерес, результаты ее я хочу оставить своим детям и племянникам. Более глубокие архивные исследования для меня невозможны, так как материалы и по Глуховым, и по Уляшиным находятся в хранилищах документов Мордовии и Ульяновской области. Я надеюсь, что здесь мне поможет мой двоюродный брат Валентин Уляшин.

...Живем мы в Ново-Ленино рядом с родовым домом, который в 1927 году построил мой дед Даниил Кузьмич Глухов.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

Материалы архива ЗАГС г. Иркутска.

Материалы архива ЗАГС Иркутской области.

Материалы архива ЗАГС Ленинского района г. Иркутска.

Материалы архива Иркутского отделения ВСЖД.

Материалы архива Управления ВСЖД.

Материалы Центра документации новейшей истории Иркутской области.

Железнодорожный транспорт Восточной Сибири: Из XIX в XXI век: В 2 т. — Иркутск, 2001.

Инжеватов И.К. Топонимический словарь Мордовской АССР.

— Саранск, 1987. Липинская В.А. Старожилы и переселенцы. — М., 1996.

Журнал Тальцы №3 (19), 2003 год.