Родовое гнездо

Иван Афанасьевич Булдаков, приблизительно 1900 г.

Клавдия Ивановна Булдакова

В родительском доме: сидит Клавдия Булдакова, стоят ее мачеха и отец Иван Афанасьевич, 1902 г.

Александра Ивановна в доме мужа, слева ее муж Шольц

Анатолий Иванович Булдаков

Татьяна Андреевна Булдакова-Родзько, 1924 г.

Галина Анатольевна Булдакова-Демидова

Валерьян Анатольевич Булдаков

Людмила Анатольевна Булдакова

Торговая улица в современном Камышлове, 1998 г.

Ливия Петровна Каминская,
журналист, член общества
«Родословие», г. Иркутск

Бабушка моя со стороны матери Клавдия Ивановна Булдакова умела и любила рассказывать. Я помню эти рассказы еще дошкольницей. Бывало, в неуютные холодные дни военной зимы, когда мама на работе, а старшие сестры в школе, я, пристроившись к теплой батарее парового отопления поближе к бабушке, сидевшей с шитьем в руках, заслушивалась ее воспоминаниями о молодости и детстве в далеком уральском городке Камышлове, что лежит недалеко от Екатеринбурга (бабушка никогда не называла его Свердловском), о подругах-гимназистках и строгих классных дамах, о доме ее отца Ивана Афанасьевича Булдакова, мещанина, владельца портновской мастерской, при которой жили и работали кроме домочадцев несколько мальчишек-подмастерьев, обучавшихся портновскому делу. О брате отца Дмитрии Афанасьевиче, уважаемом в Камышловском уезде лекаре и домашнем враче Булдаковых. О веселых семейных пикниках на берегах местной живописной речки Пышмы — семья прадеда имела свой выезд. Рассказы иллюстрировались старыми снимками на твердом картоне, украшенном виньетками с необычными, с «ерами» и «ятями» надписями на обороте: «Фотографическое ателье братьев Козловых г. Камышлов», «Фотография Прибылёва в Шадринске, путешествующая в городах сибирских».

Но крепче всего остального запала в душу семейная легенда, к которой бабушка возвращалась снова и снова, словно желая навечно запечатлеть ее в моей памяти. В семье Булдаковых, рассказывала она, бережно хранили некий документ, «грамоту», свидетельствующую о том, что их далекие предки были основателями крепости Камышлов, положившей начало ее родному городу, за что им якобы было даровано дворянское звание, которого они впоследствии лишились за недостойное поведение. К сожалению, многие подробности стерлись из памяти, за что я, став взрослой и уже похоронив бабушку, упрекала себя нещадно.

Легенда между тем продолжала жить в памяти, и чем старше я становилась, тем сильнее тревожили мое воображение то ли зов крови, то ли тоска генов по прародительской родине. Сколько раз, следуя по каким-нибудь делам в Москву поездом, я караулила у окна появление старого, дореволюционной постройки станционного зданьица со старой же надписью «Камышловъ», где поезд стоит две минуты. Вглядывалась в окрестности, пытаясь угадать в них детали бабушкиных рассказов, порываясь выйти и остаться, ну хоть бы на пару дней. Но… проблемы, дела, обстоятельства — мы всегда найдем мысленное оправдание своей нерешительности, — и поезд надолго снова уносил меня от желанной станции.

И все-таки судьбе угодно было дать мне этот шанс. Правда, первым в этих краях оказался мой сын Андрей. В Камышлов он не попал, но в Екатеринбурге, где был по делам, в музее истории фотографии ему повезло встретить человека, который занимается родословными известных на Урале людей. Михаил Бенецианов сразу подтвердил достоверность семейного предания. Действительно, основателем Камышлова был Семен Будаков (именно так произносилась в XVII веке эта фамилия). Подробности Михаил пообещал сообщить почтой.

Через короткое время мы получили от Михаила подробное письмо. Род Булдаковых, сообщал он, ведет начало от верхотурских детей боярских Будаковых, родоначальником которых был некто Леонтий Будаков. Село это Верхотурье также находится в Екатеринбургской области, оно намного старше областного центра, ему больше 400 лет. Так вот сын Леонтия, Мирон Булдаков, был таможенным подьячим на Верхотурье. У него, в свою очередь, было два сына — Семен и Илья. Именно этот Семен, будучи приказчиком Пышминской слободы, и является основателем Камышлова. А ваш род, сообщал Михаил, — прямые потомки одного из сыновей Семена — Лазаря. Кстати, продолжал Бенецианов, в этом (1998-м) году Камышлов отмечает свое 330-летие, потому и заинтересовались историки родословной Булдаковых.

О такой удаче я и мечтать не могла. И решила — еду. Да и сомнения оставались, тот ли это Булдаков? И почему Будаков?

Позвонила мэру Камышлова и рассказала свою историю. Борис Витальевич Чигрин ошеломил меня еще одним известием. «Приезжайте, — сказал он. — 8 августа в связи с юбилеем мы открываем памятник вашему предку. Будем рады вашему присутствию».

Я успела точно к торжеству. На площади возле Покровского храма (ну, конечно, именно в этом храме, как рассказывала бабушка, отстаивали они семьей пасхальную службу, а потом бережно, чтоб не погасли, несли до дома свечки) при почетном карауле местных казаков и большом скоплении горожан торжественно сняли белое полотно с большого гранитного камня, увенчанного православным крестом. Надпись на камне… (впрочем, об этом особо).

Здесь же в праздничной толпе я познакомилась с двумя симпатичными молодыми историками. Владимир Перевалов и Юрий Коновалов имеют, как оказалось, прямое отношение к Уральскому историко-родословному обществу. Они и вручили мне свою написанную в соавторстве к юбилею города тоненькую брошюрку «Род основателя Камышлова верхотурского сына боярского Семёна Будакова. Материалы к родословной».

Вечером в маленькой гостинице я залпом проглотила книжку, а в конце прочла: «Во второй половине XIX века уже в самом Камышлове проживали братья Иван и Дмитрий Афанасьевич Булдаковы, считавшие себя прямыми потомками Семена Будакова. Именно у них известный пермский историк А.А. Дмитриев нашел в 1885 году список конца XVIII века с первой «наказной памяти» 1666 года С. Будакову об основании Камышловской слободы, сделанный в Верхотурской нижней расправе». Вот и сошлось! Иван Афанасьевич — бабушкин отец, а Дмитрий — его брат. Теперь стало ясно и другое — o какой «грамоте», хранившейся в семье, говорила бабушка.

«Память» эту, вернее, ее фотокопию, я держала на следующий день в руках, придя в местный камышловский музей. Оказывается, памятью в XVII веке называли распоряжение сверху. В данном случае верхотурский воевода, стольник Иван Яковлевич Колтовский повелевал приказчику (управителю) Пышминской слободы верхотурскому сыну боярскому Семену Будакову: «И как к тебе сия память придет, и ты по указу великих государей на том месте, вверх по Пышме реке, пышминским беломестным казакам и оброчным крестьянином велел острог строить…». Дети боярские, к которым принадлежал Семен Будаков, входили в дворянское сословие, так что он считался дворянином еще до основания нового города. Видимо, бабушку здесь подвела память или неточное изложение семейного предания. Распоряжение Колтовского содержало и подробные рекомендации о том, как вести себя с местным населением, каких людей привлечь для строительства новой слободы, и строгий наказ «с татары никакого зазоры, и тесноты им и насильства никакого не чинить и от них ничем не корыстоватца…». Этот документ, датированный сентябрем 1666 года, был продолжением служебной переписки об основании слободы, начавшейся в августе, а именно — ответом на донесение Семёна Будакова о том, что он приискал нужное место для строительства острога. Документ этот тоже сохранился. «А красовитее того места и пахотными землями, и сенными покосами, и хмелевыми угодьями и далеко такого нет, и от воинских людей крепко», — писал Семён Будаков воеводе. Эти слова и запечатлены теперь на памятнике Семёну Будакову, который, кстати, построили на свои средства местные потомки беломестных казаков.

В то время уральские городарепости были форпостами колонизации Сибири, одновременно становясь административными центрами осваиваемых пространств и богатых земель. Строитель Камышловской слободы Семён Булдаков стал одновременно и ее приказчиком, то есть управителем, и оставался им в 1669 и 1670 годы. Его сменил Василий Протопопов. А в 1709 году управление слободой снова перешло в семью Булдаковых — приказчиком стал сын Семёна Лазарь. Об этом рассказал мне Владимир Алексеевич Перевалов, подарив еще и «Поколенную родословную роспись Будаковых (Булдаковых) до середины XVIII века». Он же уточнил и мои смутные сведения о потере Булдаковыми дворянского звания.

В начале XVIII века Пётр I в ходе реформ упразднил социальную категорию детей боярских, включив его представителей в «благородное шляхетство». Однако за сибирскими детьми боярскими дворянство признано не было, несмотря на неоднократные с их стороны челобитные царю. Многие стали переходить в другие сословия. Правнуков и праправнуков Семёна Будакова ожидали разные судьбы: кто-то подался крестьянствовать на облюбованных предками землях, кто-то взят в солдаты, кто-то в арифметическую школу в Екатеринбурге, основанную Татищевым, кто-то пропал безвестно. Одна из ветвей с родословного дерева, видимо, осела в Камышлове и свято хранила реликвии семьи. Недалеко от Камышлова и сейчас есть деревня Булдакова, в которой жили крестьяне, продолжатели рода Будаковых. Со временем фамилия стала произноситься и писаться как Булдаков, как, впрочем, и слобода из Камышовской превратилась в Камышловскую. На Урале фамилия Булдаков произносится с ударением на втором слоге, именно так произносила свою фамилию бабушка.

На следующий день я ходила по улицам города, уже давно заочно ставшего мне

родным и близким. Тихий провинциальный городок на 35 тысяч жителей, каких много в российской глубинке, сразу лег мне на душу. Старая часть города во многом сохранила свою первозданность. Главную улицу в народе по-прежнему зовут Торговой. Двухэтажные каменные дома старой дореволюционной постройки, бывшие купеческие лавки и лабазы, новые их владельцы кое-где восстановили даже старые вывески с «ерами». Сохранилось здание гимназии, реставрируется красивейший Покровский храм, свидетели жизни моих дедов и прадедов.

Очень мне хотелось угадать прадедовский дом. Я шла вдоль старых деревянных построек, заглядывая во дворы и пугая хозяев, призывая на помощь интуицию: наведи, подскажи… Как же досадовала я на себя, что не спросила или не упомнила ни названия улицы, ни ее расположения. И старого кладбища с могилами моих предков нет и в помине — на этом месте стоит завод строительных материалов.

На следы другого своего прадеда, Дмитрия Афанасьевича, я наткнулась в Обуховской лечебнице, санатории под Камышловом, основанном в XIX веке. Здесь уездный врач Булдаков «пользовал», как говорили раньше, больных. Дмитрий Афанасьевич был уважаемым в уезде человеком, дослужился до чина коллежского асессора.

По Камышловскому краеведческому музею меня водила его заведующая Ольга Александровна Торжкова. В музее, некогда богатом редкими документами и экспонатами, мало что сохранилось. Наиболее ценное вывезли в Пермь (Камышлов до строительства Екатеринбурга находился в составе Пермской губернии), что-то просто растащили. Вглядываясь в старые фотографии и документы, я искала следы булдаковской семьи. У экспозиции, посвященной революционной поре, я бы не задержалась, если бы… не один портрет. Фотоснимок красивого усатого молодого человека остановил на себе мой взгляд. «Сергей Чуцкаев, организатор первых большевистских кружков в Камышлове»

— гласила надпись. Боже мой! Сергей Чуцкаев! Ну конечно, имя это мне знакомо. От бабушки. Она вспоминала его так часто, что оно засело в памяти. Как и романтическая история, связанная с ним. Он, кажется, был студентом, когда стал навещать семью Булдаковых. Появлялся в доме все чаще. И бабушка, тогда совсем юная, влюбилась. И небезответно. Когда взаимное расположение молодых людей стало очевидным, отец пригласил дочь для приватного разговора. «Вот что, Клавдия, — сказал он, — с Сергеем у вас не может быть ничего, он твой родной брат…» Был ли это тайный грех отца или сын от прежнего брака, живший отдельно (прадед Иван Афанасьевич женился четырежды, жены все умирали рано), бабушка не сказала. Но открытие это стало трагедией для молодой девушки, она даже стрелялась, к счастью, неудачно. Правда, говорить об этом не любила.

И вот теперь я стояла перед портретом, похоже, моего родственника. Кто он? Как сложилась его судьба? На эти вопросы Ольга Александровна ответить мне не смогла.

Революция разметала многие российские семьи, положив конец и многим древним родам. Камышловская ветвь Булдаковых не стала исключением. У бабушки были старшая сестра Александра и брат Анатолий. Саша вышла замуж за известного в уезде богача, владельца конного и винокуренного заводов, немца по фамилии Шольц. Единственная их дочь Елена в юности сбежала из дома с актером проезжей труппы, и отец отрекся от нее. Когда началась революция, Шольцы уехали из России, куда — бог весть.

Клавдия Ивановна, окончив учительские курсы в Екатеринбурге, ступила на стезю сельской интеллигенции. Судьба кидала ее по деревням от Урала до Дальнего Востока. Но она всегда с неизменно теплым чувством вспоминала сельскую школу, деревенских ребятишек, которых порой крестьянский труд заставлял бросать ученье, те заботу и уважение, с какими простые сельские мужики относились к «учительше». И потом у нас в доме часто появлялись родители, шедшие к ней, уже пенсионерке, с нижайшей просьбой подтянуть их «оболтуса» по письму или арифметике. Смотришь, и какой-нибудь абсолютно безнадежный двоечник подтягивался до «твердой» тройки и переваливал в следующий класс, к удивлению школьных учителей.

В конце концов бабушка переехала в Иркутск, где осел ее младший брат Анатолий, служивший телеграфистом. Здесь вышла замуж за его приятеля, тоже телеграфиста, белоруса Андрея Родзько, здесь родила мою будущую мать Татьяну.

Анатолий, по рассказам бабушки, обладал редкими певческими данными, ему прочили славу Собинова, но должность телеграфиста на сибирской забытой богом станции и водка сгубили его талант, как, впрочем, и жизнь бабушкиного мужа. Старожилы Иркутска, может быть, помнят Валерьяна Булдакова, сына Анатолия, солиста-тенора Иркутского радио, но ему досталась едва ли половина отцовского таланта.

У Анатолия помимо Валерьяна было еще трое детей: Константин, Людмила и Галина. Вся эта веточка: их дети, внуки и правнуки — музыкально одарены, кто больше, кто меньше. Дочь Людмилы Аида Чернова руководит в Москве театром музыкальной пластики «Новый балет» на Малой Басманной, внучка Галины Катя учится в училище искусств на вокальном отделении.

Многие, с кем я в те юбилейные дни общалась в Камышлове, искренне удивлялись, спрашивая, кто с восхищением, а кто и с недоверием: да как же вам удалось установить родство более чем 300-летней давности? И опять я мысленно низко поклонилась покойной бабушке — за ее память, за ее настойчивое стремление внушить своим детям и внукам уважение к их прошлому, к корням своим, ненавязчиво напомнить, что история рода, да и вообще россиян, началась не в

1917 году, как пытались убедить нас в свое время, а куда как раньше, и соотечественники наши из далекого прошлого, их любовь к родной земле заслуживают уж никак не меньшего признания, чем дела тех, чьими именами повсеместно и безудерж но назывались улицы и площади наших древних российских городов. По сути, именно бабушка преподнесла нашей семье первые уроки патриотизма, гордости за свой род, уходящий своими корнями аж в средневековую Русь.

Нет, не ленитесь слушать своих стариков, пока они живы, не стесняйтесь расспрашивать о подробностях прошлой жизни. Это и ваша история уходит в даль времени, откуда нет возврата. Неужели важнее оставить в наследство детям своим и внукам счета в банках, «мерсы» и особняки, чем духовный опыт рода? Ведь разве не из семейных родословных складывается история России?

Я считаю себя сибирячкой, иркутянкой, преданно и нежно люблю свой край. Но это не мешает мне ощущать себя семечком с генеалогического древа, корнями уходящего в уральскую землю, и чувствовать незримые, но прочные и сердечные нити, навсегда связавшие меня с дальним приуральским городком.

Да ведь каждый из нас, порывшись в истории своей семьи, может осознать себя побегом на древе, чьи корни уходят не только в глубь веков, но и в ширь просторов земных, в разные концы России, а то и за ее пределы.

Говорят, чем больше знает человек о своих корнях, тем крепче и увереннее чувствует себя на этой земле. А я бы добавила — и ответственнее. Потому что, имея достойных предков, стыдно жить недостойно. И невозможно пренебречь мнением твоих будущих потомков: каким ты останешься в их памяти?

Журнал Тальцы №1 (17), 2003 год.