Иркутская область, города и районы Иркутской области, ее жизнь, культура, история, экономика - вот основные темы сайта "Иркутская область : Города и районы". Часто Иркутскую область называют Прибайкальем, именно "Прибайкалье" и стало названием проекта, в который входит этот сайт.

Восточно-Сибирская студия кинохроники. Киногвардия - собкоры: Дмитрий Васильевич Смекаев (1923-1998)

Собкор в Красноярском крае кинооператор Дмитрий Смекаев

Восточно-Сибирская студия кинохроники в период своего расцвета имела пять кинокорреспондентских пунктов в городах Красноярске, Кызыле, Якутске, Улан-Удэ, Чите, где постоянно жили и работали ее собкоры. Собкоры на съемках сюжетов ра­ботали самостоятельно, как операторы-журналисты, то есть, са­ми искали темы, снимали материал, писали к отснятой кино­пленке монтажные листы и все это отправляли в Иркутск на монтаж. Их сюжеты и составляли основу киножурнала «Восточ­ная Сибирь». Они курировали огромную территорию:

 

 

Красноярский край - 2 401, 6 тыс. кв. км.,
Якутия -3 103,2 тыс. кв. км.,
Читинская область - 431,5 тыс. кв. км.,
Тува - 170 тыс. кв. км.,
Бурятия - 351,3 тыс. кв. км.

Вклад собкоров в создание киноархива Сибири неоценим. К сожалению, их уже нет в живых. Пусть же эпиграфом к гла­вам, посвященным их творчеству, станут строки моего поздра­вления, написанного к одному из юбилеев студии.

Киногвардия — собкоры
Наснимали пленки — горы!
Проявляя «Стойкость», сметку,
Шел Смекаев на разведку.
Дегтярев шел напролом
И Орлов парил орлом.
В честь бурятского народа
Снял нам Сидлер кинооды...
Князь Тувинский — сам Шамиль -
Киноданью одарил.
И богиня славы — Ника -
На поклон являлась Нике:
Ника Саввинов ясак нам
Из Якутска слал призами.
Всех их помним!
Всех их любим!
Никогда их не забудем!
Пусть в любые времена
Светят нам их имена!

Дмитрий Васильевич Смекаев (1923-1998)

Коренной сибиряк. Фронтовик. Разведчик. Родился 8 ноября 1923 года в небольшой деревне на берегу Енисея, ки­лометрах в трехстах от Красноярска. Деревня эта ушла под во­ду в зоне затопления Красноярской ГЭС. Народ переселили, родители Смекаева переехали в Шушенское. Вот как описыва­ет встречу с отцом Смекаева летом 1966 года режиссер Валерий Хоменко: «Отец Дмитрия Васильевича меня в миг очаровал, словно встретил «вживе» актера, которым восхищался на экра­не... Не суетный, ни тени позы. А красив-то, лицо точеное, ну чисто шолоховский герой, что-то казачье, крепкое, статное, ли­хое под благородным обликом старика». Читаешь эти строки, и в памяти возникает сам Дмитрий Васильевич. Все эти эпитеты можно отнести и к нему. Он был очень обаятельным челове­ком. Природный талант светился во всем его облике: энергия, доброжелательность, умение расположить людей к себе помогали ему на съемках. Если случалось войти в темный просмотро­вый зал, где отсматривались черновые, только что вышедшие из проявки материалы сюжетов, не зная, чей идет сюжет, то че­рез несколько планов становилось понятно — это снимал Дми­трий Васильевич. Ни одного скучного кадра, все в движении, в развитии и даже герои съемок каким-то непонятным образом похожи на него, веселые, динамичные, улыбчивые. Ну что ка­залось бы нового и интересного в эпизоде работающих за стан­ками ткачих. Но я до сих пор помню, как это было снято. Мо­лодые симпатичные работницы связывали нити ткани так лег­ко и артистично, словно играли на арфе. Весело, как бы играю­чи, переходили от одной машины к другой и улыбались, и ус­певали кокетничать (по-видимому, с сумевшим их «раскрутить» оператором). Дмитрию Васильевичу удавалось озарить каждый свой материал светом своей личности, своего темперамента, оптимизма, таланта. Он никогда не был равнодушным реме­сленником. Всем своим творчеством подтверждая непреложные для журналиста истины: заинтересуйся темой — и сумеешь за­интересовать ею зрителя; полюби своего героя — и зритель его полюбит; «заболей» какой-то проблемой — и зритель отклик­нется на твою боль.

Смекаев пришел работать на студию в 1956 году. В то вре­мя хроника создавалась руками операторов. Сценаристы, ре­жиссеры вышли на первый план уже позднее, да и то если де­ло касалось не сюжетов, а документальных фильмов и спецвы­пусков, то есть материалов, идущих на экране от десяти минут и до часу. Операторы первого призыва часто обходились без по­мощников: сами искали темы, продумывали структуру матери­ала, круг съемочных эпизодов. Потом к отснятому сюжету пи­сали так называемый «монтажный лист», в котором очень по­дробно излагали сведения для будущего текста: что, где, когда произошло, какие люди участвовали в том или ином событии. Часто монтажные листы было интереснее читать, чем написан­ные по ним профессиональными литераторами и журналиста­ми тексты. Дмитрий Васильевич любил повторять шуточный афоризм: «кино делают оператор и шофер». Это его изречение по отношению к операторам первого призыва было более чем справедливым. Особенно это касалось тех, кто работал вдалеке от студии на корреспондентских пунктах. Иркутским хронике­рам темы чаще подкидывала редакция. Смекаев же был кино­корреспондентом ВССК по Красноярскому краю. Достаточно взглянуть на карту края, чтобы оценить масштаб его забот. Два миллиона четыреста тысяч квадратных километров территории (пять Франций). Таймыр, Хакассия, Эвенкия, Долгано-Ненец­кий автономный округ. Норильск с его знаменитым комбина­том и самым северным в мире городом, Енисей с каскадом строящихся ГЭС. Североморский путь. Оленеводство и зверо­водство, охота и рыболовство, нехоженая тайга и плодородные пахотные земли со сравнительно теплым микроклиматов (Канск, Минусинск). И все это Дмитрий Васильевич знал, как свои пять пальцев, все объехал, все снимал, везде у него оста­вались друзья, которые сообщали ему обо всех интересных со­бытиях. Человек непоседливый и коммуникабельный, он всю свою жизнь провел в разъездах. Обычно звонит в редакцию, чтобы получить добро на командировку: «Понимаешь, меня на Хатангу приглашают, у них там будет переход по северным ре­кам до Ледовитого океана, говорят, возьмут меня с собой». Так начинались многие сенсационные съемки. Не случайно по ко­личеству сюжетов, которые были приняты на Центральной сту­дии документальных фильмов и прошли во всесоюзном кино­журнале «Новости дня», он опережал всех операторов студии.

Мне впервые довелось вплотную работать с Дмитрием Васильевичем на фильме о чемпионе Олимпийских игр борце Иване Ярыгине. Сценарий написал чиновник из Госкино РСФСР. Штамп на штампе. Ход — заезженный: пот, труд, 30 километров в день одних пробежек, столько-то отжиманий, столько-то приседаний — и вот вам результат — чемпион мира и Олимпийских игр. Эту схему в фильмах о спортсменах затерли до дыр. Скукота! И мне, и Диме сценарий не понравился. Об­суждаем его в редакции, а Смекаев говорит: знаешь этот Яры-гин — настоящий Иванушка-дурачок из русской сказки. Родил­ся в глухой деревне, даже не в деревне, а на заимке. А сегодня он — кум королю — ездит по Красноярску на черной «Волге» с номером 00-02, гаишники ему честь отдают. (Поясним: в тевремена все знали, что «Волга» с номером 00-01 возит «хозяи­на» области — первого секретаря обкома КПСС — должность равнозначная сегодняшнему губернатору). Значит второй чело­век после него в крае — Ярыгин.

Эврика! Это же классический голливудский сюжет о Зо­лушке! Мне сразу стало ясно, как надо снимать. Надо планиро­вать поездку на малую родину спортсмена, к его родителям, к братьям-сестрам, которых не мало не много — десять человек, к отцу, ведущему свой род от ярыг-плотогонов (сибирских бурла­ков). Идея понравилась и Смекаеву и режиссеру Леониду Сурину — очень тонкому мастеру документального кино. Этот за­мысел во время съемок они воплотили с блеском, использовав по максимуму сибирскую экзотику. Вместе с отцом и братьями-богатырями Иван парится в деревенской баньке, потом они ныряют в снег и снова парятся. Мать выносит сыну трехлитро­вую банку парного молока, и Иван выпивает ее до дна, как буд­то это не банка, а стаканчик. А вместо тренировок олимпий­ский чемпион рубит дрова. Нарубил такую гору, что из-за по­ленницы уже и его самого не видно, только поленья продолжа­ют лететь в кадр. Тут и охота, и застолье с сибирскими пельме­нями. А какие синхронные интервью удалось записать! «Мне один корреспондент говорит, — рассказывает мать, — за такую медаль (кивает в сторону висящей на стенке олимпийской ме­дали), голову не жаль положить. А я ему отвечаю: медаль-то она на стенке висит, а голова — всегда нужна!» Говоря о своих де­тях, она оценивает заслуги своего знаменитого на весь мир сы­на так: «Ну Ваня-то у нас чо — не доучился. А вот дочка-то у меня выучилась — учителкой стала».

Московский чиновник — автор бездарного и, в общем-то, отброшенного за ненадобностью сценария — на монтаж фильма даже не приехал. Текст пришлось писать мне. Зато он поехал представлять фильм в Италию, в Сан-Венсан на Международ­ный кинофестиваль спортивных фильмов, где было представле­но 88 лент со всех концов мира. Позднее он рассказывал, с ка­ким восторгом и зрители, и жюри принимали фильм, под каки­ми аршинными заголовками о нем писала пресса. В итоге кар­тина получила в награду «Серебряный тур» МКФ. Запомнилась история с еще одной замечательной работой студии. Звонит в редакцию Дмитрий Васильевич: «У нас тут ЧП. У нас тут паводок, в результате которого в теле плотины Саяно-Шушенской ГЭС образовался проран. Меня начальство берет с собой. Спецрейс вылетает завтра утром. Разрешите съемку, может получиться классный материал. И вышлите се­годня мне 5 коробок пленки (1500 метров)». Я быстро пишу приказ о запуске спецвыпуска (без этого пленку не выдадут), иду за подписью к директору Юрию Викторовичу Маякову, че­ловеку в общем-то хорошему, но из поколения на всю жизнь напуганного сталинскими репрессиями. И получаю запрет на съемку. Сегодняшним молодым журналистам даже трудно по­нять причину отказа, поэтому объясняю: в те времена в нашей стране «не было» ни наводнений, ни землетрясений, ни пожа­ров, ни других стихийных бедствий, ни тем более, технологиче­ских катастроф. В реальности они, конечно, были, но отражать их в СМИ запрещалось. Ни власть, ни народ волновать не ре­комендовалось. Пресса как в известной песне должна была повторять: «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!» Ну а как сказал один из американских телемагнатов, если события нет на экране, значит, его нет вообще. Система замалчивания работала безотказно. Сейчас мы впали в другую крайность — журналистика превратилась в филиал МЧС. Любое даже малозначительное происшествие раздуваем как мыльный пузырь...

Но вернемся к событиям того дня. Сижу в редакции, ду­маю, как убедить директора и тут вспоминаю, что попадался мне на глаза приказ Госкино о том, что определенный процент материалов можно снимать не для показа на экране, а как бы сказали литераторы, «в стол», то есть как хронику. Спасибо то­му неизвестному чиновнику, кто придумал эту лазейку! Снова иду к директору, наседаю на него со всей энергией, показываю заветный приказ Госкино, убеждаю, что в случае благополучно­го исхода у нас получится материал о героях Саяно-Шушен­ской ГЭС. И, о счастье, он дает добро. Но уже конец рабочего дня. Едва успеваю получить пленку, сама везу ее в аэропорт, уговариваю экипаж улетающего в Красноярск самолета — пере-дать ее нашему корреспонденту, звоню Смекаеву, чтобы он встречал рейс.

Так началась работа над одним из лучших спецвыпусков студии под названием «Стойкость».

Водопад, безумствующий в проране. Бригада строителей-добровольцев, несущих под потоками воды мешки с цементом, чтобы закрыть пробоину. Поначалу тяжелые мешки вода сно­сит как щепки. Но рабочие идут один за другим нескончаемой цепочкой. Много часов длится эта битва. Одна бригада спаса­телей сменяет другую. И только Дмитрия Васильевича сменить некому. День и ночь под потоками ледяной воды, прикрывая камеру плащом, падающий от усталости, мокрый с головы до пят, оператор продолжает снимать. И вот она — победа. Поток воды укрощен. Плотина, которая была под угрозой разруше­ния, спасена, а с ней и прибрежные деревни, которые бы не­минуемо затопило. Эта победа строителей была и нашей поб­едой.

Помню, когда черновой материал принимали на студии, Смекаева еще и поругивали: и деталей-де не хватает, и того-то не доснял, и этого-то нет. А он виновато оправдывается, мол, камеру заливало, условия экстремальные...

За монтаж взялся большой мастер этого тонкого искусства Валерий Хоменко. Он смонтировал наиболее динамичные эпи­зоды под музыку Мусоргского «Ночь на Лысой горе» и Вагне­ра «Полет Валькирии». Причем сделал это так мастерски, что длина музыкальных фраз совпадала с длиной кинокадров, сли­ваясь в поразительный по своей цельности звуко-зрительный образ. А бригадир, которому из-за шума воды приходилось от­давать команды не словами, а жестами, воспринимался как ди­рижер, акцентируя наиболее яркие моменты схватки.

Картину не пришлось класть на полку: в ней было все, что воспевалось в те годы, да и сегодня не устарело, не утратило ак­туальности: самоотверженность людей, накал борьбы, победа на стихией. Студенты, которым эта лента показывается как об­разец монтажа, смотрят ее на едином дыхании. (Киножурнал «Восточная Сибирь». № 27. 1979).

В том же году в содружестве с Хоменко Смекаев снял еще один фестивальный спецвыпуск «На Таймыре рассказывают...» Обе эти работы получили диплом жюри и первую премию на «Всесоюзном смотре фильмов о Сибири и Дальнем Востоке». В содружестве с режиссером Валерием Хоменко Смекаев снял 6 фильмов.

Вот как Валерий вспоминает о нем. «Дима был крепкий, надежный оператор, усекал все «тонкости» кадра. Он особенно прославился на строительстве Красноярской ГЭС — так сказать, эпический певец ее. Был очень популярен в своем крае вооб­ще. А уж на юге едва ли не «национальный герой».

...Шла весенняя пахота — мы туда погнали свой «газон», к механизаторам. Как дорогу к деревне отыскать? Когда добра­лись — тишина глухая и хоть глаз выколи на улице, Дима едва нашел избу, чуть ли не наугад, а достучались — что тут началось! Вспыхнул свет, загремели кастрюли и сковородки, разносолы — на скатерть белую... и начался далеко за полночь пир — с рекою самогонной! Ну а как же: Дима Смекаев приехал! Дмитрий Ва­сильевич! С другом — кинорежиссером... По-царски нас прини­мали. Я «затхлый» горожанин и родом, и по натуре, вкусил сверх меры истинного сибирского хлебосольства, сельского го­степриимства. И был счастлив причащением к сибирячеству!

...Лето жаркое 1966-го. Фильм назывался «Легенда о живой воде». Тему «поднял», съемочно разработал Смекаев, в редак­ции сказал, что режиссерски тут все уже сделано, и я не был против, чтобы официально — в титрах — мы с ним оба значи­лись режиссерами. Сценарий же по готовому написал Марк Сергеев. Мы мотались в зной по пыльным дорогам в хакасских степях — я сделал для себя открытие: как красивы! А еще древ­ние курганы там, могильные камни кочевых племен (далеко от музейных дворцов и залов)» («Кинематографическая Атланти­да»).

В 1969-м году они вместе снимали «Пятое лето Виталия Сургутского» — фильм по тем временам необычный и очень смелый. «Жаль только, что его жутко покорежила московская цензура» (цитата Хоменко). В 1979-м летали на мыс Челюскина, самую крайнюю точку Евразийского материка. На Таймыре караулили массовую миграцию оленей в период бескормицы. Ивсе удавалось. Вспоминает Валерий Хоменко: «Дмитрий Ва­сильевич, такой представительный — сам седовласый бог кино — внушал людям со стороны, серьезным и деловым, порази­тельное почтение». Капитан ледокола вопреки всем запретам техники безопасности разрешил группе снимать проход ледоко­ла со льда...  Мы с камерой и штативом спустились на лед, ото­шли этак метров на 50 вперед, наискосок к корабельному носу, изготовились — и ледокол, роскошно круша лед под собой, про­шел мимо метрах в десяти — ах, как гудело под нами, сотрясая грудную клетку! В пору перепугаться, того и гляди, треснет лед и разойдется полынья в нашу сторону! Но моряки-то знали: на­дежно. Великолепнейший кадр получился! Никто ничего по­добного на студии, кроме Смекаева, никогда не снял».

Мне довелось познакомиться с Дмитрием Васильевичем, когда ему было уже под 50. Но первопроходческий дух в нем не угас. Помню, некого мне было отправить на БАМ. Обошла всех молодых операторов, которые годились ему в сыновья. У одно­го — радикулит, у другого язва, третий собирается в отпуск. А событие интересное — автопробег по всей трассе будущей маги­страли. Смотрю, Смекаев какой-то невеселый ковыляет нав­стречу.

— Что с вами, болеете? — спрашиваю, а сама думаю, ну уж этого-то грешно отправлять. А он: — А что, работа какая-нибудь есть? — Есть, говорю. — Ну давай рассказывай!

И когда узнал, что можно почти месяц колесить по БАМу — и камаринскую сплясал, и благодарил, и радовался, как буд­то я вручила ему путевку на южный берег Крыма... И поехал, и привез отличный спецвыпуск. Правда, когда вернулся, из ма­шины выйти сам не смог — радикулит схватил. Оказывается он его еще до отъезда мучил, но он тогда мне ничего не сказал, чтобы я не раздумала его отправлять.

И еще мне посчастливилось снимать в ним в Бодайбинском районе десятиминутку «Старатели» (к/ж № 32. 1988). По­счастливилось, потому что никогда, ни в одной поездке я не чувствовала себя так комфортно. Он не пытался отсидеться за чужой спиной, был настоящим джентльменом. Все организа­ционные заботы, всю ответственность старался взвалить на се-бя. Сценарий мной заранее был написан и продуман, он вник в замысел и помогал обогащать его живыми яркими деталями. Во время синхронных интервью умел расковать, рассмешить ге­роев, войти к ним в доверие. Мы понимали друг друга с полу­слова. Он словно читал мои мысли. После этой поездки Дми­трий Васильевич, приезжая в Иркутск, обычно неожиданно за­валивал ко мне в гости. Какие байки из своей операторской жизни рассказывал — жаль, что я тогда ничего не записывала.

Ушел он как-то незаметно. В 1993 году мы очень скромно отметили его семидесятилетие. Красноярский корпункт закры­ли. Открыли, но ненадолго Красноярскую студию кинохрони­ки, где он немного поработал. Документальное кино потихонь­ку умирало. Он ушел в кино-фотослужбу какого-то, как он го­ворил, «секретного объекта». Когда я его видела в последний раз в разгар перестройки, в нем не было уже того куража, что прежде. «Я теперь круглый сирота», — сказал он мне вроде как полушутя — всё потерял: ни студии, ни жены (жена — прекрас­ный, заботливый человек, опора и поддержка, к тому времени умерла).

В памяти всех, кто работал со Смекаевым, кого он когда-либо снимал, он остался веселым, лихим, беззаботным и в то же время беззаветно преданным своему операторскому призванию.

8 ноября 1998 года Дмитрию Васильевичу должно было ис­полниться 75 лет. Он немного не дожил до этого дня.

 

Фрагмент из книги Татьяны Зыряновой
"Мастера экранной публицистики Сибири"
Иркутск, 2009 год

На сайте Прибайкалье (http://pribaikal.ru)
публикуется с разрешения автора