Иркутская область, города и районы Иркутской области, ее жизнь, культура, история, экономика - вот основные темы сайта "Иркутская область : Города и районы". Часто Иркутскую область называют Прибайкальем, именно "Прибайкалье" и стало названием проекта, в который входит этот сайт.

История, этнография, архитектура переселенческих сел периода столыпинской реформы на примере села Кундуй Куйтунского района

История, этнография, архитектура переселенческих сел периода
столыпинской реформы: материалы научно-практической
конференции 3 июля 2008 г., пос. Залари Иркутской области.
Иркутск, 2011. 

 

Участок Кундуй как типичный объект переселенческой политики в Сибирь (конец ХIХ - начало ХХ в.)*

Осмысление переселенческой истории России в современных усло­виях актуально как с теоретических, так и с практических позиций. Важно осознать пройденный предшествующими поколениями путь построения российской государственности, понять процесс расширения территории, духовного скрепления России. Сибирь для власти представляла осо­бый регион. Отсюда понятно стремление заселить стратегически важ­ные территории: притрактовые полосы, пограничные районы и т. п. При этом учитывался главный принцип — закрепить территорию с помощью крестьян-пахарей. Там, где пройдет плуг пахаря — значит эта террито­рия русская. Крестьянин рассматривался как эффективный проводник политики и ментальности российского государства в Сибири. По мысли П.А. Столыпина, путем переселения крестьяне станут рельсами держав­ного могущества России. С этой точки зрения представляется злобод­невным обратиться к истории образования переселенческих участков на территории Иркутской области конца ХIХ - начала ХХ в. на примере с. Кундуй. На этом, казалось бы, частном материале отчетливо просле­живается макроуровневая политика России по переселению в Сибирь, ее характерные черты и особенности, позволяющие нам составить широкую научную картину данного явления в отечественной истории.

История нашего сибирского села Кундуй неразрывно переплетена с историей России. Она берет свое начало в конце XIХ в. и связана с пересе­ленческой политикой в Сибирь. Наши предки, российские крестьяне, были вовлечены в круговорот крупных событий, связанных с решением аграрно­го вопроса. В поисках свободных земель, лучшей доли они и решались на переселение в далекий, неведомый край. В Сибири они рассчитывали из­бавиться от кабального помещичьего землевладения и найти свободные пригодные для обработки и пропитания своих семей земли.

Первые переселенцы Кундуя, прежде жившие в Орловской, Чернигов­ской губерниях, имели в центральной России небольшие наделы. На душу мужского пола в этих губерниях приходилось в среднем от 2 до 5 десятин земли, в Полтавской губернии еще меньше, от 1,6 до 4 десятин. Многие кре­стьяне арендовали землю у помещиков. Аренда стоила от 11 до 15 р. за десятину, деньги по тем временам для крестьян немалые (1). С ростом населения наделы дробились и уменьшались. Даже официальные опросы, про­водимые властями центральных губерний России в конце XIХ в., указывали на причины бедственного положения крестьян. Опрашиваемые люди сооб­щали: «Тяжко от безземелья, жить не причем, земли мало стало, кола выру­бить негде, утеснение скотине» (2). Чтобы снять политическое напряжение, власти информировали крестьян Европейской России о наличии больших территорий свободных земель в Сибири. Среди крестьян постоянно захо­дили разговоры о неведомой богатой сибирской стороне. Все чаще звучало мнение: нужно идти за людьми в Сибирь, чтобы работать на себя (3).

С конца XIХ в. для крестьян-переселенцев начинают издаваться по­пулярные памятные книжки и брошюры. В них говорилось, что в Сибири организованные переселенцы могут получить земельный надел до 15де­сятин на душу мужского пола. Они на первые 5 лет будут освобождены от уплаты оброчной государственной подати, а в следующие 5 лет— платить ее в половинном размере. Переселенцы освобождались и от воинской повинности сроком до 4 лет. Такие условия вполне устраивали крестьян. В Сибирь потянулись «неорганизованные» переселенцы из центральных губерний России.

В 1896 г. в России было создано Переселенческое управление, сна­чала при МВД, затем при Главном управлении землеустройства и зем­леделия. На него возлагалась вся организация переселения крестьян в Сибирь. В Иркутской губернии были образованы соответственно пере­селенческие пункты, которые принимали прибывших переселенцев и на­правляли их к местам водворения. Вопросами переселения на наш уча­сток Кундуй ведал заведующий Куйтунским подрайоном, подчинявшийся губернскому Переселенческому управлению в Иркутске.

Строительство сибирской железной дороги существенно увеличива­ло приток переселенцев. Активнее развернулся процесс изыскания и об­разования новых переселенческих участков. Переселенческое управление создавало специальные партии, производившие межевание заселенных, а также свободных земель для образования новых участков. Материалы об­следования этих изыскательских партий публиковались в виде специаль­ных отчетов. В одном из таких документов мы встречаем первые данные об образовании нашего села. Он назывался «Отчет о работе по образова­нию из казенных земель переселенческих и запасных участков. Обследо­вание не заселенных лесных пространств в Иркутской губернии за 1896 год». Документ был составлен по итогам работы Иркутской особой партии по образованию участков вдоль линии Сибирской железной дороги и издан в Иркутске в 1897 г. В нем сказано, что специальная изыскательская пар­тия была сформирована весной 1896 г., прибыла в Куйтунскую волость и работала здесь до глубокой осени. Она осуществляла обход и межевание земель, проектировала новые участки. В приложении к отчету партии пред­ставлен список участков, образованных в Нижнеудинском округе в 1896 г. В Куйтунской волости под № 28 значился участок Кундуйский по речке Или, выше казачьих станиц. Удобной земли под участок было отведено 4 000,15 десятины, неудобной — 17 десятин. Всего — 4 017,15 десятины на 258 душ мужского пола из расчета по 15 десятин на каждого мужчину, из них 147 десятин оставалось в запас под рост населения (4).

Расстояние от Кундуя до волостного центра (с. Куйтун) составляло 18 верст. До уездного города Нижнеудинска было 174, а до Иркутска — 318 верст. Эти данные впервые были опубликованы в «Памятной книж­ке Иркутской губернии за 1901 г.» (5). Кундуй соседствовал с такими же вновь образованными участками, это Каразей, Амур, Таган, Чеботариха.

Земли участка Кундуй были расположены на территории Куйтунской лесостепи. Здесь были хорошие черноземы. Это позволяло рассчитывать на добротные урожаи зерновых и трав (6). Вдоль речки Или, ближе к Саян­ским горам, было больше болотистых почв. В этих местах было много так называемых неудобий, где в основном были кочки, росли ива, осока.

Во время изыскательской работы землеустроительной партии при­ходилось именовать новые участки. В этом принимали участие старо­жилы, сами землеустроители, чиновники переселенческого комитета. Усердствовали кто во что горазд. Часть названий отражала местополо­жение участка, какие-то его достопримечательности. Так появились на территории Куйтунского района деревни Широкие Кочки, Ключи. Лите­ратурные пристрастия чиновников отразились в появлении участка Лер­монтовский. Немало названий населенных пунктов нашего района берут свои истоки в бурятском языке, например, Куйтун (приподнятое, равнин­ное место), Мингатуй (место изготовления серебряных украшений) (7).

Название нашего участка Кундуй (по-бурятски Хунды) означает «пу­стой, полый, провал, пропасть» (8). Ему созвучен и монгольский вариант Хондий, что означает «речная долина, впадина, лощина». Встречают­ся монгольские и бурятские названия речных долин, впадин — Хондий или Хумди. Эти названия по-русски обычно произносятся и пишутся как Кондуй. Со временем стали говорить — Кундуй (9). Первые старожилы подсказали это название землеустроителям. Местность здесь вполне со­ответствует названию. Значит, к бурятам — скотоводам, кочевавшим и пасшим здесь свои стада с незапамятных времен, восходит название на­шего участка. Это название и вошло в официальные документы. Наличие древних стоянок человека подтверждается и археологическими находка­ми на территории нашего района (10).

В Сибирь направлялись переселенцы из более 50 губерний Евро­пейской России. Они шли на свободные земли от российских нищенских наделов, от общинных порядков, продиктованных катастрофическим малоземельем, от чересполосицы, постоянных переделов земли, при­нудительных севооборотов. Покидали родные места в разное время, но основной расчет строился на том, чтобы использовать теплое время и по возможности в первый год обзавестись хозяйством. Это получалось не всегда. Многие переселенцы находились в пути по году и более, останавливались на заработки, просили подаяние. Часто не хватало проездных денег. Проезд в Сибирь и обратно стоил 50-60 р. По рассказам старо­жилов села мы знаем, что некоторые семьи переселенцев теряли в пути детей, стариков, не перенесших тягот и лишений переезда. Их хоронили наспех, где-нибудь у дороги, не по-христиански. Грешно и тяжко было их родичам. Не ценилась властями крестьянская душа. Мест водворения достигали самые сильные и стойкие. Так закладывался особый, устойчи­вый генофонд сибирских крестьян, который передался и нам.

Обычно в Сибирь передвигались крупными партиями, от 40 до 100 семей — выходцев из одной губернии или уезда. Так добирались пере­селенцы и до нашего участка. Здесь селились по такому же принципу. Об этом нам говорят сохранившиеся в обыденном обращении названия улиц села. В самом начале участка, если двигаться по нему с запада на восток, компактно селились выходцы из Харьковской, Черниговской, Полтавской губерний — из Украины. Эта часть участка получила у сельчан название «хохловка». Здесь жили славные песенники, гармонисты. Крестьяне из Малороссии носили красиво вышитые национальные одежды. В их разго­ворной речи перемешивались украинские и русские слова. Люди в основ­ном были доброжелательные и приветливые. Не случайно здесь проходи­ли народные гуляния и вечёрки молодежи села. В центре участка дружно обустраивались выходцы из Орловской губернии, из д. Лобки. Эта часть участка называлась «лобковка». В конце участка располагались бывшие односельчане из д. Бобровки (Орловской губернии). Она получила назва­ние «бобровка». Ныне эти названия все реже можно услышать в разговор­ной речи, а молодежь, к сожалению, почти не знает их.

Первая большая партия переселенцев, прибывших в Кундуй в 1899 г., насчитывала 26 семей. Среди них были братья Ефим, Яков, Афанасий, Дмитрий, Макар Федотовы, Вавил и Филипп Петрушины, Григорий, Ми­хаил, Павел Барновы, Петр и Евстафий Блиновы, Иван Кузин, Николай Карасев и их семьи. В 1900 г. прибыло 13 семей. Приехали Иван, Андрей, Ермолай, Трофим Юшкины, Егор Потапов, Федор Грибов и др. 18 семей приехали в 1901 г. В их числе были Филипп Черняков, Иван Потемин, Иван Яковенко, Сергей Кузенков и др. В 1902 г. прибыла еще одна боль­шая партия из 26 семей. Среди них Петр и Григорий Кабановы, Павел и Иван Рябиковы, Евстафий и Василий Шевелевы, Тихон и Егор Кулешовы, Федор Молоцило и др. (11).

На начало ХХ в. на участок было водворено 204 человека, 106 лиц мужского и 98 женского пола. Основная тяжесть по обустройству легла на наиболее трудоспособных мужчин — в возрасте от 18 до 60 лет. Их насчитывалось 51 человек (12).

Прибывших переселенцев ждали новые испытания: жилищная не­устроенность, тяжелый труд по освоению и окультуриванию целинных зе­мель. Русский писатель М. Горький точно заметил, что земледельцы назы­вали такой тяжкий труд словом «страда» — от «страдать». Первое время людям приходилось жить в землянках, зимовьях, балаганах, в условиях большой скученности, антисанитарии. Предоставляемая на обустройство ссуда в 100 р. выплачивалась с большой задержкой и нерегулярно. Судя по архивным данным и отчетам, большинство переселенцев получили ссуду. Однако 32 хозяина из 107 ее не получили. Шесть домохозяев взяли ссу­ду более 100 р. Самая большая ссуда — по 150 р. — числилась за Се­меном Коншиным, Григорием Гусевым, Филиппом Черняковым (13). На эти деньги крестьяне покупали в первую очередь лошадь (она стоила от 40 до 70 р.), приобретали сельхозинвентарь. Как правило, ссуды на обустройство не хватало. В поисках заработка нанимались батрачить у зажиточных кре­стьян и казаков Ан-Станицы. Условия найма в ту пору были общеизвестны. По воспоминаниям старожилов, работник за все лето до Покрова дня (14 октября) получал четверть урожая с десятины с любого края обрабатывае­мого им поля. Как правило, хозяева рассчитывались пшеницей или рожью, реже — деньгами. Добропорядочный хозяин предоставлял работнику пи­тание и даже рабочую одежду, сельхозинвентарь, но и работать требовал от зари до зари. Чтобы заработать на лошадь, в работниках нужно было трудиться примерно год. Так, в 1920-х гг., когда возобновилось батрачество, поденная оплата у станичных казаков составляла 20 к. В период осенней жатвы можно было заработать 4-5 рублей серебром (14). На эти деньги можно было купить теленка, овцу или поросенка. Вроде бы неплохо. Од­нако эту сторону жизни не стоит идеализировать. Рассказы старожилов и архивные данные говорят о случаях так называемого варнацкого расчета (убийство батраков по окончании сезона сельскохозяйственных работ) в нашей округе.

Прибывшие в Кундуй переселенцы после революции 1905-1907 гг., как правило, нанимались в работники к своим достаточно обжившимся односельчанам. Нужда и неустроенность толкали некоторых переселен­цев к возвращению обратно, в Россию. Таких в Кундуе было примерно два десятка человек. Несколько человек вернулись в Россию, движимые непреодолимой тоской по родине.

Крестьяне нашего участка, как и все податное сословие, платили налоги (как мы отмечали, первые 5 лет по льготному тарифу). По данным имущественного обследования из графы «податные и мирские казенные сборы» мы узнаем размер платы. Например, в 1910 г. наибольшее коли­чество налога платил Иван Юшкин — 25 р. 56 к. При этом он имел рас­пашки 14 десятин земли. По 24 р. податей платили Иван Ефимцев, Иван Артамонов, Иван Фетисов. Они имели по 9 десятин пахотной земли. Ми­нимальный налог составлял 2-4 р. К примеру, такую плату вносили Иван Яковенко, Василий Шевелев, Василий Ворона. Они имели 2-3 десятины распашки. Основная масса крестьян вносила за год налога от 6 до 15 р. Их наделы были от 3 до 8 десятин пахотной земли (15).

В период 1904-1906 гг. переселение было приостановлено. В Кундуй переселенцы не приезжали. Это объясняется усложнением политической обстановки в стране, Русско-японской войной и революцией 1905-1907 гг.

Исторические источники не донесли до нас фактов участия наших сельчан в революционных событиях 1905-1907 гг. Прибывшие крестьяне получили землю, льготы и не высказывали желания каких-то антиправи­тельственных действий. Революционные события затронули лишь распо­ложенное неподалеку старожильческое село Кимильтей, где сказывалось влияние революционно настроенных рабочих депо ст. Зима и ссыльных социал-демократов (16).

Широкое крестьянское движение в России в годы Первой русской рево­люции заставило царизм пойти на реформирование деревни. Главная цель столыпинской аграрной реформы состояла в насаждении частного крестьян­ского землевладения в России. Начался процесс разрушения общины, соз­дания хуторов и отрубов. Однако одной из особенностей реформы в Сибири было сохранение общины и ее укрепление в фискальных (финансовых) це­лях. Наибольшее значение приобрело переселение в Сибирь. Правитель­ство поощряло этот процесс, требуя соблюдения одного условия: предвари­тельной посылки ходоков (17). Ходокам предлагалось прибывать на места к апрелю, внимательно смотреть все самим, не верить старожилам, письмам. Одним из таких ходоков, прибывших на уже освоенный участок Кундуй, был И.Т. Ефимцев. Ознакомившись с жизнью и бытом сельчан, он вернулся в Рос­сию и рассказал о далекой Сибири (18). В 1907 г. в Кундуй прибывает новая партия переселенцев из 17 семей (Гаврил и Трофим Подъячих, Григорий и Антон Гусевы, А. Коваль, Ф. Полехин, В. Ворона и др.). К 1910 г. формирова­ние переселенческого участка было в основном завершено. Здесь обустрои­лось и проживало уже 107 домохозяев с семьями. Население участка состав­ляло 586 человек. Мужчин до 18 лет было 140, от 18 до 60 лет—137 (самая трудоспособная часть). Только 9 человек были старше 60 лет. Женщин было 303 человека (19). На участке были исчерпаны запасы свободных земель­ных наделов. С этого времени сюда приселялись лишь отдельные семьи, в основном родственники живших здесь крестьян, с разрешения общества.

К этому времени уже наблюдалась незначительная социальная диф­ференциация крестьян. Большинство жителей имели 3-5 десятин распаш­ки земли. У справных домохозяев было 8-10 десятин пашни. Например, Ефим Федотов, прибывший на участок в 1899 г., обрабатывал 8 десятин пашни, засевал только ржи 3 десятины. Его семья состояла из 7 человек. В их числе были 2 рабочих мужчины и 2 помогавшие им женщины. Семья жила в добротном пятистенном доме. Во владение Ефима Федотова также входили амбар, баня, хлев, гумно, рига, 4 телеги, плуг, 2 бороны, веялка, молотилка. В хозяйстве было 4 рабочих и 2 нерабочих лошади, 4 коровы, 12 овец, 3 свиньи (20). В деревне он считался зажиточным.

В годы Первой мировой войны (1914-1916) хозяйственное положе­ние крестьян Кундуя ухудшилось. Насколько удалось выяснить из воспо­минаний старожилов, более двух десятков мужчин были призваны на во­инскую службу. В Государственном архиве Иркутской области есть фонд Куйтунского волостного правления, в котором хранятся наряды со спи­сками и бумагами убитых и пропавших без вести воинов из Куйтунской волости (21). В них мы также можем встретить фамилии наших сельчан.

К 1917 г. на участке Кундуй (в документах он именовался Кундуй-ский) насчитывалось 118 дворов, 327 душ мужского и 335 женского пола. Всего здесь проживало 662 человека. Некогда запасной участок превра­тился в небольшую застроенную новыми избами деревню переселенцев из центральных губерний России.

В XIХ в. земля в Сибири принадлежала государству. Ее нельзя было купить и продать, фактически она находилась в пользовании крестьян. Казна взимала с крестьян денежную ренту. Земля передавалась по на­следству, от отца к сыну, называлась по имени деда или прадеда. Так было и в нашей деревне. Обычно говорили: «Шевелева заимка», «Вави­лова пашня» и т. д. Крестьянин чувствовал себя хозяином своей земли, а за это и любил ее. В непрестанной борьбе с сибирской природой он сроднился с ней. Формировался новый тип земледельца, несколько от­личный от российского крестьянина. Это был свободный и свободолюби­вый, более уверенный в своих силах и в своем будущем человек.

Крестьяне жили среди казенных земель и пользовались ими по мере своих сил. Немного видоизменялись формы фактического владения по мере роста населения. Рассказывают, что всюду имела место захватная форма землепользования. Это касалось обустройства заимок. Сколько за­нял земли, отметив границы участка, все твое. Некоторые заимки были по 10, 20, 50 десятин. Ничто не мешало другому крестьянину захватить столь­ко же, кроме недостатка сил в семье. Это наблюдалось среди переселенцев первой волны до 1906 г. Последующие уже стали испытывать земельные трудности. Они все больше разрабатывали неудобья, корчевали кустарник.

Так на смену захватной форме землепользования пришла вольная колонизация. Каждый имел право только на ту землю, в которую он вкла­дывал свой труд, и лишь до тех пор, пока он на ней трудился. Бросил землю в залежь — ее мог захватить другой.

Когда крестьянское население возросло и были образованы сосед­ние участки Таган, Каразей, Чеботариха, а плодородных земель стало не хватать, тогда стали переходить к общинному владению землей. Но особенностью сибирской общины было то, что чаще всего под общинный передел попадали сенокосы, почти никогда не было переделов пашни.

В отличие от сенокосов, пастбищные угодья находились в совмест­ном пользовании крестьян. Скот пасли в «поскотине», огораживаемом жердями выпасе. Размеры городьбы для каждого крестьянина устанав­ливались общинным сходом. Лес находился в вольном пользовании в пределах волости.

Низшим звеном системы управления крестьянством служили сельские и волостные административные общины. В них преобладали административно-фискальные функции. Волостная администрация располагалась в с. Куйтун и состояла из волостного старшины, волостных заседателей и волостных судей. Волостное село Куйтун в дореволюцион­ный период насчитывало около 2 тыс. жителей. В центре него возвыша­лась большая каменная Ильинская церковь, в ней вели церковную службу настоятель и псаломщик. Она была похожа на церковь в с. Тельма (Куйтунскую Ильинскую церковь закрыли в 1935 г., окончательно разрушили в 1946 г.). В Куйтуне располагались железнодорожная станция, телеграф, трактир, просторный каменный дом купца Зицермана, в котором в 1891 г. обедал будущий царь Николай Романов, а также проездом на Дальний Восток и Сахалин в 1890 г. останавливался русский писатель А.Чехов.

Заведующий Куйтунским подрайоном Нижнеудинского уезда прожи­вал в другом крупном селе — Кимильтей. Здесь же размещался крестьян­ский начальник 3-го участка.

Сельскую администрацию деревни составляли избираемый обще­ством староста, сборщик податей и десятские. Полновластными хо­зяевами в волости являлись волостной старшина и писарь. Волостное правление занималось раскладкой и взысканием податей и повинностей, выдачей крестьянам паспортов, объявляло и приводило в исполнение решения волостного суда. На сельском сходе Кундуя рассматривались вопросы, затрагивающие жизненные интересы крестьян.

Хозяйственнаядеятельность. Переселявшиеся в Сибирь крестьяне приносили с собой навыки и традиции работы с орудиями труда и привыч­ные приемы обработки земли. В Сибири прибывшие из России крестьяне в зависимости от хозяйственного положения сами определяли, какую землю пахать, какую оставить в залежь, какие культуры сеять. Старались не сеять «хлеб на хлеб». Регулярно проводили паровую обработку, а затем, после нескольких лет посева и паровой обработки, землю оставляли под залежь отдыхать, для восстановления плодородия. Изменения в системе полевод­ства были связаны с совершенствованием орудий обработки почвы.

По данным имущественного обследования, в первое десятиле­тие заселения в 68 хозяйствах Кундуя из 107 имелись плуги. В 10 хо­зяйствах почву обрабатывали сабанами, или сохами-колесухами (22). Только в 11 бедняцких хозяйствах продолжали пользоваться архаичной сохой-рогалюхой. Эти орудия земледелия крестьяне приобретали на го­сударственных сельскохозяйственных складах. Ближайший такой снаб­женческий пункт располагался примерно в 25 верстах, в большом старо­жильческом селе Кимильтей. Сабан стоил в ту пору 7-10 р., борона — 75 к. Эти орудия труда раскупались в первую очередь. В нашей деревне име­лось по две бороны у каждого хозяина.

Чтобы земля родила, надо было за ней прилежно ухаживать, хоро­шо удобрять. Наши предки старательно обрабатывали землю. Как пра­вило, проводилась двукратная вспашка надела с бороньбой (двоение пара). В летнюю пору посевы тщательно пропалывались. Прополка хле­бов в основном лежала на плечах женщин и подростков. Хлеб убирали чаще всего серпами. Овес косили косами. Затем вязали снопы и скирдо­вали их в небольшие полукопны. Хлеб постепенно дозревал в снопах. В октябре-ноябре убранный и созревший хлеб перевозили с заимок на гум­на. Возницы выезжали, как правило, с рассветом и возили снопы до позд­ней ночи. Когда весь хлеб был вывезен домой, приступали к молотьбе. Для этого и предназначался ток (или гумно), открытый или крытый. Здесь обязательно устраивалась снопосушилка, отводилось место для мякины. В Кундуе для сушки снопов использовали риги. В них топили печи, а сно­пы складывали на специальные решетки для подсушки. До революции в деревне было 16 гумен и 18 риг. Как правило, ими пользовались сообща несколько хозяев, в складчину. Плата за пользование была небольшая.

Молотили хлеб преимущественно цепами. Веяли также вручную, лопатами на ветру. Для сортировки зерна использовали специальные сита, решета. Некоторые хозяева делали веялки сами, потом стали появ­ляться заводские. Самодельные молотилки в народе называли «трещот­ки». Их покупали также на складах Переселенческого управления. Часто приобретали машины в складчину. Веялка стоила 30—40 р., молотилка — 160-250 р. (23). К 1910 г. в деревне было 9 веялок, 7 молотилок. Такие сельхозмашины были в хозяйствах П. Рябикова, С. Язынина, С. Кузенко-ва, П. Блинова, Ф. Петрушина и др.

Крестьяне сеяли в основном те же культуры, что и в Европейской России. Важнейшей продовольственной культурой была рожь. Ей отдава­ли предпочтение. Она была устойчива к заморозкам, засухе. Сеяли также пшеницу, овес, гречиху, горох, просо. Посевную начинали с 15 апреля и старались закончить до 20 мая. Считалось, что ранний хлеб за лето обя­зательно дозреет. Урожайность зерновых культур, кроме ржи, не отлича­лась стабильностью. Так называемая чистая урожайность, т. е. урожай за вычетом семян (нормы высева в Сибири колебались в среднем от 8 до 12 пудов на десятину), постепенно повышалась. Урожай ржи с десятины в лучшие годы достигал 60, а овса — 65 пудов (24).

Агрономическая помощь государства хозяйствам была явно недоста­точной. Часто не хватало кондиционных семян, досаждали сорняки и насе­комые, вредители полей. Основным удобрением был навоз. В наших краях навоз еще называли «назём». Его вывоз на поля был весьма трудоемким процессом. Назем вывозили по стаивании снегов в апреле-мае. Он считался самым полезным сочным удобрением. На плохой земле он держался 2 года, на глине 3-4 года. Хорошо удобренная десятина считалась при 300 возах (воз — 15 пудов). Такая пашня сохраняла силу лет на десять. Дальние поля заимок часто оставляли в залежь. И все же нередки были случаи неурожаев. Это становилось бедствием для крестьян. Так, например, в 1913 г. крестьяне Куйтунской волости обратились к правительству за помощью. Они указы­вали на свое бедственное положение ввиду гибели хлебов от заморозков. Помощь получили только зажиточные крестьяне, малоимущие остались ни с чем. По этому поводу газета социал-демократов «Правда» опубликовала в разделе «Крестьянская жизнь. Куйтунская волость» критическую заметку под названием «Бедняки могут и еще поголодать», в которой осуждалось равнодушие властей к пострадавшим хлеборобам (25).

Полученный урожай засыпали в лари или закрома в амбарах, пред­варительно подсушив зерно на русских печах. Затем часть зерна везли на помол на водяную мельницу, построенную у старого пруда. В 1920-х гг. зерно мололи на более мощной мельнице в с. Чеботариха, стоящей на речке Или (на этом месте ныне разлился новый пруд).

СКОТОВОДСТВО занимало важное место в жизнедеятельности крестьян Кундуя. Прибывшие поселенцы старались первым делом при­обрести лошадь. Затем покупали и разводили коров, свиней, коз, овец. На первых порах, пока жители не обстроились, скот держали на поднож­ном корму, без теплых стаек. Животные сильно страдали от холодов. Их продуктивность была низкой, повсеместно наблюдался падеж скота.

Культура, быт, семья сохраняли черты, которые были в прежней, «российской», жизни крестьян. Переселенцы строили свои дома вдоль речки Или. Первые две улицы повторяли ее контуры. Они были вытянуты примерно на две версты. Между улицами проходила главная дорога. Она была шириной в телегу — 1,5-2 сажени. По ней ездили на подводах, но в основном ходили пешком. Вся Россия тогда ходила пешком с котомками за плечами. Дома строились фасадами к дороге.

Если деревня — это сельский мир, то ячейками его были отдельные крестьянские хозяйства. Каждое хозяйство представляло собой сложный организм, живущий по своим законам. Оно начиналось с усадьбы. Кре­стьянская усадьба, как правило, имела прямоугольную форму. Она ого­раживалась изгородью из жердей (прясла), позднее городили заборы, их называли «заплоты». Рядом с домом располагался чистый двор. За до­мом иногда пристраивалась небольшая кузница. Здесь ковали лошадей, проводили мелкий слесарный ремонт.

Во время весенних и осенних работ крестьяне жили главным образом в зимовьях, маленьких избушках с печью по-черному и нарами. Здесь было скученно, нечисто, но молодежь не унывала, постоянно устраивались игри­ща у вечернего костра. Рядом с зимовьем обычно обустраивали открытые дворы для лошадей и выгородку около одной версты, где они паслись.

ОДЕВАЛИСЬ крестьяне Кундуя также, как и раньше в России. Жен­ские рубахи шили из домотканого полотна. Цветастые платки приобрета­ли в магазине. Шали вязали сами. В семьях побогаче приобретали мод­ные в те времена плюшевые жакеты, нарядные сарафаны.

Мужская одежда состояла из рубахи и штанов, сшитых также из до­мотканины. Эта грубая одежда на первых порах, пока не обомнется, до­ставляла неудобство, саднила и натирала кожу. Рубахи подпоясывали поясом или ремнем. Штаны шили из холста. Верхнюю одежду изготовля­ли из домашнего сукна, шерстяной и полушерстяной сермяжной ткани.

ПРОДУКТЫ ПИТАНИЯ крестьянская семья в Кундуе в конце XIХ - начале ХХ в. производила в основном в своем хозяйстве. Неотъемле­мой частью крестьянской пищи были молоко и молочнокислые продукты. Масло, главным образом в топленом виде, считалось принадлежностью праздничной пищи. В обычные дни употребляли растительное или коно­пляное масло и животный жир.

Бедность основной части крестьян, отдаленность Кундуя от Иркут­ска и уездного центра Нижнеудинска, непрочные связи с рынком вели к соединению сельского хозяйства с домашним промыслом, к сохране­нию натурального хозяйственного уклада. На рынке крестьяне продавали главным образом хлеб. Его возили на базар в волостное село Куйтун, в с. Уян, где сбывали скупщикам из Жигалово, которые, в свою очередь, везли его на продажу населению на реку Лену. Крестьяне редко ездили на рынок в уездный город Нижнеудинск. Большинство необходимых по­требностей они удовлетворяли трудом своих семей, сами выделывали кожи и изготовляли повседневную рабочую одежду и обувь.

СЕМЬЯ, БЫТ И НРАВЫ с момента водворения на участок переселен­ца играли огромную роль. Взрослые женатые братья старались селиться вблизи отца. Родственникам вместе легче было обстроиться, сподручнее помогать друг другу. Раньше в деревне было много неразделенных больших семей, состоящих из трех поколений. В них сохранялись нравственные нор­мы жизни и поведения, выработанные веками. Но главным, определяющим фактором была даже не степень родства, а полнота вовлеченности в жизнь крестьянского двора — так, чтобы, как говорили крестьяне, «хлебать щи из одной миски». Средняя семья в деревне насчитывала примерно 6-8 чело­век. Главой семьи был чаще всего отец или дед. Когда домочадцы садились большой семьей за стол, во главе восседал отец. Он бережно нарезал хлеб ломтями, любовно прижав ковригу рукой к груди, и раздавал каждому свой кусок, строго следил за трапезой. К хлебу было благоговейное отношение. Во многих домах крестьян хлебные ковриги хранились в «святом углу», под иконами. Дорожили даже хлебными крошками, смахивая их после еды в рот. Не случайно крестьяне говорили: хлеб — всему голова. Будет хлеб — будет песня. Он давался тяжелым трудом, был главным продуктом пропитания и радости земледельца. Такое трепетное чувство было к хлебу насущному. Трапеза проходила тихо и сдержанно. Издавна считалось: как человек ест, так и работает. Говорят, будущего работника проверяли отношением к еде. Глава семьи руководил всеми хозяйственными работами, бюджетом. Он был блюстителем бытового уклада. Домочадцы должны были ему подчиняться. Обращение младших членов к старшим в семье, как правило, было уважи­тельным. Родителей называли «мама», «папа», «папаша», «тятя». Старшую сестру обычно именовали «няня». Дедушка и бабушка считались непрере­каемыми авторитетами. В семьях хорошо помнили и знали родственников. До сих пор в деревне о родственниках близких и особенно дальних говорят, что они «свои». Плохо, когда в деревне нет «своих». В таких случаях крестья­не грустно говорили: в деревне нет ни родных, ни своих. Раньше гордились родством с зажиточными семьями, бедных и нищих сородичей стыдились. Крестьянин был силен родней, ее помощью и поддержкой.

Крестьяне всегда усердно трудились, невзирая на жару или холод. В поле выезжали с рассветом. Работали до полуденной жары, затем делали небольшой перерыв. Как только спадал полуденный зной, работа возобнов­лялась и длилась часто до сумерек. Крестьяне любили говаривать: вздохни да охни, а свое — отбывай. Работа и мучит, и кормит, и учит. Многого за­хочешь — пораньше с постели вскочишь! Лишь зимой крестьяне позволяли себе отдых: чуть позднее встать, пораньше лечь спать. Леность и праздность осуждались. Люди говорили: где работно, там и густо, а в ленивом дому пусто. Труд стоял у земледельца на первом месте. По нему оценивался человек.

В таких непростых условиях протекала жизнь крестьян участка Кундуй в дореволюционный период. Подобным образом жили тысячи сел и деревень Сибири. Приехавшие из России переселенцы прижились в Сиби­ри, полюбили этот суровый, но благодатный край. Здесь они избавились от беспросветной нужды, получили долгожданную землю, дававшую им про­корм, возможность жить, рожать и растить детей, продолжать свой род. За­селение, освоение и обустройство участка Кундуй происходило нелегко, но труд свободных людей давал моральное и материальное удовлетворение, с лихвой компенсировал тяготы и лишения на новом месте. У крестьян не при­нято было жаловаться на судьбу. Люди работали на себя. Как организуешь свое хозяйство, свой труд, так и будешь жить. Это было главным. Проблемы и неурядицы отходили на второй план. Такая картина откладывалась в со­знании и психологии крестьян, так она передавалась потомкам. Во всяком случае, автор в беседах со старожилами не слышал особых упреков в от­ношении единоличной жизни. Это, видимо, создает у наших современников иллюзию идеальной картины жизни крестьян, хотя, как мы видим, это было совсем не так. В этом осмыслении прошлого важно расставить главные и второстепенные акценты понимания жизни крестьян в ту пору.

Власть особо не вмешивалась в естественный ход жизни крестьян. В деревне постепенно нарастала социальная дифференциация, однако общинная форма временно сглаживала противоречия. За два десятиле­тия до революции 1917 г. на месте целины и вековой тайги возникла но­вая деревня. Было построено свыше 100 домов и изб, возведены десятки хозяйственных построек, разведено около 300 лошадей, в каждом хозяй­стве были корова, овцы, свиньи, другая живность. Крестьяне распахали, окультурили и засевали около 600 десятин пашни. Так могли сработать только свободные, заинтересованные люди.

В возникшей деревне сохранялись прежний российский уклад и мен-тальность. Жизнь и деятельность переселенцев на новом месте сформи­ровала свой тип крестьянина, который стал называть себя сибиряком. Он сохранил хозяйственные навыки и культурный облик, заложенные на родине, в центральной России, приобрел новые черты, сформированные местными условиями.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ставровский Я.Ф., Алексеев В.В. Переселение в Сибирь. СПб., 1906. С. 18.

2. Любавский М.К. Историческая география в связи с колонизацией. СПб., 2000. С. 276.

3. Там же.

4. Отчет о работе по образованию из казенных земель переселен­ческих и запасных участков. Обследование не заселенных лесных про­странств в Иркутской губернии за 1896 год. Иркутск, 1897.

5. Памятная книжка Иркутской губернии за 1901 г. Иркутск, 1901. С. 122-123.

6. География Иркутской области. Иркутск, 1968; Атлас Иркутской об­ласти. М.; Иркутск, 1962.

7. Мельхеев М.Н. Географические названия Восточной Сибири. Иркутск, 1969.

8. Черемисов К.М. Бурятско-русский словарь. М., 1973. С. 622.

9. Доржиев Д.Д. О топониме Кондуй // Бурятские антропонимы и то­понимы. Улан-Удэ, 1981. С. 81.

10. Дзюбас С.А. К археологии Куйтунского района Иркутской области. Архив Службы по охране культурного наследия Иркутской области. 2003 г.

11. ГАИО. Ф. 171. Оп. 1. Д. 232. Л. 8-12.

12. Памятная книжка Иркутской губернии. Иркутск, 1901. С. 122-123.

13. ГАИО. Ф. 171. Оп. 1. Д. 232. Л. 8-12.

14. Архив лаборатории истории Сибири Иркутского государственно­го университета. Ф. 44. Оп. 1. Д. 11. Л. 57, 58.

15. ГАИО. Ф. 171. Оп. 1. Д. 232. Л. 8-12.

16. Дулов В.И. Крестьянство Восточной Сибири в годы Первой рус­ской революции. Иркутск, 1956. С. 145, 168.

17. Крестьянство Сибири в эпоху капитализма. Новосибирск, 1983. С. 227.

18. Архив лаборатории истории Сибири Иркутского государственно­го университета. Ф. 44. Оп. 1. Д. 3. Л. 84.

19. ГАИО. Ф. 171. Оп. 1. Д. 232. Л. 8-12.

20. Там же.

21. ГАИО. Ф. 203. Оп. 2. Д. 13.

22. Сабан, колесянка — сохи передковые (на колесах) под две ло­шади, с одним сошником и деревянным отвалом, с регулировкой глубины вспашки.

23. Общие сведения по сельскому хозяйству и неземледельческим промыслам Иркутской губернии в 1900 г. Иркутск, 1902.

24. Иркутская губерния (справочная книжка для ходоков и пересе­ленцев)/сост. В. Посельский. Полтава, 1914. С. 27.

25. Правда: ежедневная рабочая газета. 1913. 26 марта (8 апр.).

 

* Статья подготовлена на основе книги автора «Земля кундуйская: историче­ский очерк». Иркутск, 2006.

 

Юрий Александрович ПЕТРУШИН,
доктор
исторических наук, профессор Иркутского государственного университета

 

Порталу www.pribaikal.ru материалы предоставлены архитектурно-этнографическим музеем Тальцы