Путешествие на бисиклете: От Еревана до Стамбула (Часть 3)

В долине с видом на Арарат

Бесплодная земля

Талинская церковь

Автопортрет

Живописные руины

Кебаб

Хозяйка кафе

Церковь святого Ованеса

Неприступные стены

У алтаря

Богородица

Портрет на фоне церкви

Мастара

Левон Акопян

Маралик

Ширакская долина

Уборка картофеля

Часовенка у дороги

Внутри часовни

В Гюмри

Сурб Аменапркич

Мэрия города

Йот Верк

Интерьер церкви

На Холме Чести

В подножии Арагаца

Восстановление церкви

Здание музея

Встречи

Первое, что я увидел, выглянув утром из палатки – это конус Большого Арарата с припорошенной серебром шапкой. Вокруг сухая земля с желтой колючей травой, дров никаких. Собираю охапки травы, предпочитая стебли потолще, и долго стараюсь вскипятить литровый котелок воды. Наконец вода закипела, и я смог насладиться заваренной пачкой лапши и кружкой чая с гата – армянской выпечкой из слоеного теста. Теперь можно и в дальнейший путь.

Автомобильная трасса плавно огибает массив Арагаца, находящийся справа от меня, и постепенно начинает удаляться от Арарата, остающегося у меня за спиной. Мимо проезжают старые, потрепанные временем «Волги» и «Жигули». По обочинам дороги полно мусора, не похоже на то, что его кто-то убирает. Нередко встречаются брошенные кузова автомобилей, недостроенные постройки. По всему видно, что Армения страна не богатая.

В процессе езды продолжаю думать, почему Денис сломался в первый же день после выезда из Еревана? Возможно, это объясняется так. В армянской столице все было настолько хорошо, приятно, красиво, что последовавшее после этого передвижение по пыльной дороге, ночевка на задворках какого-то скотоводческого хозяйства и отнюдь не на зеленой шелковистой травке, но среди многочисленных коровьих лепешек – все это неизбежно должно показаться некоей противоположностью. Для меня подобные контрасты вполне естественны, но я охотно признаю, что в определенной степени мой способ путешествий сродни бродяжничеству. Для городского, цивилизованного человека, привыкшего к комфорту и удобствам, это далеко не всегда может выглядеть привлекательным. Ну что ж – «каждому свое», как было написано на воротах Бухенвальда.

Подъехал к городу Талин, находящемуся в 66 километрах от Еревана. Городок совсем небольшой, хотя когда-то он был центром самостоятельного княжества. Среди невысокой современной застройки не сразу нашел интересующие меня сооружения: церковь в центре города и большой полуразрушенный храм VII века на окраине, рядом с кладбищем. Талинский храм был серьезно поврежден землетрясением в 1840 году и в таком виде дотянул до наших дней. Тем не менее, расположенный у склона каменистой гряды, он выглядит весьма величественно, навевая мысли о седой древности.

Время обеденное. Начинаю поиски кафе. Мне показали на бистро, в котором перекусить можно только стоя. Это меня не устраивает. Проезжаю по главной улице города туда и обратно, наконец обнаруживаю, похоже, единственное в городе кафе ресторанного типа. Однако в длинном зале без окон так голо и сумрачно, так громко и навязчиво звучит русская попсовая музыка для сидящей в дальнем углу одинокой компании, что задерживаться здесь не возникает желания.

Другое кафе-ресторан находится лишь на выезде из Талина, на трассе. В нем совершенно пусто. На холодном каменном полу стоит шесть столов, накрытых бордовыми тканями. На стенах китайский пейзаж с водопадами и портрет Фрунзика Мкртчана.

– Что надо? – выглянула из кухни женщина.

– Покушать здесь можно?

– Конечно, можно!

– А что можно?

– Хоровац (шашлык) можно, кебаб можно.

– А что еще?

– Больше ничего не можно, – отвечает мне симпатичная моложавая армянка, разговаривающая со мной громко, как с глухим.

Выбираю кебаб и чай с жасмином. Кебаб уложен на лаваш, рядом красиво смотрятся поджаренные с яйцом остро поперченные помидоры и горстка мелко покрошенной зелени. Пробую – очень вкусно! Стоит это удовольствие 2000 драм.

Полюбезничал немного с хозяйкой, сфотографировав ее на прощание. После еды настроение поднялось, и я еду по трассе легко, не обращая внимания на затянувшийся подъем. Остановился, чтобы заглянуть в карту. Проезжавшие на грузовике молодые ребята помахали мне руками и бросили два пирожка в полиэтиленовом мешочке. На душе стало еще лучше!

Приближаюсь к селу Мастара, в котором должна находиться старинная церковь. С трассы ее не видно, и я направляю велосипед вглубь села. По-русски здесь почти не говорят. Проходящие по улице мальчишки со школьными ранцами за плечами здороваются: «Бонжюр». Подъезжаю к церкви. Одна из стоявших у ограды девушек заговаривает со мной по-французски. Ни по-русски, ни по-английски не понимает ни слова. Похоже, что в селе лишь один учитель иностранного языка.

Церковь святого Ованеса хороша. Чувствуется глубокая древность. По разным данным, она была построена в V, VI или VII веке. В годы советской власти в храме устроили склад, благодаря чему он, собственно, и сохранился.

Перебросился несколькими фразами с неулыбающимся армянином при церкви. Он интересуется:

– Эчмиадзин был?

– Был.

– Севан был?

– Был.

– А Карабах был?

– Нет, в Карабахе не был.

– Обязательно посмотри. Очень красиво. 70 лет азербайджан жил. Бесплатно! Ленин, Сталин отдали!

День уже клонится к вечеру, а я проехал всего 30 километров. Надо спешить дальше.

Дорога снова потянулась вверх. Справа вдалеке виднеется изодранный верх Арагаца.

Наконец добрался до перевала, на котором расположилось село Ланджик. Зимой здесь, на высоте двух тысяч метров, не редкость тридцатиградусные морозы, а снега может выпасть столько, что движение по трассе закрывается.

Подъезжаю к отвороту на город Маралик, до которого, как значится на дорожном указателе, три километра вниз. Уже пора останавливаться на ночлег, а у меня почти не осталось воды. Придется заворачивать в город.

На окраине притормаживаю возле человека, отдыхающего у кучи с песком. Спрашиваю, есть ли отсюда другая дорога на трассу, чтобы не возвращаться назад в гору.

– Есть, есть. Откуда ты?

– Из Иркутска.

– О, мой любимый город!

– Серьезно? Почему?

– Тут рассказать надо. Садись, отдохни.

Левону Акопяну 55 лет. Будучи призван в армию, он служил в Улан-Удэ. Познакомился там с девушкой, влюбился, привез ее сюда, на родину, где у них родилось трое детей. В течение многих лет обеспечивал жизнь семьи, работая в старательских бригадах по добыче золота на севере Иркутской области и в Бурятии, на Северном Байкале. А вернувшись однажды домой, узнал, что жена согрешила. Стерпеть этого не смог и вырвал ее из сердца. Сейчас бывшая жена и взрослые дети живут в России, в Сергиевом Посаде. Он и сам там устроился, поближе к детям и внукам, но год назад его депортировали – регистрации не было. Живет теперь здесь у двоюродного брата, пока запрет на въезд в Россию не закончится.

Разговор принял печальный оборот, и Левон сменил тему:

– Здесь камни интересные есть, могу показать. Оставайся, ночуй.

Я соглашаюсь, и мы отправляемся смотреть камни. Рядом с домами села Дзоракап, ныне соединившегося с городом Маралик, еще 30–40 лет назад текла речка, которая промыла небольшое ущелье с живописными скалами. В детстве Левон пропадал здесь целыми днями, купаясь в быстрой воде и греясь на облитых солнцем береговых валунах. Омытые речными струями камни имеют причудливые очертания, напоминая разнообразные фигуры, а все вместе в целом – длинного ящера, вытянувшегося вдоль русла и устало сложившего голову в конце ущелья. Левон с любовью обращает мое внимание на скалистые берега:

– Каждый камень говорит что-то. Их понять надо! Каждый свой лицо имеет!

И обводя рукой пространство, с чувством произносит:

– Это же пейсаш! А сюда смотри – другой пейсаш!

Речка исчезла в конце 1970-х или в начале 1980-х годов, когда перепруженная человеком она образовала озеро Сарнахпюр. А вместе с речкой исчезло и детство Левона.

Стемнело, мы возвращаемся к жилью. Левон обитает в принадлежащем брату домике, в котором в советское время располагалась контора «Заготскот». Вещей тут самый минимум – диван, кровать, полурабочий телевизор, старый музыкальный центр, да в маленькой кухонке стол и два стула. Обшарпанные стены и закопченный потолок. Холостяцкий быт и почти не жилой вид, как в казенном бараке. Но меня ничего не смущает, я благодарен Левону за гостеприимство и за ночлег.

Гюмри

С утра перекусили, чем бог послал. Левон сварил несколько яиц, достал хлеб и помидоры, а я вынул из рюкзака купленную в Талине колбасу.

После завтрака пришло время прощаться. Мы расстаемся с Левоном как родные. Вряд ли нам придется свидеться, но такие встречи остаются в памяти надолго.

Осматриваю село Дзоракап, в котором живет Левон, а затем проезжаю насквозь ничем не примечательный Маралик. Говорят, правда, что в городе живет женщина в возрасте 112 лет – самый старый житель Армении на сегодня. Маралик располагается на западном склоне массива Арагац на высоте 1920 метров над уровнем моря, почти на километр выше Еревана. Внизу, в раскинувшейся среди гор Ширакской долине, уже виден город Гюмри – центр марза Ширак. До него всего 28 километров.

Трасса неважная – вся в заплатах и выбоинах. На окрестных полях идет копка картошки. Большинство почв в Армении сформировалось на вулканических породах. Они неплодородны и сложны для хозяйственного освоения. Но овощи растут везде. Множество белых кулей, разбросанных по темной земле, говорит о том, что урожай неплох.

Над картофельным полем у дороги расположилась небольшая часовенка. Все стены ее до самого верха заставлены и завешаны бумажными иконками, крестиками, скульптурками и картинками-репродукциями на религиозные темы, в том числе итальянских художников – Рафаэля Санти, Леонардо да Винчи. По религиозным атрибутам неторопливо ползает большая ящерица. С левой стороны от входной двери вижу маленькую туфовую урну. Приподнимаю крышку, а внутри две или три белые птичьи головки, уже изрядно пахнущие. Похоже, это свидетельство матаха, обряда жертвоприношения, существующего в Армянской апостольской церкви в качестве дара Богу.

К 13 часам я был уже в Гюмри – втором по величине городе Армении, находящемся в 126 километрах от Еревана. Сегодня здесь живет около 150 тысяч человек. Доброжелательный таксист подсказал, где найти дешевую гостиницу, отправив меня на самую окраину города. Гостиницей оказались итальянские домики, установленные в декабре 1988 года после произошедшего в Армении катастрофического землетрясения. Это землетрясение полностью разрушило находящийся в 40 километрах от Гюмри город Спитак и около 60 окрестных сел. Сильно пострадал Ленинакан (так тогда назывался Гюмри), а также город Кировокан и еще более 300 населенных пунктов во всей северной части республики. На помощь пострадавшим от стихии пришли люди всего мира.

Гостиничка, в которой я очутился, представляет собой два легких панельных домика, разделенных длинными коридорами. По обе стороны коридоров расположены крохотные номера, а в конце их – общие туалеты и душевые кабинки. За прошедшие четверть века итальянские домики стали выглядеть весьма непрезентабельно, но я не стал терять время на поиски чего-либо другого, заплатил положенные 3500 драм и поспешил на осмотр города, лишь быстро приняв душ.

Следы землетрясения 1988 года сохраняются в Гюмри до сегодняшнего дня. На главной площади города возле здания мэрии продолжается восстановление Сурб Аменапркич – храма святого Спасителя. Он был построен в 1873 году и, простояв 115 лет, оказался разрушенным до основания.

С другой стороны площади находится возведенная из черного туфа церковь Семи Ран Пресвятой Богородицы, или по-армянски «Йот Верк Сурб Аствацацин». Эту церковь в 2001 году, к 1700-летнему юбилею принятия христианства в Армении, восстановили. На площади рядом ней лежат старые купола, упавшие во время землетрясения.

Надо отметить необычный интерьер Йот Верк – единственной армянской церкви с установленным перед алтарем иконостасом. По всей видимости, этот не характерный для Армении элемент церковного убранства появился в строящемся храме из-за присутствия в Гюмри большого числа русских войск во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

Сегодняшняя граница с Турцией находится всего в девяти километрах от Гюмри, и история города неразрывно связана с многочисленными происходившими здесь военными действиями. Ширакская долина впервые была занята русскими войсками в 1801 году и вскоре стала составной частью Российской империи. В 1837 году в Кумайри (древнее название Гюмри) была заложена русская крепость. Тогда же эти места посетил император Николай I, и в честь его супруги Александры Федоровны город был переименован в Александрополь. Сегодня построенную при Николае I крепость занимает 102-я российская военная база, которая осуществляет противовоздушную оборону границ Армении.

По дороге от центра города к военной базе находится так называемый Холм Чести – воинское кладбище с часовней во имя Архистратига Михаила, главы святого воинства ангелов и архангелов. На кладбище, созданном в 1856 году, покоится порядка 200 офицеров русской армии, погибших и умерших от ран в ходе русско-турецких войн 1853–1856 и 1877–1878 годов. Многие из них пали при штурме турецкой крепости Карс. В советское беспамятное время кладбище срыли, надгробия уничтожили, а на освободившемся месте построили детский профилакторий. Лишь в 2010 году мемориальный комплекс был восстановлен и торжественно открыт в присутствии президентов России и Армении Дмитрия Медведева и Сержа Саргсяна.

Я оказался здесь в прекрасную осеннюю погоду. С вершины холма открывается широкая панорама на облитый солнцем город и синеющие на горизонте горы. Отсюда отчетливо видны и разорванные вершины Арагаца, где я был совсем недавно.

Под конец рабочего дня обнаружил музей народной архитектуры и быта и успел пробежаться по нему за 40 минут до закрытия. К началу ХХ века Александрополь стал одним из крупнейших торгово-ремесленных и культурных центров Закавказья. В экспозиции музея представлены комнаты горожан старого Александрополя, выставлено множество рабочих инструментов самых разных ремесленников – каменщика, медянщика, шляпника, ювелира...

Наконец уже в сумерках я заехал в кафе «Ацатуй» и первый раз за день плотно поел. Попробовал оригинальный суп под названием «чанах», сваренный из говяжьего хвоста с фасолью и крупным горохом в горшочке, покрытом хлебной лепешкой. На второе выбрал блюдо «Гюмри». Мне принесли железную сковородку на деревянной подставке с говяжьим языком, тушеным вместе с грибами и помидорами под сыром чеддер. Двух блюд мне оказалось многовато. Не осилив их целиком, я, отяжелевший и осоловевший, отправился в свой итальянский домик спать.